Манфред, Альберт Захарович

Альберт Захарович Манфред
Дата рождения:	15 (28) августа 1906(1906-08-28)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	16 декабря 1976(1976-12-16) (70 лет)
Место смерти:	Москва
Научная сфера:	история
Учёная степень:	доктор исторических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Институт истории РАНИОН
Научный руководитель:	В. П. Волгин, Н. М. Лукин
Известен как:	специалист по истории Франции, Великой французской революции

Альбе́рт Заха́рович Ма́нфред (15 (28) августа 1906 года, Санкт-Петербург — 16 декабря 1976 года) — советский историк, специалист по истории Франции, Великой французской революции. Доктор исторических наук (1950), профессор.

Биография

Отец, Захар Львович Манфред, работал адвокатом, во время гражданской войны был учителем в Саратовской губернии, затем вернулся к юридической практике в Псковской области. Мать, Роза Самуиловна Розенберг, — переводчица, сестра художника Леона Бакста, умерла в 1918 году. В семье было четверо детей (три дочери и сын).

С детских лет французский язык для Манфреда был почти родным. Учился в гимназии Нечаева и Тенишевском училище в Петербурге, увлекался поэмами Гомера, активно занимался самообразованием, много читал по истории и географии.

В годы гражданской войны жил в Саратовской губернии с отцом. После переезда последнего в Псковскую губернию остался в Саратове вместе с тремя своими сёстрами. С 16 лет был рабочим в кооперативе, распространителем печати в городе Балашове. Семья чрезвычайно бедствовала, так что ему приходилось браться за любую работу, среди прочего — расклеивать афиши и газеты. Одновременно он учился в вечерней школе, занимался литературной деятельностью — писал стихи (в том числе поэму «Северный мятеж») и прозу (в частности, повесть «Распавшаяся глыба»). Некоторые его стихи были опубликованы в печати.

В 1926 году переехал в Ленинград, жил у знакомых отца и готовился к поступлению в аспирантуру РАНИОН (Российской ассоциации научно-исследовательских институтов по общественным наукам). Тогда для этого не было обязательным формальное высшее образование; достаточными были сдача экзаменов и написание вступительной работы, для которой он избрал тему «Бланки в революции 1848 года». Работа получила высокую оценку профессора В. П. Волгина, в семинаре у которого Манфред затем учился. В 1930 году он окончил аспирантуру Института истории РАНИОН. Ученик известных историков-марксистов академиков В. П. Волгина и Н. М. Лукина.

В 1930—1932 годах преподавал в Ярославском педагогическом институте, в 1932—1937 годах — в Ивановском педагогическом институте, затем был направлен в Якутск. С 1933 года — профессор.

С 1938 года преподавал в Якутском педагогическом институте, однако через несколько месяцев работы был арестован без предъявления обвинения и возвращён в Иваново, позднее переведён во Владимирскую тюрьму. В 1940 году был освобождён за отсутствием состава преступления.

В 1940—1949 годах преподавал в Московском областном педагогическом институте, на историческом факультете МГУ, в 1945—1961 годах — в Московском государственном педагогическом институте иностранных языков и в МГИМО.

С 1945 года старший научный сотрудник Института истории АН СССР, был председателем Учёного совета по всеобщей истории. В 1966—1968 годах заведующий сектором новой истории западноевропейских стран Института истории АН СССР, с 1968 года заведующий сектором истории Франции Института всеобщей истории АН СССР.

С 1959 года — член редколлегии, с 1962 года — главный редактор «Французского ежегодника». С 1965 года — член редколлегии сборника «Советско-французские отношения. Документы и материалы».

С 1966 года — вице-президент, с 1972 года — президент Общества «СССР — Франция». Почётный доктор Клермон-Ферранского университета (Франция, 1967). Член бюро Национального комитета советских историков (с 1968). С 1969 года — член Национального комитета по изучению эпохи Наполеона (в Италии). С 1970 года — вице-президент международной комиссии по истории Великой французской революции.

Среди аспирантов А. З. Манфреда — А. С. Намазова, заведующая отделом новой истории Института всеобщей истории РАН.

Жена — Дора Семёновна Каганович. Падчерица — филолог Тамара Львовна Вульфович.

Во время обучения в аспирантуре занимался историей социалистических идей: вопросом о влиянии Н. Г. Чернышевского на формирование мировоззрения французского социалиста Ж. Геда, историей швейцарского циммервальдского движения. В дальнейшем (1940—1960-е годы) продолжил заниматься темой социалистического движения, изучал деятельность Жана Жореса (немало сделал для преодоления негативного отношения к его фигуре в советской историографии) и историю Парижской коммуны.

Похоронен в Москве на Троекуровском кладбище.

Вклад в науку

Специалист по истории Франции, Великой французской революции, внешней политике Франции.

Специалист по истории российско-французских отношений

Автор книг о внешней политике Франции и её отношениях с Россией. Считал, что глубинные национальные интересы России и Франции всегда требовали их сотрудничества во внешней политике, экономике, торговле, культуре, что географическое положение этих государств (на противоположных полюсах Европы) делало их естественными союзниками в борьбе против германского милитаризма. Полагал, что двусторонние отношения имеют историческую преемственность, несмотря на изменение общественно-политического строя в России в результате Октябрьской революции.

