Манхэттенская декларация

«Манхэ́ттенская деклара́ция: призыв к христианской совести» (англ. The Manhattan Declaration: A Call of Christian Conscience) — декларация, выпущенная 20 ноября 2009 года группой американских христиан разных деноминаций и получившая широкую поддержку и общественный резонанс. Основная цель декларации заключается в защите «основополагающих истин общественного блага и справедливости», которые «всё больше подвергаются нападкам со стороны влиятельных сил в нашем обществе», как то: неприкосновенность человеческой жизни, достоинство брака как супружеского союза мужа и жены, свобода совести и свобода вероисповедания.

Декларация была размещена в интернете на веб-сайте manhattandeclaration.org/. На 4 октября 2012 года декларацию подписали более 532 тысяч человек.

История

Первый вариант декларации был представлен на собрании представителей различных христианских конфессий — православные, католики, англикане и евангелисты — в нью-йоркском районе Манхэттен 28 сентября 2009 года. Предварительный текст составили три человека — профессор Роберт Джордж из Принстонского университета, профессор Тимоти Джордж из Сэмфордского университета и Чак Колсон, глава Центра христианского мировоззрения в Виргинии, — однако затем он дорабатывался при участии других участников собрания.

Изначально декларацию подписали более ста человек, главным образом священнослужителей и руководителей различных христианских организаций. Среди них были епископы и кардиналы, например, предстоятель Православной Церкви в Америке митрополит Иона и кардинал Джастин Фрэнсис Ригали.

20 ноября 2009 года текст был обнародован на пресс-конференции в Национальном Клубе Прессы (National Press Club) в Вашингтоне, а затем размещён в интернете на специальном сайте, где декларацию могли подписать все, кто согласен с её положениями. (На сайте имеется английская и немецкая версии декларации.)

В первую неделю после опубликования декларацию подписало более 150 тыс. чел.

Всем подписавшим декларацию её авторы предлагают в качестве следующих шагов способствовать её распространению (в том числе посредством социальных сетей) и широкому общественному обсуждению.

Основные положения

Декларация состоит из преамбулы и основной части, содержащей три раздела: «Жизнь», «Брак» и «Религиозная свобода». Каждый из трёх разделов предваряется цитатами из Библии, на которых основывается христианское понимание соответствующей области.

Авторы выражают обеспокоенность тем, что в США, а также во всём мире в целом:

• «жизни нерожденных, инвалидов и пожилых находятся под угрозой»;
• «институт брака, уже поколебленный распущенностью, неверностью и разводами, рискует быть пересмотренным и приспособленным под популярные идеологии»;
• «свобода религии и свобода совести находятся в серьёзной опасности со стороны тех, кто может использовать инструменты принуждения, чтобы заставить верующих пойти на компромисс со своими самыми твёрдыми убеждениями».

В противовес этим тенденциям, в декларации провозглашается:

• «глубокое, прирождённое, и равное достоинство каждого человека как творения, созданного по образу Божию, обладающего неотъемлемыми правами на равное достоинство и жизнь»;
• «брак как супружеский союз мужчины и женщины, назначенный Богом от сотворения, и исторически понимаемый верующими и неверующими как основной общественный институт»;
• «религиозная свобода, которая имеет своё основание в Личности Бога, примере Христа, и прирожденной свободе и достоинстве людей, созданных по божественному образу».

Преамбула

Христиане на протяжении двух тысячелетий, следуя Слову Божию, способствовали поиску справедливости в обществе, противостоянию тирании, состраданию бедным, угнетаемым и страдающим. И в сложившихся сегодня условиях они также призваны свидетельствовать о Благой вести, защитить неотъемлемое достоинство человека и встать на защиту общего блага.

Жизнь

В правительстве США преобладает проабортная идеология и стремление сделать аборты законными на любой стадии эмбрионального развития. Это одно из проявлений распространившейся в обществе «культуры смерти», которая обесценивает жизнь на всех стадиях и утверждает, что несовершенные, незрелые или неудобные жизни можно забраковать (это относится и к использованию эмбриональных стволовых клеток, и к клонированию с целью получения органов и тканей, и к эвтаназии). Христиане не приемлют подобного отношения и в каком виде, считая его искажением, проистекающим из потери чувства достоинства человека и неприкосновенности человеческой жизни: «Мы следуем последовательной этике любви и жизни для всех людей при любых обстоятельствах».

