Гэй, Марвин

Марвин Гэй Marvin Gaye
Основная информация
Полное имя	Marvin Pentz Gaye, Jr.
Дата рождения	2 апреля 1939(1939-04-02)
Место рождения	Вашингтон
Дата смерти	1 апреля 1984(1984-04-01) (44 года)
Годы активности	1958 — 1984
Страна	США США
Профессии	Автор-исполнитель
Жанры	Ритм-энд-блюз фанк соул ду-воп
Лейблы	Motown
Аудио, фото, видео на Викискладе

Марвин Пенц Гэй младший (англ. Marvin Pentz Gaye, Jr.; 2 апреля 1939, Вашингтон — 1 апреля 1984, Лос-Анджелес) — американский певец, аранжировщик, музыкант-мультиинструменталист, автор песен и музыкальный продюсер, наряду со Стиви Уандером стоявший у истоков современного ритм-энд-блюза. Погиб во время семейной ссоры от руки отца за день до своего сорокапятилетия. При создании Зала славы рок-н-ролла (1987) в нём было увековечено и имя Марвина Гэя.

Прозванный «князем Мотауна», Гэй эволюционировал от лёгкого мотауновского ритм-энд-блюза к изысканному соулу альбомов «What's Going On» (1971) и «Let’s Get It On» (1973), которые считаются его шедеврами. В числе первых он превратил ритм-энд-блюз из лёгкого развлекательного жанра в способ художественного самовыражения, позволявший ему доносить личную боль и политические взгляды до миллионов слушателей.

Ранние годы

Гэй родился в семье священнослужителя (писавшего свою фамилию Gay) из консервативной Церкви адвентистов седьмого дня, который практически ежедневно избивал сына, чтобы привить ему нормы своей морали. По окончании школы Гэй служил в ВВС США, после чего пел в разных вашингтонских ду-вуп-коллективах, включая The Rainbows — группу, одно время работавшую с Бо Дидли.

Гастролируя в Детройте, этот коллектив (сменивший название на The Moonglows) привлёк в 1961 г. внимание начинающего продюсера Берри Горди, который предложил певцу с приятным тембром голоса и трёхоктавным диапазоном контракт с только что основанным им лейблом «Motown». В конце 1961 года Гэй женился на сестре Горди, Анне (которая была старше его на 17 лет), и стал играть на ударных на записях мотауновского вице-президента Смоуки Робинсона.

Сотрудничество с «Мотауном»

Первые сольные записи Гэя ничем не предвещали великого артиста. Марвин мечтал о чувственных балладах и видел себя новым Синатрой, тогда как его коллеги по лейблу считали, что его будущее — за незамысловатыми танцевальными номерами. В 1963 г. его танцевальные записи стали достигать нижних пределов чартов, но только одна из них («Pride and Joy») достигла первой десятки.

Во время своей работы на «Мотаун» Гэй записал полсотни синглов, из которых 39 попали в число 40 лучших песен США. Многие из этих песен он сам же написал и аранжировал. По итогам 1965 года он вошёл в число самых успешных мотауновских исполнителей; в лучшей десятке отметились его синглы «Ain’t That Peculiar», «I’ll Be Doggone» и «How Sweet It Is».

Вершиной же мотауновского звучания считается сингл «I Heard It Through the Grapevine», первоначально записанный Смоуки Робинсоном, а затем — его протеже Глэдис Найт. Версия Марвина Гэя, несмотря на сопротивление руководителей лейбла, была всё-таки выпущена синглом и на исходе 1968 года возглавила Billboard Hot 100, удерживая первую строчку на протяжении 7 недель. Впоследствии её включили в свой репертуар Элтон Джон, Эми Уайнхаус и многие другие исполнители.

Помимо сольных записей, Гэй всегда считался мастером романтических дуэтов. В 1964 г. лейбл поручил ему записать альбом дуэтов с Мэри Уэллс, считавшейся в то время примой детройтского соула. В 1967 году его партнёршей по дуэтам была избрана Тамми Террелл, с которой он записал такие коммерчески успешные хиты, как «Ain’t No Mountain High Enough» и «You’re All I Need to Get By». В конце года Террелл потеряла сознание во время выступления с Гэем, вскоре после чего у неё была диагностирована опухоль мозга. Многочисленные операции не привели к улучшению. Смерть Тамми Террелл в марте 1970 года стала глубоким потрясением для Гэя, вызвав депрессию, сопровождавшую певца на протяжении всей дальнейшей жизни.

What’s Going On

В годы активной борьбы чернокожих за свои права, к которой подключились ведущие музыканты (Сэм Кук, Джеймс Браун, Отис Реддинг, Арета Франклин), артистам «Мотауна» было указано всячески избегать социальных шероховатостей. Эта установка вызывала острое неприятие Гэя, который считал предлагавшийся ему незамысловатый и откровенно коммерческий ритм-энд-блюз недостойным своего таланта. Постоянные конфликты с шурином и растущее отчуждение с женой заставили его на исходе десятилетия практически прекратить записываться.