Историк Французской революции

Реальным содержанием революции, писал Манфред, был переход от феодализма к капитализму. Она сделала гигантский шаг вперёд в раскрепощении человека, защите его прав и свобод, Манфред возводил к ней истоки современной демократии, был солидарен с точкой зрения М. Робеспьера о том, что революционное насилие — «справедливое и необходимое средство борьбы народа». Манфред считал Французскую революцию истинно народной, он обобщил огромный фактический материал о её воздействии на различные государства Европы (в том числе Россию), Центральную и Южную Америку. Относясь с уважением к якобинским лидерам революции, осуждал политику террора на том этапе, когда она превратилась в «инструмент расправы с неугодными лицами, грабежа, личного обогащения и бесчестных злоупотреблений». В то же время считал, что сам террор в принципе был лишь «необходимостью, средством самозащиты республики против контрреволюционного террора внутренних и внешних врагов революции».

Горячо сочувствовал М. Робеспьеру («человеку действия, человеку железной воли и неукротимой энергии») и Ж. П. Марату («великому патриоту»). Автор единственной в советской историографии биографической работы о Мирабо — деятеле умеренного крыла революционеров (в книге «Три портрета эпохи Великой французской революции»).

Биограф Наполеона

В 1971 году опубликовал фундаментальную биографию Наполеона Бонапарта (второй такой опыт в советской историографии — после книги Е. В. Тарле). Использовал как опубликованные первоисточники, мемуаристику и прессу, так и ранее неизвестные историкам или неопубликованные документы из архивов Франции и России. Значительное внимание уделил молодости Наполеона, формированию его взглядов, тому этапу его биографии, когда будущий император был якобинцем, сторонником Робеспьера. Считал Наполеона сыном своего времени, взлёт и падение которого были вполне закономерны, так как «наполеоновские войны, полностью утратив свойственные им ранее, несмотря на их завоевательный характер, элементы прогрессивного, превратились в чисто захватнические, империалистические войны, нёсшие народам Европы порабощение и гнёт».

Книга о Наполеоне неоднократно переиздавалась (в советское время являлась своего рода бестселлером) и отличается как историческими, так и литературными достоинствами.

Труды

Докторская диссертация «Внешняя политика Франции от Франкфуртского мира до союза с Россией (1871—1891)» (1950, оппоненты Е. В. Тарле, С. Д. Сказкин, Б. Е. Штейн). В 1952 году она вышла книгой «Внешняя политика Франции. 1871—1891 гг.». «Великая французская революция XVIII века» (1956) явилась полноценным переизданием опубликованного им в 1950 году очерка «Французская буржуазная революция конца XVIII века (1789—1794 гг.)» и явилась первой опубликованной работой Манфреда по истории этой революции; она носила научно-популярный характер и была переведена на несколько языков. В серии ЖЗЛ вышла его книга о Ж.-П. Марате (1962). «Традиции дружбы и сотрудничества» (1967) содержит работы Манфреда по проблемам российско-французских связей. Автор книги о Наполеоне (1971). «Образование русско-французского союза» посвящена внешней политике Франции последней трети 19 в. Книга «Три портрета эпохи Великой французской революции» (1977), опубликованная посмертно, посвящена видным фигурам указанной эпохи — молодому Руссо, Мирабо и Робеспьеру. Манфред планировал создать большую книгу о Руссо, однако не успел.

• Внешняя политика Франции. 1871—1891 гг. М., 1952.
• Великая французская революция XVIII века. М., 1956.
• Очерки истории Франции XVIII—XX вв. М., 1961.
• Марат. М., 1962.
• Традиции дружбы и сотрудничества: из истории русско-французских и советско-французских связей. М., 1967.
• Наполеон Бонапарт. М., 1971.
• Образование русско-французского союза. М., 1975.
• Три портрета эпохи Великой французской революции. М., 1977 (2-е изд. 1978).
• Великая французская революция. М., 1983.

Автор ряда глав и редактор учебников для вузов и коллективных научных трудов «Новая история» (1958), «Всемирная история» (1959), «История Парижской коммуны 1871 г.» (1971), «История Франции» (1973). Подготовил к печати избранные произведения Ж. П. Марата (совместно с В. П. Волгиным) и М. Робеспьера.

Литература

• Альберт Захарович Манфред [некролог] // Новая и новейшая история. 1977. № 2.
• Борисов Ю. В. Альберт Захарович Манфред // Портреты историков. Время и судьбы. Т. 2. Всеобщая история. М. — Иерусалим, 2000.
• Далин В. М. Историки Франции XIX—XX вв. М., 1981.
• Оболенская С. В. [annuaire-fr.narod.ru/statji/Obolenskaja-2006.html Ещё раз об Альберте Захаровиче Манфреде] // Французский ежегодник. М., 2006.

Ссылки

• [all.kharkov.ua/description?id=14156&tp=0 Биография]
• [annuaire-fr.narod.ru/statji/Kuznetsova-2006.html Воспоминания вдовы А. З. Манфреда Надежды Васильевны Кузнецовой]
• [annuaire-fr.narod.ru/fe2006-oglav.html Французский ежегодник 2006. К 100-летию А. З. Манфреда]. — М.: Едиториал УРСС, 2006.

Отрывок, характеризующий Манфред, Альберт Захарович

Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.