Манфред (король Сицилии)

Манфред нем. Manfred<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Коронация Манфреда, из Новой хроники Джованни Виллани</td></tr>
король Сицилии
10 августа 1258 — 26 февраля 1266
Предшественник:	Конрадин
Преемник:	Карл I Анжуйский
Рождение:	1232(1232)
Смерть:	26 февраля 1266(1266-02-26) Беневенто, Италия
Род:	Гогенштауфены
Отец:	Фридрих II Гогентауфен
Мать:	Бианка Ланчия
Супруга:	1-я жена: Беатриса Савойская 2-я жена: Елена Ангелина Дукаина
Дети:	от 1-го брака: Констанция от 2-го брака: Генрих, Беатриса, Фридрих, Флорделия

Ма́нфред (нем. Manfred; 1232, Веноза — 26 февраля 1266, Беневенто) — король Сицилии с 1258 года, бастард императора Фридриха II от графини Бианки Ланчия.

Биография

Его отцом был король Германии, Сицилии и Иерусалима и глава Священной Римской империи Фридрих II из династии Гогенштауфенов, а его матерью была графиня Бианка Ланчия - потомок копьеносца Фридриха Барбароссы (деда Фридриха II). Одна из его сестер вышла замуж за Иоанна Дуку Ватаца - императора Никеи и представителя династии Ласкаридов.

Фридрих признал Манфреда своим законным сыном только в предсмертные минуты и оставил ему Тарентское епископство и управление государством до прибытия его сводного брата, Конрада IV. Сначала братья были очень дружны, но потом Конрад стал опасаться того влияния, какое имел Манфред в Италии. Он взял под свой контроль Тарент, отобрал у Манфреда высшую судебную власть и установил повсюду тяжелые налоги в пользу своей казны. Однако Манфред продолжал и после этого хранить верность Конраду. После смерти Конрада IV от малярии в 1254 году Манфред был избран регентом Сицилийского королевства.

Так как папа римский Иннокентий IV отказывался признать за Гогенштауфеном право на наследство, Манфред бежал к сарацинам в Люцеру. 2 декабря 1254 года в битве при Фоджи он разбил папские войска, возглавляемые легатом Гильермо Фиески, что позволило ему покорить Капую, Неаполь, Аверзу и Бриндизи, а затем переправиться в Сицилию. На основании ложного слуха о смерти Конрадина он возложил на себя королевскую корону в 1258 году, но как только явились посланные от Конрадина, он признал его права на наследство.

Живя в Палермо, Манфред покровительствовал поэтам и учёным. Он был даровитым политиком, но не таким суровым, как его отец. Он менее угнетал своих подданных, так что скоро в королевстве оживились земледелие и торговля, благосостояние возвратилось в страну. Палермский двор вскоре опять стал блистать среди европейских дворов. Придворные обычаи отличались изяществом, развлечения - непринужденностью, праздники следовали один за другим.

В 1259 году Манфред поддержал деспота Эпира Михаила II Комнина Дуку и князя Мореи Гильома II де Виллардуэна в конфликте с Никейской империей. Не смущаясь проклятием со стороны папской курии, он помогал изгнанным флорентийским гибеллинам, которые, при его содействии, одержали победу при Монтаперти (4 сентября 1260); таким образом он приобрел власть над Флоренцией и почти всей Тосканой.

В 1260 году Манфред Сицилийский направил послов в Барселону, чтобы договориться о брачном контракте между его старшей дочерью Констанцией фон Гогенштауфен и наследником престола Педро Арагонским. Он обещал за дочерью огромное приданое. Хайме I Завоеватель, король Арагона и граф Барселоны дал согласие на брак сына и наследника с принцессой.

Это был большой дипломатический успех короля Манфреда Сицилийского. Союз между королевствами Арагона и Сицилии обеспечивал обоим государствам защиту от королевства Франция, во главе которого в тот период времени стоял Людовик IX Святой. Папа Урбан IV считал этот союз политической угрозой для Папской области, и потому не благословил брак между наследниками Арагона и Сицилии.

