Маргарита (виконтесса Беарна)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Маргарита де Монкада
фр. Marguerite de Montcade<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
виконтесса Беарна
1290 — 1319
Соправители: Роже Бернар III де Фуа (1290 — 1302),
Гастон VIII де Фуа (1302 — 1315),
Гастон IX де Фуа (1315 — 1319)
Предшественник: Гастон VI Беарнский
Преемник: Гастон IX де Фуа
виконтесса Марсана
1310 — 1313
Предшественник: Констанция де Монкада
Преемник: Гастон I де Фуа
виконтесса Габардана
1310 — 1313
Предшественник: Констанция де Монкада
Преемник: Гастон I де Фуа
Спорное с Матой де Монкада
дама де Монкада
1310 — 1319
Предшественник: Гастон д’Арманьяк
Преемник: Роже Бернар III де Фуа-Кастельбон
баронесса Кастельви-де-Росанес
1310 — 1319
Предшественник: Гастон д’Арманьяк
Преемник: Роже Бернар III де Фуа-Кастельбон
 
Рождение: ок. 1245/1250
Смерть: 1319(1319)
Место погребения: монастырь Бэйрие
Род: Монкада
Отец: Гастон VII Беарнский
Мать: Мата де Мата
Супруг: Роже Бернар III де Фуа
Дети: Гастон I, Констанция, Мата, Маргарита, Брунисельда

Маргарита де Монкада (фр. Marguerite de Montcade) или Маргарита Беарнская (фр. Marguerite de Béarn; ок. 1245/1250[1] — 1319) — виконтесса Беарна с 1290, виконтесса Габардана в 1309—1313, виконтесса Марсана в 1310—1313, дама де Монкада и баронесса Кастельви-де-Росанес с 1310, 2-я дочь виконта Беарна Гастона VII и виконтессы Марсана Маты де Мата.





Биография

Маргарита родилась между 1245 и 1250 годами. Её отец, виконт Беарна Гастон VII, был одним из самых могущественных феодалов в Гаскони. Её мать, Мата, после смерти в 1251 году графини Бигорра Петронеллы унаследовала виконтство Марсан, а также права на Бигорр, спор из-за наследования которого периодически возникал.

3 октября 1252 года в Лераке был подписан брачный договор, по которому малолетняя Маргарита, которой к тому моменту было не больше 7 лет, была выдана замуж за Роже Бернара де Фуа, сына и наследника графа Фуа Роже IV, ставшего после его смерти графом под именем Роже Бернар III. Брак состоялся в 1257 году[1][2].

В 1282 году умер граф Бигорра Эскива де Шабан. Детей он не оставил, его брат умер бездетным ещё раньше. По завещанию Бигорр должен был достаться его сестре Лоре, жене виконта Раймунда V. Однако на Бигорр снова предъявил претензии виконт Беарна Гастон VII. Вместе вместе с дочерью Констанцией, старшей сестрой Маргариты он отправился в Тарб, где созвал знать и объявил о том, что законной наследницей графства является Констанция как дочь Маты и внучка графини Петронеллы. В результате собрание знати признало графиней Констанцию, отменив часть пунктов завещания Эскивы, но признав права Лауры на виконтство Кузеран и сеньории Шабанне и Конфолан. 1 сентября 1283 года бароны графства принесли оммаж Констанции, признав её графиней[3].

Не имея возможности удержать Бигорр своими силами, Лора обратилась к сенешалю Гаскони Жану I де Грайи, потребовав, чтобы король Англии взял графство под своё управление до вынесения решение по нему. Сенешаль не рискнул выносить решение самостоятельно и сообщил обо всём королю Эдуарду I. Желая лично отстаивать свои права, Констанция совершила ошибку. Она лично отправилась в Англию, где король сослался на то, что в своё время епископ Пюи передал королю Генриху III свои права на Бигорр, на основании чего постановил, что графство принадлежит именно королю Англии. Констанция была вынуждена согласиться с этим, после чего король приказал Жану де Грайи занять Бигорр от его имени. Гастон, который прибыл в Тарб раньше сенешаля, снова собрал знать, объявив о том, что они теперь должны повиноваться королю Англии. Но при этом подтвердил и о правах дочери[3].

