Марийское имя

Марийское имя (мар. лÿм) — национальная модель антропонимии у марийцев — народа волжской группы финно-угорской языковой семьи.

Дохристианский именник у марийцев насчитывал более пяти тысяч имён. Состоял преимущественно из самобытных имён, но есть и определённая часть, которую можно отнести к заимствованным: славянским, арабским, тюркским и др.

Этимология

Основы традиционных марийских личных имён обычно обозначают или черту характера, или передают отношение к ребёнку, чувства родителей, или называют место рождения ребёнка, или содержат указание на время рождения.

У марийцев бытовали также имена с основами, обозначающими названия животных, птиц, деревьев и пр. (тотемы).

Национальная традиция

Новорождённому старались как можно быстрее дать имя, поскольку боялись, что ребёнок, умерший без имени, не найдёт своё место на том свете, то есть душа его будет блуждать. Имя, которое давали малышу сразу же после рождения, являлось временным. Постоянное имя новорождённому давали через 3-4 дня после родов. В некоторых регионах было принято называть детей созвучно началу имени родителя (муж.: Айгобек, Айдуш, Айплат, Айгелде; жен.: Эвика, Эрика, Элика), в других — оканчивающиеся созвучно: Паймет-Тоймет-Аймет-Самет; жен.: Лыставий, Сылвий, Эрвий.

Отдельные имяобразовательные средства (-бай (-пай), крым- и т. д.) могли обозначать родовую принадлежность: имена прадеда, деда, отца и сына в ряде случаев имели одинаковые компоненты в имени. Считается, что этот обычай заимствован у булгар и наблюдается также у одних из потомков последних — чувашей.

Марийцы-язычники применяли оригинальные способы имянаречения. Имя определял карт — языческий жрец. В одном случае он быстро произносил пришедшие на ум имена, высекая при этом огонь из кремня. При произнесении какого имени загорался трут, тем именем и нарекал новорождённого. Жрец иногда брал ребёнка в руки в тот момент, когда он плакал, и перечислял имена. Считалось, что при подходящем имени ребёнок переставал плакать. Чтобы определить нужное имя, иногда перед тем, как ставить хлеб в печь, каждому караваю давали имя. По имени лучше испёкшегося каравая и нарекали ребёнка.

Крещёные марийцы крестили детей через одну-две недели после рождения, нарекая именем по христианскому именнику. Поэтому нередко у детей существовало два имени: одно, полученное при рождении, другое — во время крещения.

Антропонимическая модель у марийцев в дохристиаскую эпоху была двучленной. Она включала имя отца (отчество), стоящее на первом месте в именительном или родительном падеже, и личное имя, например: Сибатор Янгул, Актанай Паймас или Изерген Ипай, Шемвуйн Васлий, Лапкасын Корак. Женские имена употреблялись в обществе только до замужества. После замужества женщину называли по мужу, например, Паймет вате (жена Паймета). Порядок компонентов имени общий для всех финно-угров — мордвы, венгров и др. Подобная система также использовалась у чеченцев и адыгов.

Горные марийцы, вошедшие в христианскую культуру ранее луговых, имеют традицию называть детей по христианскому именнику, но именами необычными, отличными от окружающих русских христиан, например, Ксенофонт Никанорович, Климентий Германович, Евстолия Гурьевна, Капитолина Фаддеевна, Фелицита Варсонофьевна.

По марийскому обычаю имя мужчины употребляется с именем отца, которое ставится на первое место, а собственное имя человека — на второе место. Например, Актанай Паймас (Паймас Актанаевич), Янгул Сибатор (Сибатор Янгулович), Яныгит Паймет (Паймет Яныгитович). Женские имена употреблялись в обществе только до замужества женщины. После замужества женщину называли по мужу, например, Эркай ва́те (жена Эркая), Кубакай шешке (сноха Кубакая) или Сарандай вате шешке (сноха жены Сарандая). Только близкие родственники (родители, братья, сестры) продолжали использовать девичье имя (Айвика акай — старшая сестра Айвика, Юлавий шӱжарем — младшая сестра Юлавий), и то не всегда, а зачастую обходясь только словами «акай», «шӱжарем». В настоящее время женщину можно называть по имени-отчеству по аналогии с мужчинами: Сылвика Шамратовна — Шамрат Сылвика, Асталче Сармановна — Сарман Асталче.

В некоторых регионах была традиция давать сыновьям имена, начала которых созвучны с началом имени отца (если отец — Айгобек, сыновей могли назвать Айгелде, Айдуш, Айплат), а дочерям давали имена, начала которых созвучны с началом имени матери (если мать — Эвика, дочерей могли назвать Элика, Эрика). В других регионах традиционно было давать сыновьям имена, оканчивающиеся созвучно: Тойдерек-Актерек-Иштерек, Паймет-Тоймет-Самет-Ямет, Айгелде-Пайгелде-Сайгелде.

Ударение в марийских именах ставится, как правило, на последний слог. Исключение — некоторые заимствованные имена — Пӧтыр (Пётр), Вӧдыр (Фёдор) и др.

Национальные имена

Ниже приведены значения некоторых имен.

Мужские имена

• Анзыл — «Передовой»
• Вараш — «Ястреб»
• Изерге — «Маленький сын»
• Кÿртньыпатыр — «Железный богатырь»
• Изи — «Маленький»
• Йолагай — «Лентяй»
• Йÿксерге — «Сын лебедя»
• Йÿштерге — «Сын мороза»
• Лапкас — «Низкорослый»
• Маска — «Медведь»
• Озанай — «Хозяин»
• Ошерге — «Белый сын»
• Парсай — «Наследник, последователь»
• Чоткар — «Очень крепкий»
• Шемвуй — «Черноголовый»
• Шумат — «Суббота»
• Юмпатыр — «Богатырь бога»
• Ямшан — «Прекрасный мыслитель»

Женские имена

• Айви — «Женственная»
• Асталче — «Красавица»
• Йÿксÿдыр — «Лебёдушка»
• Кечеви — «Солнечная»
• Кугÿдыр — «Большая дочь»
• Ошалче — «Беленькая»
• Пашаче — «Труженица»
• Салика — «Прекрасная, праведная»
• Тулпеледыш — «Огненный цветок»
• Увий — «Ивушка»
• Шымай — «Гладкая»
• Эвика — «Стройная»

Литература

• Словарь марийских личных имён, С. Я. Черных, Марийское книжное издательство, Йошкар-Ола, 1995.
• Марий лÿмвлак мутер, ЭрВел Семон, Башкортостан Республикысе Марий Мер Толкын, Йошкар-Ола, 2000.
• Марий лÿмвлак, Крыммарий Азим, Йошкар-Ола, 2008.
• Религиозные обряды черемис. Яковлев Г. Я., Казань, 1887.
• Записки Александры Фукс о чувашах и черемисах Казанской губернии. Фукс А. А., Казань, 1840.

Ссылки

• [lumvlak.marlamuter.org/names_hrist.php Марийская интерпретация христианских имён]
• [mariuver.info/rus/culture/folk/mlym.htm сборник «Марий лӱм-влак», который включает около 2500 имён]
• [lumvlak.marlamuter.com/ Справочник марийских имён]

Отрывок, характеризующий Марийское имя

– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил: