Манус O'Доннел

Манус О’Доннел ирл. Manus Ó Domhnaill англ.  Manus O'Donnell
король Тирконнелла
1537 — 1555
Предшественник:	Хью Дафф O'Доннел
Преемник:	Калвах O'Доннел
Рождение:	Ольстер, Ирландия
Смерть:	1564(1564) Ольстер, Ирландия
Род:	О’Доннел
Отец:	Хью Дафф O'Доннел
Супруга:	Джоан О’Рейли Джудит О’Нил
Дети:	от первого брака: сын Калвах, а также две дочери от второго брака: сын Хью

Манус О’Домнайлл (Манус О’Доннелл) (ум. 1564) — ирландский племенной вождь, король ирландского королевства Тирконнелл и глава клана О’Доннелл (1537—1555), сын и преемник Аэда Дуба (Хью Даффа) О’Доннелла, короля Тирконнелла (1505—1537).

Биография

Хью Дафф, король Тирконнелла (1505—1537), находился в длительной вражде с другим могущественным кланом О’Нилл, в 1491 году между ними началась война, длившаяся более десяти лет. Хью Дафф оставил своего малолетнего сына Мануса правителем в Тирконнелле, а сам отправился в 1511 году в паломничество в Рим. После двухлетнего отсутствия больной Хью Дафф вернулся в Ирландию, но его сын Манус, который показал себя способным лидером во время защиты своих владений от клана О’Нилл, сохранил власть в королевстве. Когда Хью Дафф обратился за помощью против своего сына к клану Магуайр, Манус заключил союз с О’Ниллами, с помощью которых он смог удержать фактическую власть в Тирконнелле. В 1522 году кланы О’Доннел и О’Нилл вновь находились в состоянии войны.

Конн Баках О’Нилл, 1-й граф Тирон (ок. 1480—1559), стремился подчинить клан О’Доннел своей власти. Конн О’Нилл, пользовавшийся поддержкой Манстера и Коннахта, при помощи английских отрядов и клана Макдоннелов из Антрима взял крепость Баллишаннон и после опустошения большей части Тирконнелла расположился лагерем у Knockavoe, недалеко от Страбана. В сражении Конн Баках О’Нилл потерпел поражение и потерял убитыми 900 человек. В 1531 году клан О’Доннелл принес присягу на верность королю Англии Генриху VIII Тюдору.

В 1537 году лорд Томас Фицджеральд и пять его дядей были казнены за антикоролевское восстание в Лейнстере. Английская колониальная администрация стремилась захватить Джеральда Фицджеральда, наследника графства Килдэр, который находился под опекой своей тетки, леди Элеоноры Маккарти. Чтобы получить для своего воспитанника сильную поддержку, Элеонора Маккарти приняла предложение о браке от Мануса О’Доннелла, который после смерти своего отца Хью Дуба в июле 1537 года возглавил клан О’Доннелл. Король Тир Эогайна Конн Баках О’Нил также был родственником Джеральда Фицджеральда. На короткое время была создана Лига Джеральда, в которую вошли О’Ниллы, О’Доннеллы, О’Браены из Томонда и другие крупные кланы, целью которых было восстановление Джеральда в качестве графа Килдэра.

В августе 1539 года Манус О’Доннел и Конн О’Нилл потерпели тяжелое поражение от английского наместника Леонарда Грея в битве на озере Беллахоэ в графстве Монаган. На западе Манус стремился подчинить своей верховной власти северную часть провинции Коннахт, где в 1539 году род О’Коннор в графстве Слайго признал над собой власть О’Доннел. В 1542 году Манус О’Доннел, как и многие другие ирландские вожди, отправился в Англию, где принес оммаж английскому королю Генриху VIII Тюдору, который пожаловал ему титул графа Тирконнелла. Взамен Манус О’Доннел был вынужден отказаться от своего древнего ирландского королевского титула и принять англиканство.

В последние годы Мануса О’Доннела происходили ссоры между его сыновьями Калвахом и Хью Макманусами. В 1555 году его старший сын Калвах отстранил Мануса от власти и заключил своего отца в тюрьму. В 1564 году Манус О’Доннел скончался.

Браки и дети

Манус О’Доннел был женат несколько раз. Его первой женой была Джоан О’Рейли, мать Калваха (ум. 1566) и двух дочерей, одна из которых, Маргарет, стала женой ирландского повстанца Шейна О’Нила, главы Тир Эогайна в 1559—1567 годах.

Второй женой Мануса стала Джудит О’Нил, сестра Конна Бакаха О’Нила и тетка Шейна О’Нила. Она была матерью Хью (ум. 1600).

Источники

• Four Masters, Annals of Ireland by the: Translated and Edited by John O’Donovan. Dublin, 1856.

Отрывок, характеризующий Манус O'Доннел

Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.