Брак

В современном обществе происходит разрушение культуры брака, что проявляется в увеличении числа внебрачных детей, широким распространением внебрачного сожительства и высоким процентом разводов. Ещё один признак разрушения этой культуры — попытки пересмотреть понятие брака для признания однополых и полигамных отношений. Христиане призывают уважать тех, кто расположен к гомосексуальному и полигамному поведению, и воздержаться от презрительного осуждения их. Однако это не отменяет неприятия такого поведения и расценивания его как греха. Следует работать в направлении того, чтобы сохранить юридическое определение брака как союза одного мужчины и одной женщины и восстановить культуру брака.

Религиозная свобода

Никто не должен быть принуждён исповедовать любую религию против желания, и при этом верующим нельзя запретить поклоняться Богу согласно тому, как диктует это им их совесть, или свободно и публично выражать религиозные суждения. Однако сейчас нередки случаи, когда религиозные учреждения, фирмы и поставщики услуг различных видов принуждаются к выполнению действий, которые являются безнравственными или приводят к банкротству: врачей вынуждают делать аборты, приюты вынуждают отдавать детей на усыновление в однополые семьи, духовенство преследуют за проповедь библейских принципов против гомосексуализма. Однако всё это угрожает общему благосостоянию и культуре свободы и может привести к деспотизму.

В заключение отмечается, что авторы декларации признают обязанность выполнять законы до тех пор, пока законы не становятся несправедливыми или не требуют делать что-либо несправедливое или безнравственное с точки зрения христианской этики. В этом случае следует оставить за собой право на гражданское неповиновение:

...мы не согласимся ни с одним указом, который обяжет наши организации участвовать в абортах, расщеплении эмбриона, ассистировании при самоубийстве и эвтаназии или чем-то, что угрожает жизни, и не подчинимся закону, требующему благословить безнравственные сексуальные товарищества, рассматривать их как браки или эквивалент, или отступим от провозглашения правды в нашем понимании, об этике и безнравственности, браке и семье.

Реакция общественности

Согласно проведённым в России опросам, священнослужители в целом выразали согласие с положениями «Манхэттенской декларации» и заявили, что не следует исполнять те государственные законы, которые входят в прямое противоречие с требованиями веры, и что в этом случае верующие оставляют за собой право на гражданское неповиновение. Напротив, российские парламентарии однозначно высказались против «правового нигилизма» в любой его форме и единственным допустимым способом влияния на законодательство назвали разработку новых, более совершенных законов.

Отзывы

• Протоиерей Максим Козлов, настоятель храма святой мученицы Татианы при МГУ:

Я с большой радостью воспринял эту новость. Такое впечатление, что американские христиане в своей декларации повторяют то, что было заявлено в Основах социальной концепции РПЦ, где прямо говорится о возможности мирного гражданского неповиновения, если требования государства идут против христианской совести и морали.

• Священник Владимир Вигилянский, руководитель Пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси:

В Основах социальной концепции, принятых нашей Церковью, есть пункт, который предполагает акции неповиновения законам государства, если они противоречат христианским заповедям. Принятая американскими христианами декларация вполне соответствует данному пункту в Социальной концепции нашей Церкви.

• Любовь Слиска, Заместитель Председателя Государственной Думы:

Мне кажется, что это очередная пиар-акция, которая нацелена на привлечение внимания. Таких акций в демократическом обществе достаточно много и они происходят постоянно, поэтому это нормальное явление... Независимо от регалий и от статуса люди должны понимать, что нельзя нарушать закон.

• Андрей Десницкий, учёный-библеист (Институт перевода Библии):

Важно, что в данном случае христиане разных конфессий сумели, не забывая о различиях между ними, назвать общие для всех них ценности и объединиться в защите этих ценностей. Да, конечно, вопросы о примате папы или о соотношения Писания и Предания очень важны, и было бы лицемерием делать вид, что они нас не разделяют. Но когда мы сталкиваемся с какой-то совершенно иной системой ценностей, для которой и Писание, и Предание — пустой звук, мы должны сказать о том главном, что нас объединяет. Мы можем напомнить об этом обществу безудержного потребления, в котором права человека начинают трактоваться как навязанный всем произвол чьего-то частного хотения.

См. также

• Основы социальной концепции Русской Православной Церкви
• Аборт и христианство
• Усыновление и воспитание детей в однополых парах

Ссылки

• [manhattandeclaration.org/index.php Manhattan Declaration: A Call of Christian Conscience (официальный сайт)] (недоступная ссылка с 20-05-2013 (3987 дней) — история, копия)
• [www.pravmir.ru/manxettenskaya-deklaraciya-prizyv-k-xristianskoj-sovesti-tekst-dokumenta/ Манхэттенская декларация — «Призыв к христианской совести». Полный текст документа]
• [www.regions.ru/news/2255010/ Более 150 тысяч американцев подписали «Манхэттенскую декларацию»]

Отрывок, характеризующий Манхэттенская декларация

– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.