Маржинализм

Маржинализм (фр. marginalisme, от лат. margo (marginis) — край) — направление в экономической науке, признающее принцип снижающейся предельной полезности фундаментальным элементом теории стоимости; возникло в 70-е гг. XIX века в форме так называемой «маржинальной революции». Основателями данного направления считаются учёные К. Менгер, У. С. Джевонс и Л. Вальрас. Теоретические подходы, реализованные в ходе «маржиналистской революции», можно найти в более ранних работах А. Курно, Ж. Дюпюи, И. фон Тюнена, Г. Госсена.

Основной причиной возникновения маржинализма считается необходимость поиска условий, при которых данные производительные услуги распределялись бы с оптимальным результатом между конкурирующими направлениями использования. Подобная смена парадигмы экономической теории, в свою очередь, была обусловлена бурным развитием промышленности и прикладных наук.

Важнейшие элементы маржинализма

1. Использование предельных величин.
2. Субъективизм, то есть подход, при котором все экономические явления исследуются и оцениваются с точки зрения отдельного хозяйствующего субъекта.
3. Гедонизм хозяйствующих субъектов. Человек рассматривался маржиналистами как рациональное существо, целью которого является максимизация собственного удовлетворения.
4. Статичность. Изучение использования редких ресурсов для удовлетворения потребностей людей в данный момент времени.
5. Ликвидация приоритета сферы производства, характерного для экономического анализа классиков.
6. Восприятие рыночной экономики как равновесной системы.

Этапы развития

Осознание экономистами принципа полезности и её предельного характера произошло значительно ранее XIX века. Анализ субъективного начала в экономической мысли был начат ещё Аристотелем. Средневековые схоласты также развивали теорию полезности, подражая Аристотелю. В эпоху Просвещения многие авторы также разрабатывали данную концепцию. Среди них французские экономисты аббат Кондильяк и А. Тюрго, итальянцы аббат Ф. Галиани, граф Пьетро Верри (1728—1797), Джованни-Ринальдо Карли, Чезаре Беккариа (1738—1794), швейцарский математик Д. Бернулли, английский экономист и финансист Д. Ло.

Среди французских прото-маржиналистов XIX века можно также выделить Ашилля-Николя Изнара (1749—1803), Николя-Франсуа Канара (1750—1833), Антуана Дестют де Траси (1754—1836) и отца «революционера» Л. Вальраса — О. Вальраса. Список немецких предшественников маржинализма можно расширить за счёт К. Г. Рау, Ф. фон Германна, Х. фон Мангольдта. Английские прото-маржиналисты представлены Оксфордско-Дублинской школой (The Oxford-Dublin Proto-Marginalists) — С. М. Лонгфилдом и Уильямом Форстером Ллойдом (1795—1852), Н. Сениором, а также Дж. Ре, Г. Маклеодом, Генри Чарльзом Флимингом Дженкином (1833—1885).

Дальнейшее развитие маржинализма протекало в рамках национальных школ: австрийской, лозаннской, английской, американской.

Теория

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Задача маржинализма — исследование закономерности экономических процессов на основе использования предельных величин. Соответственно, все основные категории в маржиналистской теории основаны на применении количественного анализа. Это такие категории, как предельная производительность, предельные издержки, предельная полезность.

Маржиналистская теория позволила применить к исследованию экономических процессов количественные методы, эффективно использовать в экономической науке математический аппарат; позволила создать экономические модели; проанализировать эластичность спроса и поставить проблему оптимума.

Литература

• Блауг М. Маржиналистская революция // Экономическая мысль в ретроспективе = Economic Theory in Retrospect. — М.: Дело, 1994. — С. 275-305. — XVII, 627 с. — ISBN 5-86461-151-4.
• Маржинализм / Абрамишвили Г. Г. // Ломбард — Мезитол. — М. : Советская энциклопедия, 1974. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 15).</span>

Отрывок, характеризующий Маржинализм

– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.