Ман Рэй

Для термина «Рэй» см. также другие значения.

Ман Рэй
Man Ray
Ман Рэй в 1934 году
Имя при рождении:	Эммануэль Радницкий
Дата рождения:	27 августа 1890(1890-08-27)
Место рождения:	Филадельфия, Пенсильвания, США
Дата смерти:	18 ноября 1976(1976-11-18) (86 лет)
Место смерти:	Париж, Франция
Гражданство:	США США
Жанр:	живопись, фотография, коллаж, ассамбляж, кино, инсталляция, объект
Стиль:	дада, киноавангард, сюрреализм
Влияние:	Альфред Стиглиц, Марсель Дюшан, Поль Сезанн, Огюст Роден, Анри Матисс, кубизм, футуризм, дада, сюрреализм
Влияние на:	Билл Брандт, Энди Уорхол‎, Джозеф Кошут, Ласло Мохой-Надь, Ирвин Пенн, Ричард Аведон, поп-арт, концептуальное искусство
Премии:	Медаль прогресса (Королевское фотографическое общество) (1974)
Работы на Викискладе

Ман Рэй (англ. Man Ray, имя при рождении — Эммануэль Радницкий; 27 августа 1890, Филадельфия — 18 ноября 1976, Париж) — французский и американский художник, фотограф и кинорежиссёр.

Биография

Старший сын еврейских эмигрантов (Мейлах Рудницкий и Маня Лурия) из Ковенской губернии. В 1897 году семья переехал в Нью-Йорк, в 1912 году из-за постоянных антисемитских выпадов сменил фамилию на Рэй. В 1908—1912 годах Ман Рэй изучал искусство в Нью-Йорке. Ман Рэй увлекся фотографией Альфреда Стиглица. Благодаря Стиглицу Рэй познакомился с европейским авангардизмом. Первая персональная выставка художника состоялась в Нью-Йорке (1915). В 1918 начал всерьез заниматься фотоискусством и кинематографом, экспериментировал с различными технологиями (фотограмма (райография), соляризация и др.). Вместе с М.Дюшаном и Франсисом Пикабиа Ман Рэй основал нью-йоркское отделение дадаизма, выпустил первый и единственный номер журнала «Дада в Нью-Йорке» (1920). В 1921 переехал в Париж. Его авторству также принадлежит целый ряд известных и ярких дадаистских предметов и инсталляций, созданных как самостоятельно, так и в соавторстве с другими художниками. Так в 1923 году он создал своё творение «Объект для уничтожения», который представлял собой обычный метроном, на маятник которого был прикреплён обрезок фотографии женского глаза.

Вместе с Хансом (Жаном) Арпом, Максом Эрнстом, Массоном, Миро и Пикассо участвовал в коллективной выставке сюрреалистов в парижской галерее Пьер (1925). Снял несколько авангардистских фильмов (Морская звезда, по стихотворению Р.Десноса, и др.), а также снялся сам в знаменитом фильме Рене Клера «Антракт». Создал серию известнейших фотопортретов Эрика Сати, Джеймса Джойса, Гертруды Стайн, Жана Кокто, серию ню, для которой позировала молодая художница-сюрреалистка и одновременно подруга Ман Рея, Мерет Оппенгейм (1934). Вместе со своей ассистенткой Беренис Эббот открыл фотографию Эжена Атже, введя его в круг внимания сюрреалистов и более широкой публики.

В 1940—1951 годах снова жил в США, преподавал живопись и фотографию. В 1946 году он женился на Жюльет Браунер с которой жил уже шесть лет. Вместе с Максом Эрнстом и Доротеей Таннинг они сыграли двойную свадьбу — пары были свидетелями друг у друга. В 1951 году вернулся в Париж и жил там вплоть до своей смерти. В 1963 году был принят в игровое сообщество авангардистов «Коллеж патафизики», созданное в память Альфреда Жарри. Похоронен на Кладбище Монпарнас. Супругой Мана Рэя Жюльет организован Фонд Мана Рэя, который владеет большой коллекцией его работ и авторскими правами. Дочь Мана Рея Анна Рэй является автором серии популярных книг о своём отце и его знаменитых друзьях, в частности, богато иллюстрированной книги об Эрике Сати.

Фильмография

• 1923 — Возвращение к разуму / Le Retour à la raison
• 1924 — О чем мечтают юные фильмы / À quoi rêvent les jeunes films
• 1924 — Антракт / Entr’acte
• 1926 — Оставь меня в покое / Emak-Bakia
• 1928 — Морская звезда / L'Étoile de mer
• 1929 — Мистерии Замка Костей / Les Mystères du château de Dé
• 1935 — Essai de simulation de délire cinématographique
• 1947 — Сны, которые можно купить за деньги / Dreams That Money Can Buy

Признание

В 1999 году был признан журналом «Арт-Ньюз» одним из 25 наиболее влиятельных художников XX века.

Литература о художнике

• Penrose R. Man Ray. Boston: New York Graphic Society, 1975.
• Schwarz A. Man Ray: the rigour of imagination. New York: Rizzoli, 1977.
• Man Ray’s celebrity portraits. New York: Dover Publications, 1995
• Lottman H.R. Man Ray’s Montparnasse. New York: H.N. Abrams, 2001
• Naumann F.M. Conversion to modernism: the early work of Man Ray. New Brunswick: Rutgers University Press ; Montclair: Montclair Art Museum, 2003
• Duchamp, Man Ray: 50 years of alchemy/ Chrissie Iles, ed. New York: Sean Kelly Gallery, 2004

Образ в кино

Ман Рэй — один из персонажей фильма «Полночь в Париже» (2011 г.).

Ссылки

• [www.manraytrust.com/ Man Ray Trust] (англ.). — Официальный сайт. [www.webcitation.org/65cH9cZgV Архивировано из первоисточника 21 февраля 2012].
• [cyberleninka.ru/article/n/eksperimentalnoe-iskusstvo-man-reya-1920-h-godov-ot-fotografii-k-kinematografu Экспериментальное искусство Ман Рэя 1920-х годов: от фотографии к кинематографу]

Отрывок, характеризующий Ман Рэй

Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?