Маринер-4

Маринер-4
Mariner 4
Внешний вид Маринера-4
Заказчик	НАСА
Пролёт	Марс
Спутник	Солнца
Запуск	28 ноября 1964 14:22:05 UTC
Ракета-носитель	Atlas D Аджена D 289D (AA11)
Стартовая площадка	мыс Канаверал LC13
NSSDC ID	[nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1964-077A 1964-077A]
SCN	[www.n2yo.com/satellite/?s=00938 00938]
Технические характеристики
Масса	260,8 кг
Размеры	1,3 × 2,9 м размах СБ: 6,9 м
Мощность	170 Вт
Элементы орбиты
Большая полуось	199 591 220 км
Эксцентриситет	0,17024754
Наклонение	2,51°
Период обращения	562,888 дней
Апоцентр	233 571 130 км
Перицентр	165 611 300 км

Ма́ринер-4 (англ. Mariner 4, букв. — моряк), — автоматическая межпланетная станция программы НАСА Маринер Марс 1964. Космический аппарат предназначался для проведения научных исследований Марса с пролётной траектории, передачи информации о межпланетном пространстве и о пространстве около Марса. Предусматривалось получение снимков поверхности и проведение эксперимента по радиозатмению планетой сигнала со станции для получения информации об атмосфере и ионосфере.

Маринер-4 четвёртый космический аппарат НАСА из серии «Маринер». Головная организация по проектированию, изготовлению и испытаниям Лаборатория реактивного движения (Jet Propulsion Laboratory или JPL). Разработка отдельных систем выполнялась различными промышленными организациями. Разработка научных приборов выполнялась с участием высших учебных заведений.

Маринер-4 совершил 14-15 июля 1965 года первый успешный пролёт около Марса и стал первым космическим аппаратом, который сделал снимки другой планеты с близкого расстояния и передал их на Землю.

Конструкция

Корпус космического аппарата имеет форму восьмигранника 127 см в ширину по диагонали и 45,7 см в высоту. Корпус негерметичный, из магниевого сплава, разделен на восемь отсеков в которых размещены электронная аппаратура, кабели, коррекционная двигательная установка, ёмкости с газом для системы ориентации и регулирующие устройства. Четыре солнечные батареи с размахом 6,88 м (включая установленные на внешнем крае батарей солнечные паруса) прикреплены к верхней части аппарата. Параболическая антенна диаметром 116,8 см с высоким коэффициентом усиления установлена на верхней поверхности аппарата, а всенаправленная антенна с низким коэффициентом усиления закреплена на мачте высотой в 223,5 см установленной рядом с параболической антенной. В центре нижней поверхности корпуса установлена одноосная сканирующая платформа, которая направляет установленную на ней телекамеру на Марс. Общая высота аппарата 2,89 метра, а масса 261 кг.

Питание для всех систем Маринера-4 обеспечивали 28224 фотоэлементов, собранных в панели размером 176×90 см, которые могли выработать до 310 Вт около Марса, энергия накапливалась в серебряно-цинковом аккумуляторе 1200 Вт·ч.

Для коррекции траектории использовался двигатель развивающий 222 Н тяги который работал на однокомпонентном топливе — гидразине.

Полная, трёхосная ориентация аппарата осуществлялось 12 микродвигателями работающими на сжатом азоте, которые были установлены на концах панелей солнечных батарей. В системе ориентации имелись три гироскопа. Сведения об ориентации давали четыре солнечных датчика и либо датчик Земли либо датчик звезды Канопус либо датчик Марса (в зависимости от того где находился космический аппарат). Маринер-4 стал первым космическим аппаратом, который использовал звезду в качестве опорного ориентира для системы ориентации. В космических аппаратах, которые были спутниками Земли или летели к Луне либо Венере, для ориентации использовались: Земля, Луна и Венера, но только освещённая Солнцем их часть. Во время полёта к Марсу и Земля и Марс были слишком тусклыми для захвата датчиками системы ориентации. Потребовался другой яркий объект расположенный под большим углом к Солнцу и Канопус вторая по яркости после Сириуса звезда на небе соответствовала этим требованиям. Впоследствии Канопус использовался в качестве опорного ориентира в других космических программах. Солнечные паруса, каждый площадью 0,65 м², были прикреплены к внешним краям солнечных панелей. Солнечные паруса являлись элементами вспомогательной пассивной системы ориентации.

