Маргарита Бургундская (дофина Франции)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Маргарита Бургундская
фр. Marguerite de Bourgogne<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Кристина Пизанская преподносит Маргарите в подарок свою книгу, ок. 1475</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Маргариты во втором браке</td></tr>

Дофина Франции
30 августа 1404 — 18 декабря 1415
Предшественник: Жанна де Бурбон
Преемник: Якоба Баварская
Герцогиня Гиени
июль 1402 — 1441/1442
Герцогиня Тура
10 октября 1423 — 1424
Предшественник: Мария Анжуйская
Преемник: Маргарита Стюарт
 
Вероисповедание: католицизм
Рождение: 1393(1393)
Смерть: 2 февраля 1441/1442
Париж, Королевство Франция
Место погребения: Монастырь кармелиток, Париж
Род: Младший Бургундский домВалуаДом Монфор-л’Амори
Отец: Жан Бесстрашный
Мать: Маргарита Баварская[en]
Супруг: 1. Людовик, дофин Франции
2. Артур, коннетабль Франции

Маргари́та Бургу́ндская (фр. Marguerite de Bourgogne), также известна как Маргари́та Неве́рская (фр. Marguerite de Nevers; декабрь 1393 — 2 февраля 1441 / 1442, Париж, Королевство Франция) — старшая дочь герцога Бургундского Жана Бесстрашного; в первом браке — дофина Франции.





Биография

Маргарита Бургундская родилась в декабре 1393 года в семье Жана Бесстрашного, на тот момент графа Невера, и его жены Маргариты Баварской, и была старшей дочерью и старшим ребёнком из восьми детей пары[1]. По отцу Маргарита была правнучкой французского короля Иоанна II через его младшего сына Филиппа, герцога Бургундского; по матери — правнучкой императора Священной Римской империи Людовика IV через его сына Альбрехта, герцога Баварии.

9 июля 1394 года, когда Маргарите не было и года, её дед Филипп и король Франции Карл VI договорились о заключении брака между Маргаритой и сыном короля Карлом, которому на тот момент было чуть больше двух лет; брачный договор был составлен в декабре 1395 года Пьером Менья — секретарём французского короля и бургундского герцога. Официальное обручение состоялось в январе 1396 года и с этого момента Маргариту стали называть «мадам дофиной Вьеннской»[2]. В 1400 году принцессу представили будущей свекрови королеве Изабелле[3]. Однако стать полноценной дофиной девочке не удалось: её восьмилетний жених умер в начале 1401 года, а два года спустя была заключена новая помолвка[4].

Маргариту, получившую хорошее образование[2], и её четверых сестёр современники считали «обыкновенными, как совы»[5], выросшие в «тёплой семейной атмосфере» в герцогской резиденции в Бургундии; все они были близки со своей бабкой по отцу — графиней Маргаритой Фландрской[6].

Первый брак

Дед Маргариты был близким сторонником Франции и всеми силами старался выдать девочку замуж за французского дофина, что гарантировало бы то, что именно его внучка станет следующей королевой Франции[4]. Поэтому после смерти дофина Карла в 1401 году, на волне войны арманьяков и бургиньонов, дедом Маргариты и матерью покойного дофина Изабеллой Баварской был инициирован новый союз: в марте 1403 года в Париже была достигнута договорённость о браке Маргариты с другим сыном Изабеллы — новым дофином Людовиком; 5 мая того же года был подписан брачный контракт[7]. Двойная свадьба состоялась 30 августа 1404 года в Париже[8]: брат Маргариты Филипп женился на сестре дофина Мишель Французской[9]. Ранее, в июле 1402 года, по договорённости между королевой Изабеллой и герцогом Филиппом, за Маргаритой был признан титул герцогини Гиени[7]. Вскоре после свадьбы умер дед Маргариты и новым герцогом Бургундии стал её отец[8]. Французско-итальянская писательница Кристина Пизанская в 1405 году посвятила молодой дофине свою книгу Le Livre des trois vertus à l'enseignement des dames[fr][10], в которой описывала то, что нужно знать дофине и как себя вести; рукопись, вероятно, была заказана отцом дофина[11].