Однако на этом спор не закончился. Лора де Шабан и не думала отказываться от своих прав. Свои претензии на графство выдвинули также Матильда де Куртене, дочь графини Петронеллы от второго брака, Гильом де Ла Рош-Тессон, сын Перронеллы де Монфор, средней дочери графини Петронеллы, и Мата, третья дочь Гастона. Констанция утверждала, что брак графини Петронеллы с Ги II де Монфором, от которого родились Алиса де Монфор, мать Лоры, и Перронелла де Монфор, был незаконным, поскольку был заключён при жизни её второго мужа. Её сестра Мата ссылалась на гасконские законы, по которым в случае отсутствие сыновей наследство должно было разделяться между дочерьми. Лора ссылалась на завещание покойного брата. А Гильом требовал часть земель в качестве наследства своей матери. Споры длились долго, что было на руку королю Англии. Не выдержав этого, бездетная Констанция уступила свои права на Бигорр сестре Маргарите, жене графа Роже Бернара III де Фуа[4].

Позже Парижский парламент аннулировал передачу прав на Бигорр королю Англии церковью Пюи, после чего Бигорром два года управляла Констанция. А затем в спор вмешалась королева Франции Жанна Наваррская. Её отцу права на Бигорр передал Симон де Монфор, граф Лестер. На этом основании она предъявила права на Бигорр. Несмотря на то, что собрание бигоррской знати 9 октября 1292 года в замке Семак подтвердило права Констанции, парламент поддержал жену короля Франции — было принято решение о том, что графство переходит под управление короля Франции Филиппа IV Красивого, мужа Жанны. Все попытки графа Фуа отстоять права сестры жены ни к чему не привели, графство было присоединено к королевскому домену[4].

В 1290 году умер Гастон Беарнский. Ещё в 1286 году он, убедившись в том, что Констанция, старшая сестра Маргариты, останется бездетной, принял решение завещать следующей по старшинству дочери, Маргарите, Беарн, причём в завещании Гастона было оговорено, что Беарн должен быть объединён с графством Фуа. Габардан, Брюлуа и испанские владения, которые он ранее намеревался оставить Маргарите, были у неё изъяты. Это решение подписали 3 дочери Гастона — Констанция, Маргарита и Гильеме. Ещё одна дочь, Мата, которая была замужем за графом Арманьяка Жеро VI, подписи не поставила, однако позже обещала исполнить желание отца. Перед смертью Гастон подтвердил свои намерения по наследству. Маргарите и её мужу достался Беарн, Мате — Габардан, Брюлуа и Озан, Гильеме — владения в Каталонии, включая сеньорию Монкада и баронство Кастельви-де-Росанес. Маргарита продолжала управлять наследством матери, также в её пожизненном управлении находились некоторые владения, завещанные сёстрам. Однако Мата отказалась признать завещание, обвинив Маргариту и её мужа в фальсификации. В результате спор за наследство Гастона перерос в войну между графами Фуа и Арманьяка[5].

Спор попытался уладить король Франции Филипп IV. Во время прибывания в Лангедоке, он вызвал Констанцию, Маргариту и Роже Бернара III де Фуа, представлявших одну сторону, Мату и её сына, графа Бернара VI д’Арманьяк, представлявших другую сторону. В итоге король решил, что Мата должна владеть виконтствами Габардан и Брюлуа, а также местностью Капсью, а на наследство других сестёр претендовать не должна, за исключением Гильемы, если она не оставит законнорожденных детей. Граф Арманьяка не рискнул спорить с королём, однако позже ссора с графами Фуа возобновилась с новой силой и продолжалась почти до конца XIV века, иногда на время затихая из-за малолетства наследников[6].

Роже Бернар, муж Маргариты, умер в 1302 году, после чего его владения унаследовал их сын Гастон I — первоначально под регентством матери.

В 1309 году умерла Гильема, сестра Маргариты. Она завещала свои владения виконту Фезансаге Гастону. Недовольные этим, Маргарита с сыном Гастоном заключили 7 сентября 1310 года с Гастоном де Фезансаге соглашение, по которому в обмен на Кастельвьевель тому передавался Капсью и денежная рента, обещая через 3 года обменять Габардан на Капсью. На этом условии король Филипп оставил Габардан за графом Фуа. Однако в итоге Гастон де Фуа отказался передавать Капсью, после чего Гастон де Фезанскаге обратился с жалобой к королю Филиппу, который в июне 1311 года заставил Гастона де Фуа выполнить соглашение. Однако Габардан так и остался предметом спора между домами графов Фуа и Арманьяк[7].

26 апреля 1310 года умерла Констанция де Монкада, сестра Маргариты. Незадолго до смерти, 10 апреля 1310 года Констанция, опасаясь спора из-за своего наследства, в Мон-де-Марсане передала свои владения Маргарите Беарнской, которую любила больше других сестер. Согласно завещанию, в них входили виконтство Марсан с замками Рокфор, Вильнёв, Ренюн и Сен-Жюстен, всё, чем она владела в Эре и Беарне, и замки Понтак, Эгон, Ассон и Моне в виконтстве Монтанер[7].

Около 1312 года разгорелся конфликт между Маргаритой и её сыном. Гастон потребовал от матери передать ему Беарн, обвинив её в том, что она плохо управляла владениями во время его малолетства и произвела ряд незаконных дарений. Однако знать Беарна поднялась на защиту Маргариты. В итоге 21 сентября 1312 года Гастон признал, что он был не прав и заключил мир с Маргаритой. А в 1313 году Маргарита решила передать Гастону Габардан и Марсан, сохранив под своим непосредственным управлением только Беарн. 10 мая она подписала в Понтаке акт о передаче, 27 июня утвердила его в Понтуазе в присутствии королей Франции и Англии[8].

В 1315 году умер Гастон I, сын Маргариты. Его дети, Гастон II, который должен был унаследовать Фуа и Беарн, и Роже Бернар III, которому доставался Кастельбон, были ещё малы. Маргарита попыталась добиться, чтобы её назначили регентом, однако король Франции назначил управлять владениями Гастона и Роже Бернара их мать, Жанну д’Артуа, вдову Гастона I[9].

Маргарита умерла в 1319 году. Согласно её завещанию, датированного 20 мая 1319 года, Беарн, Марсан и Габардан унаследовал её старший внук Гастон II де Фуа, а сеньорию Монкада и баронство Кастельви-де-Росанес — его младший брат Роже Бернар III. Третий брат, Роберт де Фуа, которому по завещанию отца была назначена духовная карьера, она завещала доходы с Габардана, пока тот не будет иметь ренту в десять тысяч ливров с церковных бенефиций. Похоронили её в монастыре Бэйрие рядом с матерью[10].

Брак и дети

Муж: с 3 октября 1252 (Лерак, брачный договор)Роже Бернар III (ок. 1240—1302), граф де Фуа с 1265, виконт де Кастельбон и де Сердань с 1260, сеньор Андорры 1260—1278, князь-соправитель Андорры с 1278

Напишите отзыв о статье "Маргарита (виконтесса Беарна)"

Примечания

  1. 1 2 [fmg.ac/Projects/MedLands/GASCONY.htm#GastonVIIBearndied1290 Vicomtes de Bearn] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 18 июля 2013.
  2. Monlezun, Jean Justin. Histoire de la Gascogne. — Vol. 2. — P. 372—375.
  3. 1 2 Monlezun, Jean Justin. Histoire de la Gascogne. — Vol. 2. — P. 423—426.
  4. 1 2 Monlezun, Jean Justin. Histoire de la Gascogne. — Vol. 3. — P. 36—41.
  5. Monlezun, Jean Justin. Histoire de la Gascogne. — Vol. 3. — P. 41—51.
  6. Monlezun, Jean Justin. Histoire de la Gascogne. — Vol. 3. — P. 94—97.
  7. 1 2 Monlezun, Jean Justin. Histoire de la Gascogne. — Vol. 3. — P. 123—125.
  8. Monlezun, Jean Justin. Histoire de la Gascogne. — Vol. 3. — P. 147—148.
  9. Monlezun, Jean Justin. Histoire de la Gascogne. — Vol. 3. — P. 152—148.
  10. Monlezun, Jean Justin. Histoire de la Gascogne. — Vol. 3. — P. 172—173.

Литература

  • Monlezun, Jean Justin. [books.google.com/books/pdf/Histoire_de_la_Gascogne.pdf?id=sHW_kCR87l8C&output=pdf&sig=KDJUp8tgj00AvnNhQuhkFl1Daow Histoire de la Gascogne] = Histoire de la Gascogne depuis les temps les plus reculés jusqu'à nos jours. — J.A. Portes, 1846—1850. (фр.) ([armagnac.narod.ru/Monlezun/Monl_G.htm русский перевод])
  • J. de Jaurgain. [archive.org/details/lavasconietude01jauruoft La Vasconie, étude historique et critique, deux parties]. — Pau, 1898, 1902.

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/GASCONY.htm#ConstanceBearndied1310 Vicomtes de Bearn] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 18 июля 2013.
  • [www.euskomedia.org/aunamendi/12239/16826 Bearn: La desvinculación definitiva de Aragón: nuevo sometimiento al duque de Aquitania] (исп.). Auñamendi Eusko Entziklopedia. Проверено 18 июля 2013.

Отрывок, характеризующий Маргарита (виконтесса Беарна)

– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.