Аппаратура связи на Маринере-4 состояла из дублированного радиопередатчика S-диапазона и одного радиоприёмника. Аппаратура могла отправлять и получать данные через всенаправленную антенну с низким коэффициентом усиления и антенну с высоким коэффициентом усиления, со скоростью 8⅓ и 33⅓ бит/с соответственно. Данные могли также сохраняться для последующей передачи на бортовом катушечном магнитофоне ёмкостью 5240 тысяч бит.

Работа всей электроники находились под контролем командной подсистемы которая могла обрабатывать любую из полученных с Земли команд (29 команд в виде слов или 3 команды имеющие числовое значение необходимые для выполнения коррекции траектории). Центральный вычислитель и программно-временное устройство отрабатывали хранящиеся в памяти служебные команды, выполняемые последовательно через определенные промежутки времени. В качестве эталона времени применялась синхронизирующая частота 38,4 кГц.

Температурный режим поддерживался за счёт использования установленных над 6 отсеками с электроникой панелей c жалюзи, а также многослойной термоизоляции, защитных экранов из полированного алюминия и специальной обработки внешних поверхностей.

Электронная аппаратура Маринера-4 изготовлена на дискретных элементах. Интегральные микросхемы не использовались. Суммарное количество электронных компонент (конденсаторов, резисторов, диодов, транзисторов и др. 39220). Электронная аппаратура работала в вакууме, только бортовой магнитофон имел герметичный корпус.

Научные приборы

На Маринер-4 установлены следующие научные приборы:

• магнитометр для измерения напряжённости магнитного поля;
• регистраторы заряженных частиц;
• детектор солнечной плазмы;
• ионизационная камера и счётчик Гейгера-Мюллера для исследования космических лучей;
• детектор метеорных частиц;
• телевизионная камера для получения снимков поверхности Марса.

Планировали также установить на Маринере-4 ультрафиолетовый фотометр для поиска атомарных водорода и кислорода в верхних слоях атмосферы. Однако при окончательной проверке собранного космического аппарата ультрафиолетовый фотометр после 30 часов пребывания в глубоком вакууме начал сбоить с нестабильностями которые представляли опасность для электроники космического аппарата. Времени для переконструирования и повторного тестирования, если Маринер-4 должен быть готов к запланированному запуску, не было и поэтому научный прибор пришлось удалить из космического аппарата. Его заменили неработающим макетом вместо блока электроники фотометра и макетом датчика на сканирующей платформе чтобы не нарушить её механический и тепловой баланс.

• Для эксперимента по радиозатмению научные приборы не требовались

Ход полёта

Запуск

Запуск 5 ноября 1964 года Маринера-3, предыдущего космического аппарата серии Маринер, завершился аварийно вследствие того, что защитный обтекатель не отделился. После анализа причин неудачного запуска фирма Локхид сконструировала, изготовила и испытала новый обтекатель из магниевого сплава, который заменил использовавшийся при аварийном запуске обтекатель из пластика. Кроме того командная система ликвидации разгонного блока Аджена D была заменена автоматической системой, что частично компенсировало увеличение веса, вызванное применением нового обтекателя.