До достижения половой зрелости дофином Людовиком и принцем Филиппом, по желанию короля, Маргарита росла и воспитывалась вместе с принцессой Мишель при дворе в Париже под присмотром королевы Изабеллы[7]. Брак не был консуммирован вплоть до июня 1409 года, после чего Маргарита, как сообщал придворный юрист и историк Жан II Жовенель де Урсин[fr], перебралась к угасающему двору своей свекрови[8]. Вскоре после этого Маргарита стала пешкой в борьбе двух противоборствующих фракций — арманьяков и бургиньонов, которые стремились управлять её мужем. Брак с Людовиком, умершим в 1415 году, оставался бездетным[11] и не был счастливым: дофин не любил жену и не желал её видеть, она же смиренно и терпеливо переносила все унижения с его стороны, и только на смертном одре дофин раскаялся в своём жестоком отношении к супруге[12]. После смерти супруга Маргарита оказалась фактически в полном одиночестве при французском дворе и с трудом была спасена родственниками из захваченного арманьяками ещё в 1413 году Парижа. Маргарита вернулась в Бургундию, где прожила несколько лет со своими матерью и незамужними сёстрами Анной и Агнессой. В 1418 году она стала крёстной матерью одной из дочерей своих друзей — Рено II, виконта Мюра, и Бланш д’Апшье[13]. Овдовев, Маргарита потребовала назад своё приданое, однако получить его смогла только в 1425 году[14].

В 1419 году был убит[en] отец принцессы, и Бургундское герцогство перешло в руки её брата Филиппа[6]. Убийство герцога Жана во время переговоров дискредитировало арманьяков и нового дофина, что привело к открытому переходу бургундцев на сторону английского короля и заключению договора в Труа.

Второй брак

Свёкор Маргариты умер в 1422 году, и англичане оккупировали часть Франции от имени его малолетнего внука — английского короля Генриха VI, который стал преемником деда в соответствии с договором в Труа от 1420 года; в то же время деверь Маргариты Карл Валуа объявил себя королём Карлом VII. В начале 1423 года герцог Филипп вступил в союз с герцогом Бретани Жаном VI и регентом Англии герцогом Бедфордом; для укрепления этого союза Филипп согласился отдать в жёны Бедфорду и Артуру Бретонскому, младшему брату герцога Бретани, своих сестёр Анну[en] и Маргариту соответственно[5].

Маргарита оказалась далеко не в восторге от перспективы вновь выйти замуж; она всеми силами пыталась отложить или предотвратить этот брак, жалуясь брату на то, что Артур был всё ещё заключён в тюрьму англичанами и что все её сёстры были замужем за герцогами, в то время как Артур носил лишь титул графа Ричмонда. Как бывшая дофина Франции, которая до сих пор имела права на использование титула герцогини Гиенской, она утверждала, что граф был гораздо ниже её по положению. Однако Филипп не внял словам сестры и 14 апреля 1423 году в отсутствие согласия самой Маргариты в Амьене заключил брачный контракт с её будущим мужем. Одним из условий, оговорённых в контракте было то, что Маргарита унаследует Бургундское герцогство в случае, если её брат Филипп умрёт бездетным. Уже после заключения контракта Филипп отправил к сестре своего доверенного слугу Ренье По[fr], который должен был объяснить Маргарите, почему так необходим был этот брак. Кроме того, По сообщил принцессе, что Артуру по приказу регента пожалован титул герцога Тура, а сам он обладает мужеством, приятной внешностью и благородными личными качествами[15]. По поручению Филиппа, По также сказал Маргарите, что ещё будучи довольно молодой вдовой, она должна выйти замуж и родить детей в ближайшее время, тем более, что сам Филипп на тот момент был бездетным вдовцом. В конце концов, Маргарита уступила, и брак был заключён 10 октября 1423 года[5]. Семью днями ранее в Дижоне Маргаритой была завизирована окончательная версия брачного договора[16].