Тем не менее, 15 июля 1262 года в Монпелье дочь Манфреда Констанция вышла замуж за Педро III Арагонского, сына Хайме I Завоевателя, короля Арагона, Валенсии и Майорки, графа Барселоны, Жероны, Осоны, Бесалу, Сердании и Руссильона, господина Монпелье и Карладе и Виоланты Венгерской, дочери короля Андраша II Венгерского и Иоланды де Куртене, принцессы Константинопольской. Этот династический брак оказался счастливым. Молодой супруг подарил жене в качестве свадебного подарка город Жерону и родовой замок Коллиур в Пиренейских горах.

Сам Манфред в 1262 году женился во второй раз в своей жизни на Елене Ангелине Дукаине,что укрепило союз между Сицилийским королевством и Эпирским деспотатом.

Усиление власти Манфреда возбудило неудовольствие приверженцев Конрадина в Германии и одновременно заставило папу Урбана IV заключить договор с младшим братом Людовика IX Карлом Анжуйским, который в 1266 году вторгся в южную Италию и нашел поддержку в лице баронов Апулии.

В конце февраля две вражеские армии встретились близ Беневента. Пехоту Манфреда составляли сарацины и немецкие наемники. 26 февраля он перевел свое войско через реку Калоре и тремя отрядами стремительно напал на французов. Сарацины опрокинули вражескую пехоту, но сами были разбиты конницей анжуйцев. В свою очередь, немецкая конница разгромила французскую кавалерию. Затем сошлись главные силы. Карл вступил в бой во главе провансальской конницы и 400 флорентийских рыцарей. Французские рыцари выбивали немцев из седла, а сидевшие за их спиной пехотинцы соскакивали на землю и добивали поверженных. Видя поражение наемников, апулийские рыцари разбежались или сдались Карлу.

Когда Манфред понял, что поражение в битве неизбежно, он бросился в густые ряды неприятеля и вскоре пал вместе со своим другом Анибальди. Поскольку он умер отлученным, Манфреда нельзя было похоронить в церкви или на кладбище. Карл Анжуйский велел предать его тело земле у моста через речку Калоре. Каждый француз в знак уважения к доблести короля принес на могилу Манфреда камень. Груду, образовавшуюся из этих камней, стали называть Скалою Роз. (Позже папа велел перезахоронить Манфреда. Его прах был перенесен в пустынную долину у слияния рек Верде и Тронто).

Его вдова и дети были захвачены и выданы Карлу Анжуйскому; его три сына всю жизнь свою провели в тюрьме; дочь его Беатриса после 18-летнего заключения была выпущена из тюрьмы в обмен на Карла II Хромого, сына Карла I.

Впоследствии зять Манфреда Гогенштауфена король Арагона Педро Великий отнял Сицилию у Карла Анжуйского, что усилило мощь самого Королевства Арагон.

Предки

Манфред (король Сицилии) — предки

Фридрих II Одноглазый Швабский               Фридрих I Барбаросса                       Юдита Баварская               Генрих VI                             Рено III Бургундский               Беатриса Бургундская                       Агата Лотарингская               Фридрих II                                   Рожер I Сицилийский               Рожер II Сицилийский                       Аделаида Савонская               Констанция Сицилийская                             Итье Ретельский               Беатриса Ретельская                       Беатриса Намюрская               Манфред                                         Манфредо Ланчия                       NN Ланчия                             Бианка Ланчия                                 </center>

См. также

• Манфредония

Литература

• Манфред // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Cesare, «Storia di Manfredi» (Неап., 1837);
• Munch, «König M.» (Штуттг., 1840);
• Riccio, «Alcuni studii storici intorno a Manfredi e Corradino» (Hean., 1850);
• Schirrmacher, «Die letzten Hohenstaufen» (т. IV, 5 изд., Лпц., 1878);
• Capasso, «Historia diplomatica regni Siciliae» (Неап., 1874).

Ссылки

• [www.vostlit.info/Texts/rus8/Bilderchronik_Heinrich/pred1.phtml?id=322 Иллюстрированная хроника Генриха VII. Предисловие. Империя около 1300 г.]
• Елена Сизова. [www.monsalvat.globalfolio.net/rus/dominator/frederick-II-roman-emperor/sizova_frederick_poetry/index020.php Фридрих II Гогенштауфен и его династия в зеркале литературы]. Историко-искусствоведческий портал "Монсальват". [www.webcitation.org/616kTgzjT Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].

Отрывок, характеризующий Манфред (король Сицилии)

Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.