Запуск состоялся с космодрома на мысе Канаверал в 14:22:01 UTC 28 ноября 1964 года ракетой-носителем Атлас D c разгонным блоком Аджена D. Обтекатель, защитивший космический аппарат от нагрева первые минуты полета в атмосфере, был сброшен в заданное время после старта. Связка разгонный блок Аджена D/Маринер-4 отделилась от ракеты-носителя Атлас D в 14:27:23 UTC. Разгонный блок Аджена D проработал с 14:28:14 до 14:30:38 UTC и вывел связку на опорную орбиту вокруг Земли. Второй пуск разгонного блока, с 15:02:53 до 15:04:28 UTC, вывел связку на траекторию полета к Марсу. Маринер-4 отделился от разгонного блока в 15:07:09 UTC. Солнечные панели развернулись в 15:15:00 UTC и через 16 минут, путём соответствующей ориентации всего космического аппарата, были направлены на Солнце. Затем Маринер-4 начал работать в режиме межпланетного полета.

Наведение на звезду Канопус

После наведения на Солнце следовал поиск второго опорного ориентира, которым являлась звезда Канопус. Звёздный датчик был настроен так, чтобы реагировать на любой объект ярче, чем одна восьмая яркости Канопуса и темнее, чем его восьмикратная яркость. Кроме Канопуса существовало 6 таких объектов, видимых для звездного датчика, если Маринёр-4 сориентирован на Солнце. Более суток заняли «перескоки» для нахождения Канопуса, поскольку датчик захватывал другой объект: свет от близкой Земли, звёзд Альдерамин, Регул, Наос, Гамма в созвездии Паруса.

В начале полёта часто возникал сигнал ошибки ориентации по крену, который вызывал потерю наведения звездного датчика на Канопус. Наведение терялось шесть раз менее чем за три недели, каждый раз требовалась последовательная серия команд по радио для её восстановления. После изучения неполадки специалисты пришли к выводу, что такое поведение Маринёра-4 было вследствие небольших частиц, которые по неизвестным причинам отделялись от космического аппарата и дрейфовали в поле зрения звездного датчика. Солнечный свет, отраженный от частиц, проявлял себя как свечение, эквивалентное свечению яркой звезды, поэтому прохождение частицы в поле зрения датчика вызывало сигнал ошибки ориентации по крену. Когда яркость частицы превосходила верхний предел восьмикратной яркости Канопуса, космический аппарат автоматически прекращал ориентацию на него и начинал поворот по крену для поиска новой звезды. Радиокоманда на удаление верхнего предела были отправлена 17 декабря 1964 года. Предел первоначально был введён для предотвращения ориентации звездного датчика на Землю, но после отлёта от неё не требовался. В дальнейшем потери наведения на Канопус не происходили, хотя сигнал ошибки ориентации по крену появлялся до встречи с Марсом ещё 38 раз.

Коррекция траектории полета

Полёт к Марсу продолжался 7½ месяцев. На среднем участке была проведена коррекция траектории. Первоначально планировалось провести её 4 декабря 1964 года, но в связи с потерей наведения звездного датчика на Канопус коррекцию отложили. Коррекция была проведена 5 декабря. Манёвр коррекции состоял из изменения ориентации космического аппарата на строго определенные углы (поворота по тангажу на −39,16 градусов и поворота по крену на 156,08 градусов), работы двигателя в течение 20,07 секунд и восстановления исходной ориентации путём поворотов по крену и тангажу. Изменение скорости полета было выполнено с ошибкой менее 2,5%, повороты по тангажу и крену с ошибкой менее 1%. После успешного манёвра коррекции Маринер-4 пролетал около Марса на расстоянии, близком к первоначально запланированному.

Пролёт около Марса

Маринер-4 пролетал около Марса 14-15 июля 1965 года. 14 июля в 15:41:49 UTC Маринер-4 был переключен в режим планетарного исследования. Телекамера начала свою работу в 00:18:36 UTC 15 июля, получены 21 полный снимок и частично 22 снимок (21 строка). Снимки делались через красный или зелёный фильтры, причем пары их перекрывались, чтобы получить больше информации об окраске поверхности. Число элементов изображения составляло 200×200, число уровней яркости — 64 (240000 битов, 200 строк по 200 пикселей, 6 битов на пиксель). Снимки запечатлели узкую прерывистую дугу на поверхности Марса. Дуга начиналась от 40° с. ш., 170° в. д., пересекала экватор, проходила вблизи 35° ю. ш., 200° в. д. и пересекала терминатор на 50° ю. ш., 255° в. д. На снимках записано около 1% от всей поверхности планеты. На первом снимке виден яркий лимб (край) Марса, снимок 19 захватывает вечерний терминатор, а последние три приходятся на неосвещённые области. Сделанные снимки хранились на бортовом магнитофоне. Снимки были получены при разных дальностях, причем минимальная составляла 11800 км. 15 июля в 1:00:57 UTC аппарат пролетел от Марса на расстоянии 9846 км. В 2:19:11 UTC Маринер-4 оказался за Марсом, сигнал от аппарата прекратился. В 3:13:04 UTC сигнал от аппарата возобновился. Маринер-4 был переключен в режим полета по межпланетной траектории. Передача изображений на Землю началась через 8,5 часов после возобновления сигнала, и продолжалась до 3 августа. Передача одного снимка со скоростью 8,33 бит/сек занимала 8,66 часа. Все снимки были переданы два раза, чтобы обеспечить отсутствие пропущенных или повреждённых данных. Передача снимков проходила с расстояния более 216 млн км.

Маринер-4 успешно выполнил большинство запланированных исследований Марса.

Окончание полета

30 августа 1965 года проведена съёмка неба. Передача на Землю первых пяти снимков, которые были получены при всех уровнях усиления телевизионной аппаратуры, закончилась 2 сентября. Поскольку в поле зрения телекамеры не было ярких звезд, были получены данные, относящиеся только к электронике. Первая попытка съемки неба 21 августа, когда в поле зрения попадала яркая звезда Альтаир и можно было получить сведения, касающиеся оптической системы телекамеры и электроники, была прервана из-за сбоев в работе наземной станции слежения. Съемка была необходима для того, чтобы обеспечить «взгляд изнутри» на возможное затуманивание снимков Марса. Возможное затуманивание являлось результатом какого-то неизвестного процесса в телевизионной аппаратуре.

В сентябре сигнал с Маринера-4 постоянно ослабевал, так как возрастала ошибка в ориентации параболической антенны на Землю, и к 1 октября приближался к порогу чувствительности приемника станции слежения Голдстоун. 1 октября, когда Маринер-4 находился на расстоянии 309,2 млн км, передатчик и приемник по команде с Земли были переключены на антенну с низким коэффициентом усиления (чтобы обеспечить восстановление управления космическим аппаратом в 1967 году), и прием телеметрии с космического аппарата прекратился в 22:05:07 UTC.

Связь с Маринером-4 возобновилась во второй половине 1967 года.

12-21 августа проводился круглосуточный прием данных с Маринера-4 и Маринера-5. В это время Маринер-5, Земля и Маринер-4 располагались вдоль прямой, идущей радиально от Солнца. Наибольший интерес представляли сведения о солнечном ветре и магнитном поле.

15 сентября детектор космической пыли за 15 минут зарегистрировал 17 ударов микрометеоритов. Микрометеоритный дождь изменил ориентацию космического аппарата и, вероятно, слегка повредили его термозащиту. Позже учёные предположили, что космический аппарат пролетел вблизи остатков кометы D/Swift и прошёл на расстоянии около 20 млн км от её ядра.

25 октября была проведена вторая коррекция траектории. Поскольку Маринер-4 находился в полете более двух лет, успешная работа корректирующей двигательной установки обеспечила получение важных сведений, применимых в будущих космических программах.

26 октября скорость передачи данных была изменена с 33 бит/сек на 8 бит/сек, чтобы обеспечить передачу одного записанного на магнитофон снимка Марса на Землю. Космический аппарат успешно передал вторую половину 16 снимка и первую половину 17 снимка.