Артур вскоре стал очень влиятельным человеком при королевском дворе в Париже и неизменно работал в интересах Бургундии, особенно в период его брака с Маргаритой. Бургундия и Бретань окончательно перешли на другую сторону, присоединившись к Карлу VII в его борьбе против англичан. Маргарита оказалась преданной женой и защищала своего мужа, когда он рассорился с Карлом VII; она также управляла его поместьями, пока он был на поле боя. Когда французы вернули себе контроль над городом в 1436 году, Маргарита вместе с супругом, назначенным на должность коннетабля Парижа, совершила торжественный въезд в город 23 ноября; с этого момента и до самой своей смерти Маргарита играла важную роль в политической жизни французского королевства, но сама при этом политикой не занималась[17]. В Париже Маргарита поселилась во дворце Пор-Эпи, одной из резиденций герцога Орлеанского; в это время она уделяла большое внимание благотворительной деятельности — поддерживала парижские церкви, монастыри, братства и госпитали[18].

Маргарита умерла бездетной в Париже 2 февраля 1441[19][20] или 1442[21][17]года. В своём завещании, копия которого сохранилась в архивах Нанта, она просила, чтобы её сердце было похоронено в монастыре Нотр-Дам-де-Льес[fr] в Пикардии, однако и её вдовец, и её брат были слишком заняты, чтобы исполнить последнюю волю принцессы, и Маргарита была похоронена в монастыре кармелиток в Париже[22]. Артур женился снова в течение года; оба его последующие брака оказались бездетными[6].

Генеалогия

Предки Маргариты Бургундской
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Филипп VI
король Франции
 
 
 
 
 
 
 
8. Иоанн II
король Франции
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17. Жанна Бургундская
 
 
 
 
 
 
 
4. Филипп II Смелый, герцог Бургундии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
18. Иоганн I
король Чехии
 
 
 
 
 
 
 
9. Бонна Люксембургская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
19. Элишка Пржемысловна
 
 
 
 
 
 
 
2. Жан Бесстрашный, герцог Бургундии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Людовик I, граф Фландрии
 
 
 
 
 
 
 
10. Людовик II, граф Фландрии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
21. Маргарита I Французская, графиня Бургундии и Артуа
 
 
 
 
 
 
 
5. Маргарита III, графиня Фландрии и Невера
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22. Жан III Победитель, герцог Брабанта
 
 
 
 
 
 
 
11. Маргарита Брабантская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23. Мария д’Эврё
 
 
 
 
 
 
 
1. Маргарита Бургундская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Людвиг II Строгий, герцог Баварии
 
 
 
 
 
 
 
12. Людовик IV
император Священной Римской империи
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Матильда Габсбург
 
 
 
 
 
 
 
6. Альбрехт, герцог Баварии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Вильгельм I де Эно, граф Геннегау
 
 
 
 
 
 
 
13. Маргарита, графиня Голландии, Зеландии и Фрисландии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Жанна Валуа[en]
 
 
 
 
 
 
 
3. Маргарита Баварская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Болеслав III Расточитель, князь Бжега и Легницы
 
 
 
 
 
 
 
14. Людовик I Справедливый[en], герцог Бжега и Легницы
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. Маркета Пржемысловна[en]
 
 
 
 
 
 
 
7. Маргарита Бригская[en]
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
30. Генрих IV Верный[en], герцог Жагани
 
 
 
 
 
 
 
15. Агнешка Силезская[pl]
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Матильда Бранденбургская
 
 
 
 
 
 

Напишите отзыв о статье "Маргарита Бургундская (дофина Франции)"

Примечания

  1. Vaughan (т. 1), 2002, p. 91.
  2. 1 2 Gilbert, 2012, p. 458.
  3. Gilbert, 2012, pp. 458—459.
  4. 1 2 Vaughan (т. 1), 2002, pp. 91—92.
  5. 1 2 3 Vaughan (т. 3), 2002, p. 10.
  6. 1 2 3 Morewedge, 1975, pp. 97—98, 114—115.
  7. 1 2 3 Gilbert, 2012, p. 459.
  8. 1 2 3 Vaughan (т. 2), 2002, p. 246.
  9. Adams, 2010, pp. 17—18.
  10. Gilbert, 2012, pp. 459—460.
  11. 1 2 Labarge, 1997, p. 41.
  12. Gilbert, 2012, p. 463.
  13. Gilbert, 2012, p. 464.
  14. Gilbert, 2012, p. 465.
  15. Gilbert, 2012, pp. 466—467.
  16. Gilbert, 2012, p. 468.
  17. 1 2 Gilbert, 2012, p. 472.
  18. Gilbert, 2012, p. 473.
  19. Семенов, 2002, с. 293.
  20. Fillon, 1846, p. 79.
  21. Lelong, 1775, p. 122.
  22. Gilbert, 2012, p. 457.

Литература

  • Семенов. И. С. [books.google.ru/books?id=ZRI9pZL3k34C Христианские династии Европы. Династии, сохранившие статус владетельных. Генеалогический справочник] / Науч. ред. Е. И. Куксина. Предисл. О. Н. Наумов. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. — С. 293. — 492 с. — ISBN 5-224-02516-8.
  • Adams, Tracy. [books.google.ru/books?id=XlnwD9UTCZYC The Life and Afterlife of Isabeau of Bavaria]. — Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2010. — P. 17—18. — 386 p. — ISBN 0801899265, 9780801899263.
  • Fillon, Benjamin. [books.google.ru/books?id=bfFAAAAAcAAJ Recherches historiques et archéologiques sur Fontenay]. — Nairière-Fontaine, 1846. — Т. 1. — P. 79. — 550 p.
  • Gilbert, Anne-Cécile. Marguerite de Bourgogne, duchesse de Guyenne, puis comtesse de Richemont, une femme d’influence? // [www.academia.edu/1564571/Femmes_de_pouvoir_femmes_politiques_durant_les_derniers_si%C3%A8cles_du_Moyen_%C3%82ge_et_au_cours_de_la_premi%C3%A8re_Renaissance Femmes de pouvoir, femmes politiques durant les derniers siècles du Moyen Âge et au cours de la première Renaissance]. — Bruxelles: Éditions De Boeck Université, 2012. — P. 457-475. — ISBN 9782804165536.
  • Lelong, Jacques. [books.google.fr/books?hl=fr&id=8AY_AAAAcAAJ Bibliothèque historique de la France] / Réd.: Charles-Marie Fevret de Fontette. — de l'imprimerie de Jean-Thomas Herissant, imprimeur ordinaire du Roi, Maison & Cabinet de Sa Majesté, 1775. — Т. 4. — P. 122. — 825 p.
  • Labarge, Margaret Wade. [books.google.ru/books?id=t_Y96cWwTp4C A Medieval Miscellany]. — McGill-Queen's Press, 1997. — P. 41. — 292 p. — ISBN 0886292905, 9780886292904.
  • Morewedge, Rosmarie Thee. [books.google.ru/books?id=okGBC1HhGSIC The Role of Woman in the Middle Ages]. — SUNY Press, 1975. — P. 97—98, 114—115. — 195 p. — ISBN 1438413564, 9781438413563.
  • Vaughan, Richard. [books.google.ru/books?id=UodeaJtXQoMC Philip the Bold: The Formation of the Burgundian State]. — Boydell Press, 2002. — Т. 1. — P. 91—92. — 280 p. — ISBN 085115915X, 9780851159157.
  • Vaughan, Richard. [books.google.ru/books?id=dSCA2apwD8IC John the Fearless: The Growth of Burgundian Power]. — Boydell Press, 2002. — Т. 2. — P. 246. — 324 p. — ISBN 0851159168, 9780851159164.
  • Vaughan, Richard. [books.google.ru/books?id=H7VFJAK8LSUC Philip the Good: The Apogee of Burgundy]. — Boydell Press, 2002. — Т. 3. — P. 10. — 456 p. — ISBN 0851159176, 9780851159171.

Отрывок, характеризующий Маргарита Бургундская (дофина Франции)

Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.