Мануйлово (Ленинградская область)

Деревня Мануйлово Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ленинградская областьЛенинградская область Муниципальный район Кингисеппский Сельское поселение Пустомержское Координаты 59°22′20″ с. ш. 28°51′09″ в. д.59.372126° с. ш. 28.852499° в. д. / 59.372126; 28.852499    Первое упоминание 1770 год Прежние названия Мануилово Население ▼ 107 человек (2010) Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 81375 Почтовый индекс 188479 Автомобильный код 47 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=41221848001 41 221 848 001]

Ману́йлово — деревня в Пустомержском сельском поселении Кингисеппского района Ленинградской области.

История

Деревня Мануйлово упоминается на карте Санкт-Петербургской губернии Я. Ф. Шмита 1770 года.

Обозначена на карте Санкт-Петербургской губернии Ф. Ф. Шуберта 1834 года, как деревня Мануйлово, состоящая из 36 крестьянских дворов. Южнее деревни обозначена водяная мельница на реке Чёрной и имение А. А. Жеребцова.

МАНУЙЛОВО — сельцо, принадлежит гвардии штаб-ротмистру Норду, число жителей по ревизии: 146 м. п., 159 ж. п.; В оном:
а) Санкт-Петербургского воспитательного дома сельский лазарет.
б) Мукомольная мельница. (1838 год)

В пояснительном тексте к этнографической карте Санкт-Петербургской губернии П. И. Кёппена 1849 года она записана, как деревня Manelia (Мануилова) и указано количество её жителей на 1848 год: ингерманландцев-савакотов — 12 м. п., 10 ж. п., всего 22 человека; русских — 280 человек.

На карте профессора С. С. Куторги 1852 года, также обозначена деревня Мануйлово из 36 дворов.

МАНУИЛОВО — деревня коллежского секретаря Павловича, 10 вёрст почтовой, а остальное по просёлочной дороге, число дворов — 43, число душ — 120 м. п. (1856 год)

---

МАНУЙЛОВО — деревня, число жителей по X-ой ревизии 1857 года: 117 м. п., 141 ж. п., всего 258 чел.

• Manuilovo1860.jpg

  План деревни Мануйлово. 1860 г.

Согласно «Топографической карте частей Санкт-Петербургской и Выборгской губерний» в 1860 году деревня Мануйлово насчитывала 43 двора и часовню. На южной окраине деревни находились: больница, мыза помещика Павловича и водяная мельница.

МАНУЙЛОВО — мыза владельческая при речке безымянной, по левую сторону Рожественского тракта, число дворов — 4, число жителей: 6 м. п., 6 ж. п.
МАНУЙЛОВО — деревня владельческая при колодце, по левую сторону Рожественского тракта, число дворов — 46, число жителей: 169 м. п., 161 ж. п.; Часовня православная. (1862 год)

---

МАНУЙЛОВО — деревня, по земской переписи 1882 года: семей — 49, в них 125 м. п., 152 ж. п., всего 277 чел.

---

МАНУЙЛОВО — деревня, число хозяйств по земской переписи 1899 года — 44, число жителей: 111 м. п., 115 ж. п., всего 226 чел.;
разряд крестьян: бывшие владельческие; народность: русская — 199 чел., финская — 17 чел., смешанная — 10 чел.

В 1900 году, согласно «Памятной книжке Санкт-Петербургской губернии» мыза Мануйлово площадью 5355 десятин принадлежала дворянину Семёну Михайловичу Павловичу, при этом часть мызы площадью 254 десятины принадлежала статскому советнику, князю Владимиру Владимировичу Оболенскому.

В XIX — начале XX века, деревня административно относилась к Ястребинской волости 1-го стана Ямбургского уезда Санкт-Петербургской губернии.

С 1917 по 1924 год, деревня Мануйлово входила в состав Мануйловского сельсовета Ястребинской волости Кингисеппского уезда.

С 1924 года, в составе Пустомержского сельсовета.

С февраля 1927 года, в составе Кингисеппской волости. С августа 1927 года, в составе Кингисеппского района.

В 1928 году население деревни Мануйлово составляло 321 человек.

Согласно топографической карте 1930 года деревня насчитывала 72 двора. В центре деревни находилась часовня, на южной окраине — больница.

По данным 1933 года деревня Мануйлово входила в состав Пустомержского сельсовета Кингисеппского района.

Деревня была освобождена от немецко-фашистских оккупантов 30 января 1944 года.

В 1958 году население деревни Мануйлово составляло 235 человек.

По данным 1966 и 1990 годов деревня Мануйлово, также находилась в составе Пустомержского сельсовета.

В 1997 году в деревне Мануйлово проживали 112 человек, в 2002 году — 187 человек (русские — 91 %), в 2007 году — 126.

География

Деревня расположена в юго-восточной части района на автодороге Р42.

Расстояние до административного центра поселения — 2 км.

Расстояние до ближайшей железнодорожной станции Веймарн — 2,5 км.

Демография

<timeline> ImageSize = width:450 height:300 PlotArea = left:30 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:342 ScaleMajor = unit:year increment:100 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1838 color:gray1 width:1
  from:0 till:305 width:15  text:305 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1848 color:gray1 width:1
  from:0 till:302 width:15  text:302 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1857 color:gray1 width:1
  from:0 till:258 width:15 text:258 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1862 color:gray1 width:1
  from:0 till:342 width:15 text:342 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1882 color:gray1 width:1
  from:0 till:277 width:15 text:277 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1899 color:gray1 width:1
  from:0 till:226 width:15 text:226 textcolor:red fontsize:8px
bar:1928 color:gray1 width:1
 from:0 till:321 width:15 text:321 textcolor:red fontsize:8px
bar:1958 color:gray1 width:1
 from:0 till:235 width:15 text:235 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1997 color:gray1 width:1
  from:0 till:112 width:15  text:112 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2002 color:gray1 width:1
 from:0 till:187 width:15 text:187 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2007 color:gray1 width:1
  from:0 till:126 width:15  text:126 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1
  from:0 till:107 width:15  text:107 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Отрывок, характеризующий Мануйлово (Ленинградская область)

– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.