Мариньо, Сантьяго

Сантьяго Мариньо

У этого человека испанская фамилия; здесь Мариньо — фамилия отца, а Кэридж — фамилия матери.

Сантьяго Мариньо Кэридж (исп. Santiago Mariño Carige, 25 июля 1788 — 4 сентября 1854) — южноамериканский военный и политический деятель, один из героев борьбы за независимость Венесуэлы.

Биография

Родился в 1788 году в деревне Валье-дель-Эспириту-Санто, что неподалёку от Порламара на острове Маргарита; его родителями были капитан милиции Сантьяго Мариньо-де-Акунья и креолка ирландского происхождения Атанасия Кэридж Фицджеральд. Пока он был ребёнком, семья проживала на острове Тринидад (который в 1797 году перешёл под британскую юрисдикцию), но после того, как в 1808 году умер отец, семья переехала на Маргариту, чтобы принять во владение его наследство.

19 апреля 1810 года в Каракасе была создана революционная хунта, к которой присоединились и другие города Венесуэлы. По поручению властей города Кумана молодой Сантьяго Мариньо был направлен на Тринидад, чтобы попытаться получить от губернатора Томаса Хислопа поддержку дела революционеров; там ему удалось пресечь контрреволюционную деятельность Андреса Левела де Годы. В 1812 году участвовал в экспедиции полковника Мануэля Вильяполя против повстанцев в Гвианском нагорье, и за отличия в боях был произведён в подполковники. Несколько месяцев спустя был назначен командующим войсками в Гюирии, сумел защитить этот город от роялистов, и был произведён в полковники. После падения Первой республики эмигрировал на Тринидад, а затем, учитывая ситуацию в Венесуэле, сложившуюся из-за деятельности губернатора Доминго де Монтеверде, перебрался на остров Чакачакаре, где имелась собственность его сестры Консепсьон.

11 января 1813 года состоялась встреча Сантьяго Мариньо и 44 других патриотов, эмигрировавших с ним на Тринидад, на которой они решили освободить восток Венесуэлы от испанского владычества; его сестра Консепсьон была секретарём встречи, и потому сохранился документ, известный как «Акт Чакачакаре», подписанный Сантьяго Мариньо. После этого революционеры во главе с Сантьяго Мариньо пересекли пролив, отделявший остров от побережья Венесуэлы, и освободили от испанского владычества город Гюирия, основной гарнизон которого, на их счастье, был недавно выведен в другое место. Вести об их успехе быстро распространились, и вскоре под началом Мариньо было уже 5 тысяч человек, которых он вооружил и экипировал за счёт захваченных в Гюириии припасов. В ходе последовавшей шестимесячной Восточной кампании Мариньо освободил от испанцев восток Венесуэлы. 6 августа 1813 года Боливар взял Каракас и провозгласил восстановление Венесуэльской республики, однако Мариньо, базировавшийся в Кумане, не признал его главенства, и продолжал действовать независимо. Тем не менее Боливар и Мариньо воевали против роялистов бок-о-бок, однако в итоге в 1814 году были разбиты Хосе Томасом Бовесом.

После падения Второй республики Мариньо вместе с Боливаром отправился в Картахену, а оттуда на Ямайку и Гаити. Раскол между двумя вождями революционного движения разрастался и углублялся. В итоге, когда они вновь высадились на материке, Боливар был вынужден назначить Мориньо главнокомандующим всех сил на востоке страны.

В 1819 году Мариньо в качестве представителя провинции Кумана принял участие в конгрессе в Ангостуре, на котором было провозглашено создание государства Колумбия. После прибытия Боливара в Ангостуру Мариньо был введён в состав генерального штаба, а 30 мая 1821 года был назначен начальником генерального штаба Освободительной армии, и в этом качестве участвовал в решающем сражении при Карабобо, обеспечившем независимость Венесуэлы от Испании.

В 1824 году Мариньо был назначен председателем военного трибунала, который должен был судить бригадного генерала Лино де Клементе за поражение при Маракайбо в 1823 году. В 1826 году Конгресс назначил его членом Верховного суда, однако как раз в это время началась Ла-Косиата, в результате которой произошло выделение Венесуэлы в независимое государство.

Во время первого президентства Паэса Мариньо был министром армии и флота, в 1832 году основал Военную академию математики. В 1834 году принял участие в президентских выборах, но проиграл Варгасу. В 1835 году возглавил Революцию Реформ, во время которой отправил 9 июля президента Варгаса и вице-президента Нарварте в изгнание на датский остров Сент-Томас. Хотя все члены Революционной Хунты провозгласили Мариньго «главным начальником» (Jefe Supremo), однако он сам провозгласил «верховным начальником» (Jefe Superior) Паэса, а Паэс предпочёл признать конституционное правительство и вернул Варгаса. В 1836 году уже Мариньо был вынужден отправиться в изгнание. Он жил на Кюрасао, Ямайке, Гаити, а в итоге поселился в Колумбии.

Мариньо вернулся в Венесуэлу в 1848 году, когда президент Монагас пригласил его возглавить армию против восставшего Паэса. После разгрома Паэса Мариньо остался в стране, и скончался в Ла-Виктории в 1854 году. В 1877 году его останки были помещены в Национальный Пантеон.

Литература

• Simón Bolívar's Quest for Glory, p. 75. Richard W. Slatta and Jane Lucas de Grummond. Texas A&M University Press. (2003). ISBN 978-1-58544-239-3.
• Jump up ^ Latin America Between Colony and Nation: Selected Essays (The Hollow Kingdom Trilogy), pp. 172-173. John Lynch. (2001) Palgrave Macmillan; Reprint edition. ISBN 978-0-333-78678-9.
• Historical Dictionary of the Spanish Empire: 1402-1975, p. 383. Sam L. Slick, et al. (1991). Greenwood Press. ISBN 978-0-313-26413-9.
• The Politics of Exile in Latin America, p. 282 and n. 17. Mario Sznajder and Luis Roniger. (2009) Cambridge University Press. ISBN 978-0-521-51735-5.

Отрывок, характеризующий Мариньо, Сантьяго

«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.


Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…