Марен, Луи

Луи́ Маре́н (фр. Louis Marin; 22 мая 1931, Ла-Тронш (Изер) — 29 октября 1992, Париж) — французский философ, исследователь знаковых и риторических структур литературы, искусства, политической и общественной жизни.

Биография

Окончил философский факультет Сорбонны (1953). Был советником по культуре посольства Франции в Турции (1961—1964), директором Французского института в Лондоне (1964—1967). Преподавал в университете Париж-Нантерр (1967—1970), в университете Сан-Диего (1970—1974), университете Джонса Хопкинса (Балтимор, 1974—1977), с 1978 — в Школе высших исследований по социальным наукам (Париж), с 1987 — директор Центра исследований искусства и языка.

Научные интересы

Сам Марен обозначал область своей работы как историю семиотических систем, но главным предметом его интереса были проблемы репрезентации внеповседневного в общественной жизни, письменной речи, политике, искусстве — знаки власти, страсти, мучения, экстаза и оперирующие ими риторические высказывания. Материалом, на котором работал Марен, были Евангелия, грамматика Пор-Рояля, живопись Караваджо, Пуссена, Филиппа де Шампеня, тексты Игнатия Лойолы, Монтеня, Паскаля, Руссо, Стендаля, Борхеса, Ролана Барта и других.

Авторитет и влияние

При жизни авторитетный для узкого круга друзей и соратников — Деррида, Лиотара, М. де Серто, Ю. Дамиша — со временем Марен, труды которого переведены сегодня на основные европейские языки, оказал существенное влияние на теорию и практику интерпретации в гуманитарных и социальных науках: в истории искусства — на Д.Арраса, который защищал под его руководством диссертацию, в социологии литературы — на Элен Мерлен-Кажман. В России его идеи активно развивает М. Ямпольский.

Сочинения

• Études sémiologiques: Ecritures, peintures (1971, переизд. 2005)
• Sémiotique de la Passion, topiques et figures (1972)
• Le récit évangélique (1972, в соавторстве с К.Шабролем)
• Utopiques : jeux d’espaces (1973)
• La Critique du discours (1975)
• Détruire la peinture (1977)
• Le récit est un piège (1978)
• Le Portrait du roi (1981)
• La Voix excommuniée. Essais de mémoire (1981)
• La Parole mangée et autres essais théologico-politiques (1986)
• Jean-Charles Blais, du figurable en peinture (1988)
• Opacité de la peinture. Essais sur la représentation en Quattrocento (1989)
• Lectures traversières (1992)
• De la représentation (1993)
• Des pouvoirs de l’image (1993)
• Philippe de Champaigne, ou, La présence cachée (1995)
• Pascal et Port-Royal (1997)
• De l’entretien (1997)
• Sublime Poussin (1998)
• L'écriture de soi (1999)
• Politiques de la représentation (2005)

Публикации на русском языке

• Утопия карты// Сегодня, 1995, № 233, 8 декабря
• Гробница подлежащего как предмет живописи// Художественный журнал, 1996, № 12
• [gefter.ru/archive/7151 О Вавилонской башне, языке и истории (реферат статьи)]

Литература

• Hommages à Louis Marin/ Alain J.-J. Cohen, Isabella Pezzini, eds. Urbino: Università di Urbino, 1995
• Murray Th. Mimesis, masochism, & mime: the politics of theatricality in contemporary French thought. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1997
• Signes, histoire, fictions: Autour de Louis Marin/ Frédéric Pousin, Sylvie Robic, eds. Paris: Arguments, 2003
• Beyer V. Das Bild ist der König: Repräsentation nach Louis Marin. Paderborn; München: Fink, 2005

Ссылки

• [sun3.lib.uci.edu/~scctr/Wellek/marin.html] (недоступная ссылка)

Отрывок, характеризующий Марен, Луи

– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.