Мануил, Савел и Исмаил
| Мануил, Савел и Исмаил | |
 Фрагмент минейной иконы начала XVII века | |
|
| |
| Смерть | |
|---|---|
| Почитается |
в Православной церкви |
| В лике |
мучеников |
| День памяти |
17 (30) июня |
Ману́ил, Саве́л и Исма́ил (др.-греч. Μανουήλ, Σαβὲλ καὶ Ἰσμαήλ. ум. 17 июня 362) — христианские мученики, память в Православной церкви совершается 17 июня (по юлианскому календарю).
Жизнеописание
Согласно житию, Мануил, Савел и Исмаил были родными братьями и происходили из семьи знатного перса-язычника. Их мать была христианкой и воспитала сыновей в свей вере и они были крещены пресвитером Евноиком. В зрелом возрасте они были зачислены в войско гиренского царя Адамундара.
Братья были направлены к императору Юлиану для мирных переговоров по пограничным делам. Они были приняты с почётом, но во время языческого праздника в Халкидоне отказались принять в нём участие, что вызвало гнев Юлиана. После отказа братьев отречься от христианской веры они были подвергнуты мучениям:
|
После мучений Мануила, Савела и Исмаила обезглавили.
Почитание и иконография
Почитание братьев-мучеников началось вскоре после их смерти. В 395 году император Феодосий Великий перенёс их мощи в Константинополь и построил в нём церковь их имени. Константинопольский патриарх Герман, ещё будучи простым монахом, написал канон мученикам.
Согласно Ерминии Дионисия Фурноаграфиота (1730—1733 годы) братьев следует изображать следующим образом: «Святые Мануил, с черною бородою, Савел и Измаил, с бородами едва показавшимися».
Иконописец и академик В. Д. Фартусов в своём труде «Руководство к писанию икон святых угодников Божиих. Пособие для иконописцев» об иконографии мучеников пишет следующее: «Св. муч. Мануил — средних лет с круглою бородою. Св. муч. Савел — моложе, с малою бородою. Св. муч. Измаил — с пробивающейся бородкою; у всех троих одежды персидских воинов, без лат. В руках можно писать им хартию с их изречениями: „Не остави, Господи, людем сим пребывать в толикой глубине зол, и разумному созданию Твоему не попусти в безумии погибати“ или „Разумен же есть работаяй Богу живу…“ или „О, Владыко! Еже, и Сам от неверных иудей к древу пригвожден бывый…“ или „О милосердный Владыко, даждь нам просвещение ума и прав разум…“»[1].
Напишите отзыв о статье "Мануил, Савел и Исмаил"
Литература
- Муравьёв А. В. «Three Martyrs of Chalcedon and the Persian Campaign of Emperor Julian». Historica, theologica et philosophica, critica et philologica: Studia patristica, Volume 29, 1997.
- Akolouthia on Sts. Manuel, Savel and Ishmael // Apostolos Spanos. [books.google.ru/books?id=iUwCE-R8aJsC&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false CODEX LESBIACUS LEIMONOS 11: ANNOTATED CRITICAL EDITION OF AN UNPUBLISHED BYZAN. Byzantinisches Archiv (Том 23)]. 2010. p. 49-52
- Савел // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Примечания
- ↑ [commons.wikimedia.org/w/index.php?title=File:Fartusov_1910_All_in_one.pdf&page=334 Руководство к писанию икон святых угодников Божиих в порядке дней года. Опыт пособия для иконописцев. Репринтное издание 1910 года. стр. 320]
Ссылки
- [days.pravoslavie.ru/Life/life1331.htm Мученики Мануил, Савел и Исмаил] // Православие.Ru
- Димитрий Ростовский. Страдание святых мучеников Мануила, Савела и Исмаила
Отрывок, характеризующий Мануил, Савел и Исмаил
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.
После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