В начале 1971 года Гэй вернулся в музыкальную индустрию с концептуальным альбомом «What’s Going On», песни для которого он сам написал и спродюсировал. Работа над диском проходила под влиянием рассказов демобилизованного брата о войне во Вьетнаме, размышлений о бедности и дискриминации, которым подвергаются обитатели чёрных гетто, о распространении там наркомании и коррупции, о бедственном состоянии окружающей среды. Все эти темы нашли отражение в песнях альбома. В заглавной композиции (4-е место в списке 500 величайших песен всех времён по версии журнала Rolling Stone) заложен призыв к миру и взаимопониманию, созвучный с написанной примерно в то же время ленноновской «Imagine».

«What’s Going On» стал вехой в истории ритм-энд-блюза, обозначив разрыв исполнителя со стилем и содержанием своих предыдущих пластинок. На этой записи упор сделан на ударные, звучание обогащено мотивами джаза и классической музыки, результатом является на удивление утончённый и пластичный саунд, навсегда изменивший музыку соул. Горди усложнённость и амбициозность альбома поставили в тупик. Он отказывал ему в релизе до тех пор, пока заглавный трек не достиг 2-го места в поп-чартах. Также в десятке отметились ещё две песни с пластинки — «Mercy Mercy Me» и «Inner City Blues».

Сразу по окончании работы над диском Марвин принимается за написание инструментальной, почти джазовой звуковой дорожки к фильму «Trouble Man», посвящённому нелёгкой доле чернокожих.

Let’s Get It On

В своих последующих работах Гэй отходит от активной социальной позиции, которой был отмечен его наиболее личный альбом. Знойная чувственность, которая согревала многие его ранние записи, в полной мере проявилась на альбоме «Let’s Get It On» (1973), своей до неприличия откровенной лирикой сокрушивший многие табу, бытовавшие в музыкальной индустрии. Критики называли этот диск сексуальной революцией в ритм-энд-блюзе. Заглавный трек достиг 1-го места в Billboard Hot 100 и стал одной из визитных карточек исполнителя.

В том же 1973 году Гэй записал очередной (и, пожалуй, наиболее известный) альбом дуэтов, на этот раз с мотауновской дивой Дайаной Росс. Следующий альбом «I Want You» (1976) продолжал линию на воспевание чувственной страсти, начатую «Let’s Get It On», однако его релиз был задержан разводом певца с Анной Горди. Оставшуюся часть десятилетия внимание певца поглощали судебные тяжбы, связанные с разводом. Поклонникам приходилась довольствоваться перевыпусками более ранних записей, а также концертным альбомом 1977 года, одна из песен с которого («Got to Give It Up») стала третьим и последним чарттопером в карьере Гэя.

Последние годы

Последние годы жизни Гэя были осложнены не только двумя разводами (певец был женат на Дженис Хантер с 1977 по 1981 год), но и сопровождавшими их тяжбами относительно налогов и алиментов. Чтобы вернуть себе творческий запал, музыкант переезжает на Гавайи, но там ему приходится бороться с обострившейся кокаиновой зависимостью. В 1981 г. он начинает работу над амбициозным проектом «In Our Lifetime», который, по мнению певца, был ремикширован и запущен в продажу лейблом без его согласия.

Разорвав после этого инцидента длительные отношения с «Мотауном», Марвин Гэй записывает альбом «Midnight Love». Синглом с него была выпущена задуманная как «сопровождение для занятий любовью» песня «Sexual Healing», покорившая в 1983 г. чарты по всему миру. На волне этого успеха Гэй примирился с Горди и преисполнился новых творческих планов, которые оборвали два выстрела из пистолета во время нелепой стычки с отцом накануне 45-летия певца.

Дискография

Студийные альбомы

• The Soulful Moods of Marvin Gaye (1962)
• That Stubborn Kinda Fellow (1963)
• Recorded Live on Stage (1963)
• Hello Broadway (1964)
• When I’m Alone I Cry (1964)
• How Sweet It Is to Be Loved By You (1965)
• A Tribute to the Great Nat "King" Cole (1965)
• Moods of Marvin Gaye (1966)
• In the Groove (1968)
• M.P.G. (1969)
• Marvin Gaye & His Girls (1969)
• That’s the Way Love Is (1970)
• What’s Going On (1971)
• Trouble Man (1972)
• Let’s Get It On (1973)
• Marvin Gaye Live! (1974)
• I Want You (1976)
• Live at the London Palladium (1977)
• Here, My Dear (1978)
• In Our Lifetime (1981)
• Midnight Love (1982)

Ссылки

• [www.allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=11:hifrxqe5ldke~T1 Марвин Гэй] на ресурсе All Music Guide
• [www.marvingayepage.net marvingayepage.net — Страница Марвина Гэя]

Отрывок, характеризующий Гэй, Марвин

Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.