7 декабря закончился сжатый азот для системы ориентации. 10 и 11 декабря зарегистрировано в общей сложности 83 удара микрометеоритами, которые изменили ориентацию Маринера-4, что привело к уменьшению мощности радиосигнала принимаемого с космического аппарата. 21 декабря 1967 года связь с Маринером-4 прекратилась.

В настоящее время космический аппарат находится на гелиоцентрической орбите.

Научные результаты

Суммарный объём данных, переданных Маринером-4 на Землю, составил более 50 миллионов бит. За 307 суток с 28 ноября 1964 по 1 октября 1965 года принято около 50 миллионов бит. Все научные приборы работали нормально, за исключением Счётчика Гейгера, который вышел из строя в феврале 1965 года. Кроме того, 8 декабря 1964 года возникли неполадки в работе детектора солнечной плазмы из-за поломки резистора в высоковольтной цепи, но инженеры смогли перекалибровать детектор, учитывая эту поломку, и правильно истолковать полученные данные.

Качество полученных снимков Марса было низким. Потребовалась длительная обработка цифровых данных на ЭВМ для устранения дефектов и помех, а также увеличения контрастности снимков. Заключительный отчет с обработанными снимками был опубликован в декабре 1967 года. На первых семи снимках Марса зенитное расстояние Солнца мало, не более 30°, и, следовательно, рельеф создает мало теней. По мере перехода участков съемки в южное полушарие высота Солнца становилась все меньше, и снимок 19 приходится на область сумерек. На снимке 3 видна первая различимая деталь рельефа — часть Орк (патера) эллиптической впадины размеры которой 380x140 км. Наиболее интересны 11 снимков — от 5 до 15. На снимке 5 впервые видны марсианские кратеры. На снимке 7 поверхность густо усыпана кратерами. На снимке 9 видны скопления кратеров. На снимке 11 четко виден большой кратер 156,58 км в поперечнике (координаты центра кратера 34.68° ю. ш. и 195.76 °з. д.) и все кратеры более 5 км в диаметре. Солнце стояло низко (зенитное расстояние 47°), область заснята с расстояния 12500 км и занимает площадь примерно 270 км на 240 км. Большой кратер назван Маринер в честь Маринера-4. На снимке 14 находятся кратеры с валами, покрытыми инеем (что не удивительно, в южном полушарии середина зимы) и ярко освещенными центральными горками, так как Солнце стояло довольно низко (зенитное расстояние 60°). На снимке 15 также есть кратеры, окруженные белым кольцом — Солнце здесь стояло ещё ниже (зенитное расстояние 66°).

На снимках, полученных Маринером-4, усеянная кратерами поверхность Марса очень похожа на поверхность Луны. Но информация Маринера-6 и Маринера-7 показала, что такая поверхность не у всего Марса, а только у более древних участков, сфотографированных Маринером-4. На снимках Маринера-4 замечено вуалирование, что привело к выводу о наличии на Марсе замутненной атмосферы до высот 150 км. Однако Маринер-6 и Маринер-7, на снимках которых вуалирования нет, опровергли замутненность атмосферы. По-видимому, оптика телекамеры Маринера-4 была загрязнена.

На основании эксперимента по радиозатмению установлено, что атмосфера Марса по плотности не превышает 1% земной и состоит в основном из углекислого газа (с учётом спектроскопических наблюдений с Земли установлено что углекислого газа не менее 80%). Атмосферное давление в точке захода Маринер-4 за Марс около 4,9 миллибар (490 Па), в точке восхода около 8,4 миллибар (840 Па). До полёта Маринера-4 астрономы полагали что атмосферное давление на Марсе около 85 миллибар, и марсианская атмосфера состоит в основном из азота. Также определено что дневная температура составляла −100 градусов по Цельсию.

Магнитные поля, радиационные пояса Марса и пояса пыли обнаружены не были.

Кратеры и разреженная атмосфера являются признаками планеты, которая подвергается воздействию суровых условий космоса, и развеивают надежды найти разумную жизнь на Марсе. Снимки планеты изменили мнение научного сообщества о жизни на Марсе. После полета Маринера-4 большинство ученых пришло к выводу: если бы на Марсе была жизнь, её формы были бы более мелкими и примитивными.

Поиск жизни на Земле по нескольким тысячам фотографий с километровым разрешением, полученных с метеорологических спутников, не выявил её признаков на подавляющем большинстве этих снимков, поэтому, как полагают другие ученые, на основании 22 фотографий, сделанных Маринером-4, нельзя было считать, что разумной жизни на Марсе не было.

Интересные факты

• Общая стоимость программы Маринера-4 составила 83,2 млн долларов США.
• На космические программы, выполненные с помощью автоматических межпланетных станций серии Маринер израсходовано 554 млн $. (Расходы на исследования и разработки, изготовление и тестирование, запуск, а также управление и связь во время полетов).
• В отличие от советских автоматических межпланетных станций Марс корпус автоматических межпланетных станций серии Маринер негерметичный.

Галерея

• First TV Image of Mars.jpg

  Снимок 1. Ручная раскраска распечатки полученных в цифровом виде данных первого снимка Маринера 4. Первое изображение Марса с близкого расстояния, сделано до преобразования полученных данных в фотоснимок.

• Mars (Mariner 4).jpg

  Снимок 1. Первый в истории снимок Марса полученный космическим аппаратом с близкого расстояния. Снимок охватывает около 330 км в ширину и 1200 км от лимба до нижнего края. Контраст усилен обработкой полученных в цифровом виде данных на ЭВМ.

• M04 12.jpg

  Комбинированное фото состоящее из 1 и 2 снимка, видна марсианская атмосфера.

• M04 0910.jpg

  Комбинированное фото состоящее из 9 и 10 снимка.

• Mars m04 11e.jpg

  Снимок 11.

• M04 1112.jpg

  Комбинированное фото состоящее из 11 и 12 снимка.

• M04 15e.jpg

  Снимок 15.

См. также

• Маринер-3 — космический аппарат из серии «Маринер». По конструкции идентичен Маринеру-4
• Маринер-6 — автоматическая межпланетная станция. Исследование Марса с пролётной траектории.
• Маринер-7 — автоматическая межпланетная станция. Исследование Марса с пролётной траектории.
• Маринер-9 — автоматическая межпланетная станция. Первый искусственный спутник Марса.
• Маринер (космическая программа) — автоматические межпланетные станции серии «Маринер»
• Исследование Марса — обзор исследования Марса классическими методами астрономии и с помощью космических аппаратов.

Литература

• Мишо Ш. Планета Марс. — М.: Мир, 1970.
• Бронштэн В. А. Планета Марс. — М.: Наука, 1977.

Ссылки

• [nssdc.gsfc.nasa.gov/database/MasterCatalog?sc=1964-077A Маринер-4 на сайте NASA]
• [www.jpl.nasa.gov/missions/details.php?id=5900 Маринер-4 на сайте Jet Propulsion Laboratory]
• [epizodsspace.no-ip.org/bibl/america/1966/113/mars.html Статья о съемке Марса с Маринера-4 в журнале «Америка»]
• [ufn.ru/ufn71/ufn71_4/Russian/r714h.pdf Статья о научных результатах космических аппаратов Маринер-4, Маринер-6, Маринер-7 в журнале «Успехи физических наук»]
• [nssdcftp.gsfc.nasa.gov/miscellaneous/planetary/mariner_4/ Снимки Марса полученные Маринером-4, после обработки исходных цифровых данных с применением ЭВМ, на сайте NASA]

Отрывок, характеризующий Маринер-4

Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…