Маргарита Стюарт, дофина Франции

Маргарита Шотландская англ. Margaret of Scotland фр. Marguerite d'Écosse<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Вероятный портрет кисти неизвестного</td></tr>
Дофина Франции
24 июня 1436 — 16 августа 1445
Предшественник:	Якоба Баварская
Преемник:	Шарлотта Савойская
Вероисповедание:	католицизм
Рождение:	25 декабря 1424(1424-12-25) Эдинбург, королевство Шотландия
Смерть:	16 августа 1445(1445-08-16) (20 лет) Шалон-сюр-Марн, королевство Франция
Место погребения:	церковь Сен-Лан-де-Туар, Туар
Род:	Стюарты
Отец:	Яков I, король Шотландии
Мать:	Джоан Бофорт
Супруг:	Людовик XI, король Франции

Маргарита Стюарт, дофина Франции (англ. Margaret Stewart, Dauphine of France), или Маргарита Шотландская (англ. Margaret of Scotland, фр. Marguerite d'Écosse; 25 декабря 1424, Эдинбургский замок, королевство Шотландия — 16 августа 1445, Шалон-сюр-Марн, королевство Франция) — принцесса из дома Стюартов, урожденная принцесса Шотландская, дочь Якова I, короля Шотландии. Первая супруга дофина Франции Людовика, будущего короля Франции под именем Людовика XI.

Биография

Происхождение

Маргарита родилась в Эдинбургском замке на Рождество 1424 года. Она была первым ребёнком и старшей дочерью Якова I, короля Шотландии и Джоан Бофорт, двоюродной сестры Генриха VI, короля Англии. По линии отца принцесса приходилась внучкой Роберту III, королю Шотландии и Аннабеле Драммонд из клана Драммонд. По линии матери была внучкой Джона Бофорта, 1-го графа Сомерсета и Маргариты Холланд, английской аристократки из рода Холландов.

Брак

Король Франции Карл VII стал инициатором переговоров с отцом принцессы о её браке с его сыном дофином Людовиком. 24 июня 1436 года тринадцатилетний жених и одиннадцатилетняя невеста были представлены друг другу. На следующий день в часовне замка в Туре состоялась церемония бракосочетания, которую возглавил архиепископ Реймса. Брак был заключён по политическим соображениям: Франция надеялся на военную помощь со стороны Шотландии в борьбе с Англией. Свадьба была очень скромной. Жених выглядел старше своих лет. Невеста была похожа на красивую статуэтку. Карл VII был одет неопрятно; на нём были серые брюки для верховой езды и не убраны шпоры. Свадебный приём длился недолго, а по его окончании гостей-шотландцев вытолкали за двери. Причиной такого поведения была бедность французского двора, который не мог себе позволить длительные свадебные торжества. Однако всё это было воспринято шотландцами как оскорбление.

После церемонии придворные медики посоветовали отложить консуммацию брака из-за относительной незрелости невесты и жениха. Маргарита продолжила обучение, а Людовик вместе с отцом отправился в путешествие по феодам королевства, лояльным короне. Во время этого путешествия король даровал ему титул дофина.

Жизнь при дворе

Маргарита имела красивую внешность, добрый нрав, обладала поэтическим дарованием. Тем не менее, отношения дофины с Людовиком были напряжёнными. По преданию, она носила жесткий корсет, ела зелёные яблоки и пила яблочный уксус — и всё это только для того, чтобы избежать беременности. Все стихи Маргариты были сожжены Людовиком сразу после её смерти. Сложные отношения с супругом во многом были связанны с непростыми отношениями дофина с королём-отцом, с которым у его жены, напротив, существовало взаимопонимание и уважение. Несмотря на учтивое поведение и благочестивую жизни при дворе, Маргарита чувствовала себя совершенно чужой и одинокой, из-за чего у неё развилась депрессия. Подавленное состояние дофины усугубляли сплетни, которые распространяли сторонники её мужа.

Известна история о том, что Маргарита была поцелована или почти поцелована поэтом Аленом Шартье, когда спала в собственных же покоях. Но возраст дофины и её местонахождение в момент смерти самого поэта делают это предположение невозможным.

Смерть

Маргарита умерла 16 августа 1445 года в Шалон-сюр-Марн. Накануне, 7 августа она с фрейлинами присоединилась к краткому паломничеству, совершавшемуся придворными. Стояла сильная жара. По возвращению из паломничества, дофина разделась в своей каменной опочивальне. На следующее утро у неё появилась лихорадка. Врач поставил диагноз — воспаление легких. Лихорадка привела Маргариту в состояния бреда. Некий наёмник короля Карла VII, бретонец Жаме де Тилей увидел дофину в таком состоянии и стал рассказывать всем при дворе, как бредила Маргарита; при этом он называл её «одуревшей принцессой». Людовик и теперь был равнодушен к жене, а она приписывала его холодность к распространению сплетен о её умственном состоянии. На смертном одре Маргарита утверждала, что хранила верность супругу, и обвинила Жаме де Тилея в убийстве словом. Обрушившаяся на неё клевета, окончательно привела дофину в подавленное состояние. По преданию её последними словами, сказанными в ответ на увещевания друга, призывавшего её встрепенуться и жить, были: «Тьфу на жизнь! Не говори больше об этом со мной». Её похоронили в Шалонском соборе, а позднее перезахоронили в Ланском аббатстве в Туаре.

Прошло чуть больше пяти лет после её смерти, когда овдовевший супруг снова женился. Второй супругой Людовика стала Шарлотта Савойская, в браке с которой у него родились восемь детей, но до совершеннолетия дожили только три ребёнка: дофин Карл, будущий король Франции под именем Карла VIII, и принцессы Анна и Жанна.

Литература

• Richardson D. [books.google.ru/books?id=kjme027UeagC&pg=RA2-PA155&dq=Margaret+Stewart,+Dauphine+of+France&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwjWm-ahrrbOAhXFB5oKHbG9DeIQ6AEIMzAD#v=onepage&q=Margaret%20Stewart%2C%20Dauphine%20of%20France&f=false Plantagenet Ancestry: A Study In Colonial And Medieval Families] : [англ.]. — Salt Lake City, Utah : Kimball G. Evernigham, 2011. — Vol. I. — P. 155. — 762 p. — ISBN 978-1-46-104513-7.</span>
• Panton J. [books.google.ru/books?id=BiyyueBTpaMC&pg=PA447&dq=Margaret+Stewart,+Dauphine+of+France&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwjWm-ahrrbOAhXFB5oKHbG9DeIQ6AEIOjAE#v=onepage&q=Margaret%20Stewart%2C%20Dauphine%20of%20France&f=false Historical Dictionary of the British Monarchy] : [англ.]. — Lanham : Scarecrow Press, 2011. — P. 448. — 722 p. — ISBN 978-0-8-1087497-8.</span>

Ссылки

• [thefreelancehistorywriter.com/2013/01/31/margaret-stewart-of-scotland-dauphine-of-france/ Margaret Stewart of Scotland, Dauphine of France]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Маргарита Стюарт, дофина Франции

Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…