Манцу, Джакомо

Джакомо Манцу
Giacomo Manzù (итал. )
Имя при рождении:	Джакомо Мандзони
Дата рождения:	22 декабря 1908(1908-12-22)
Место рождения:	Бергамо, Королевство Италия
Дата смерти:	17 января 1991(1991-01-17) (82 года)
Место смерти:	Рим, Итальянская Республика
Гражданство:	Италия Италия
Жанр:	скульптор, художник, график
Награды:
Премии:
Сайт:	[www.giacomomanzu.it/ comomanzu.it]
Работы на Викискладе

Джа́комо Манцу́ (Мандзу́; итал. Giacomo Manzù; 1908—1991) — один из наиболее знаменитых итальянских скульпторов XX века. Получил признание на Западе, однако благодаря коммунистической идеологии был также высоко ценим советской художественной критикой. Почётный член АХ СССР (1967 г.), Лауреат Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» (1966 г.).

Биография

Сын башмачника.

Обучение живописи и скульптуре проходил под руководством Джана Беттино Чиньяроли в Академии изящных искусств.

Был личным другом Папы Иоанна XXIII и выполнил ряд работ на религиозные темы для собора Святого Петра в Риме, а также проекты в США и Японии. Работал в Париже, Риме, Нью-Йорке, Детройте.

Его скульптура «Кардинал» (1955 год) находится в Международной галерее современного искусства в Венеции, а скульптура «Сусанна» (1961 год) в Национальной галерее современного искусства в Риме. В 1963 году Манцу завершил шесть рельефов для «Врат смерти» собора святого Петра в Риме.

В 1970 году создал монумент Владимиру Ленину на Капри.

Награды

• Кавалер Большого креста ордена «За заслуги перед Итальянской Республикой» (2 июня 1960 года)
• Великий офицер ордена «За заслуги перед Итальянской Республикой» (30 декабря 1952 года)
• Золотая медаль «За вклад в развитие культуры и искусства» (1 июня 1981 года)
• Австрийский почётный знак «За науку и искусство» (Австрия, 1974 год)
• Международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами» (СССР, 1966 год)

Ссылки

• [www.artcontext.info/articles-about-art/983-mancu.html Биография на сайте ARTCONTEXT.INFO]
• Манцу Джакомо — статья из Большой советской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Манцу, Джакомо

– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .