Маньчжурская операция (1945)

Маньчжурская операция (1945) Основной конфликт: Вторая мировая война Советские морпехи в Порт-Артуре Дата 9 августа — 2 сентября 1945 года Место Маньчжурия Итог Разгром Квантунской армии Японии, захват советскими войсками Манчжурии Противники СССР МНР МНР Маньчжоу-го Маньчжоу-го Японская империя Японская империя Мэнцзян Мэнцзян Командующие Александр Михайлович Василевский Родион Яковлевич Малиновский Кирилл Афанасьевич Мерецков Максим Алексеевич Пуркаев Иван Степанович Юмашев Неон Васильевич Антонов Хорлогийн Чойбалсан Отодзо Ямада Дэ Ван Дэмчигдонров Пу И Силы сторон св. 1,5 миллиона человек св. 27 000 орудий и миномётов св. 700 реактивно-миномётных установок 5 250 танков и САУ св. 3 700 самолётов 416 кораблей св. 1.400.000 человек 6 260 орудий и миномётов 1 155 танков 1 900 самолётов 25 кораблей Потери Около 9.800 убитыми, 24.500 ранеными и пропавшими без вести. Около 84.000 убитыми, 800.000 ранеными, пропавшими без вести и пленными

Маньчжурская операция — стратегическая наступательная операция Советских Вооружённых Сил и войск Монгольской народно-революционной армии, проведённая 9 августа — 2 сентября, во время Советско-японской войны Второй мировой войны, с целью разгрома японской Квантунской армии, занятия Маньчжурии и северной Кореи и ликвидации военно-экономической базы Японии на Азиатском континенте. Известна также как битва за Маньчжурию, а на Западе — как операция «Августовская буря».

Расстановка сил

Япония

К началу Маньчжурской операции на территории Маньчжоу-го и северной Кореи была сосредоточена крупная стратегическая группировка японских, маньчжурских и мэнцзянских войск. Её основой была Квантунская армия (командующий: генерал Оцудзо Ямада), имевшая в своем составе 1-й, 3-й и 17-й (с 10 августа) фронты, 4-я отдельная армия (всего 31 пехотная дивизия, 11 пехотных и 2 танковые бригады, бригада смертников, отдельные части), 2-я и 5-я (с 10 августа) воздушная армия, Сунгарийская военная речная флотилия. Главнокомандующему Квантунской армией также подчинялись следующие войска: армия Маньчжоу-Го (2 пехотных и 2 кавалерийских дивизии, 12 пехотных бригад, 4 отдельных кавалерийских полка), армия Мэнцзяна (командующий: князь Дэвана (4 пехотных дивизии)) и Суйюаньская армейская группа (5 кавалерийских дивизий и 2 кавалерийских бригады). Всего войска противника имели в своем составе: свыше 1 млн человек, 6260 орудий и миномётов, 1155 танков, 1900 самолётов, 25 кораблей. 1/3 войск вражеской группировки располагалась в приграничной зоне, главные силы — в центральных районах Маньчжоу-го. У границ с Советским Союзом и МНР имелись 17 укрепрайонов.

В то-же время, проведенные ВВС США атомные взрывы в городах Хиросима ( 6 августа 1945) и Нагасаки ( 9 августа 1945) фактически деморализовали японскую армию. Японское правительство готовилось к капитуляции перед странами антияпонской коалиции ( Китай, США, Великобритания) и не могло организовать оборону и снабжение нового фронта.

ным

СССР

В течение мая — начала августа советское командование перебросило на Дальний Восток часть высвободившихся на западе войск (свыше 400 тыс. человек, 7137 орудий и миномётов, 2119 танков и САУ и др.). Вместе с дислоцированными на Дальнем Востоке войсками перегруппированные соединения и части составили три фронта:

• Забайкальский: 17-я, 39-я, 36-я и 53-я армии, 6-я гвардейская танковая армия, конно-механизированная группа советско-монгольских войск, 12-я воздушная армия, Забайкальская армия ПВО страны; Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский;

• 1-й Дальневосточный: 35-я, 1-я Краснознамённая, 5-я и 25-я армии, Чугуевская оперативная группа, 10-й механизированный корпус, 9-я воздушная армия, Приморская армия ПВО страны; Маршал Советского Союза К. А. Мерецков;

• 2-й Дальневосточный: 2-я Краснознамённая, 15-я и 16-я армии, 5-й отдельный стрелковый корпус, 10-я воздушная армия, Приамурская армия ПВО страны; генерал армии Максим Алексеевич Пуркаев.

Всего: 131 дивизия и 117 бригад, свыше 1,5 млн человек, свыше 27 тыс. орудий и миномётов, свыше 700 реактивно-миномётных установок, 5250 танков и САУ, свыше 3,7 тыс. самолётов.

Сухопутную границу СССР прикрывал 21 укреплённый район. К проведению Маньчжурской операции привлекались силы Тихоокеанского флота (около 165 тыс. человек, 416 кораблей, в том числе 2 крейсера, 1 лидер, 12 эсминцев, 78 подводных лодок, 1382 боевых самолёта, 2550 орудий и миномётов; адмирал И. С. Юмашев), Амурская военная флотилия (12,5 тыс. человек, 126 кораблей, 68 боевых самолётов, 199 орудий и миномётов; контр-адмирал Неон Васильевич Антонов), а также Пограничные войска Приморского, Хабаровского и Забайкальского пограничных округов. Главнокомандующим советскими войсками на Дальнем Востоке был Маршал Советского Союза А. М. Василевский, главнокомандующий монгольскими войсками — Маршал МНР Хорлогийн Чойбалсан. Действия сил ВМФ и ВВС координировали адмирал флота Николай Герасимович Кузнецов и Главный маршал авиации Александр Александрович Новиков.

План операции

Оперативный замысел советского командования предусматривал нанесение двух основных (с территории МНР и Приморья) и нескольких вспомогательных ударов по сходящимся в центре Маньчжурии направлениям, глубокий охват главных сил Квантунской армии, рассечение их и последующий разгром по частям, овладение важнейшими военно-политическими центрами (Фэнтянем, Синьцзином, Харбином, Гирином). Маньчжурская операция проводилась на фронте шириной в 2700 км (активный участок), на глубину 200—800 км, на сложном театре военных действий с пустынно-степной, горной, лесисто-болотистой, таёжной местностью и крупными реками. Включала Хингано-Мукденскую, Харбино-Гиринскую и Сунгарийскую операции.

Боевые действия

9 августа, в день когда американскими ВВС был осуществлен взрыв атомной бомбы над Нагасаки, передовые и разведывательные отряды трёх советских фронтов начали наступление. Одновременно авиация нанесла массированные удары по военным объектам в Харбине, Синьцзине и Цзилине, по районам сосредоточения войск, узлам связи и коммуникациям противника в пограничной зоне. Тихоокеанский флот перерезал коммуникации, связывавшие Корею и Маньчжурию с Японией, и нанёс удары по японским военно-морским базам в северной Корее — Юки, Расину и Сэйсину. Войска Забайкальского фронта, наступая с территории МНР и Даурии, преодолели безводные степи, пустыню Гоби и горные хребты Большого Хингана, разгромили калганскую, солуньскую и хайларскую группировки противника, вышли на подступы к важнейшим промышленным и административным центрам Маньчжурии, отрезали Квантунскую армию от японских войск в Северном Китае и, заняв Синьцзин и Фэнтянь, продвигались к Дайрэну и Рёдзюну. Войска 1-го Дальневосточного фронта, наступавшие навстречу Забайкальскому фронту из Приморья, прорвали полосу пограничных укреплений противника, отразили в районе Муданьцзяна сильные контрудары японских войск, заняли Цзилинь и Харбин (совместно с войсками 2-го Дальневосточного фронта), во взаимодействии с десантами Тихоокеанского флота овладели портами Юки, Расин, Сэйсин и Гэндзан, а затем заняли северную часть Кореи (севернее 38-й параллели), отрезав японские войска от метрополии (см. Харбино-Гиринская операция 1945). Войска 2-го Дальневосточного фронта во взаимодействии с Амурской военной флотилией форсировали рр. Амур и Уссури, прорвали долговременную оборону противника в районах Хэйхэ и Фуцзиня, преодолели горный хребет Малый Хинган и совместно с войсками 1-го Дальневосточного фронта овладели Харбином (см. Сунгарийская операция 1945). К 20 августа советские войска продвинулись в глубь Северо-Восточного Китая с запада на 400—800 км, с востока и севера — на 200—300 км, вышли на Маньчжурскую равнину, расчленили японские войска на ряд изолированных группировок и завершили их окружение. С 19 августа японские войска, до которых к этому времени был доведен указ императора Японии о капитуляции, изданный ещё 14 августа, почти повсеместно стали сдаваться в плен. Чтобы ускорить этот процесс и не дать противнику возможности вывезти или уничтожить материальные ценности, с 18 по 27 августа были высажены воздушные десанты в Харбине, Фэнтяне, Синьцзине, Цзилине, Рёдзюне, Дайрэне, Хэйдзё и других городах, а также использованы подвижные передовые отряды.

Итоги операции

Успешное проведение Маньчжурской операции позволило в сравнительно короткие сроки занять Южный Сахалин и Курильские острова. Разгром Квантунской армии и потеря военно-экономической базы в Северо-Восточном Китае и северной Корее стали одним из факторов, лишивших Японию реальных сил и возможностей продолжать войну, вынудили её подписать 2 сентября 1945 года акт о капитуляции, что привело к завершению 2-й мировой войны. За боевые отличия 220 соединений и частей получили почётные наименования «Хинганские», «Амурские», «Уссурийские», «Харбинские», «Мукденские», «Порт-Артурские» и др. 301 соединение и часть награждены орденами, 92 воина удостоены звания Героя Советского Союза.

Ссылки

• [www.photo-war.com/ru/archives/album4430.htm Фотоальбом «Оборона японцев в полосе действий 1-го Дальневосточного фронта» ]

Литература

• История второй мировой войны 1939—1945 / Гречко, Антон Иванович. — М.: Воениздат, 1980. — Т. 11.
• Поспелов, Пётр Николаевич. История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941—1945. — М.: Воениздат, 1963. — Т. 5.
• Захаров, Матвей Васильевич. Финал. — 2-е. — М.: Наука, 1969. — 414 с.
• Василевский А. М. Дело всей жизни. — 4-е. — М.: Издательство политической литературы, 1983.
• Освободительная миссия на Востоке, М., 1976
• Внотченко Л. Н., Победа на Дальнем Востоке, 2 изд., М., 1971
• Кампания Советских Вооружённых Сил на Дальнем Востоке в 1945 г. (Факты и цифры), «ВИЖ», 1965, № 8.
• Буранок С. О. Победа над Японией в оценках американского общества. Самара: «Издательство АсГард», 2012. 116 с. (ссылка: worldhist.ru/upload/iblock/0fb/scemode_q_u_skzrvy%20qym%20edmictc.pdf)

Отрывок, характеризующий Маньчжурская операция (1945)

Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.