Марин-Парк (район)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Марин-Парк (район)Марин-Парк (район)

</tt> </tt> </tt> </tt>

Район Нью-Йорка
Марин-Парк
англ. Marine Park
40°36′41″ с. ш. 73°55′59″ з. д. / 40.611428° с. ш. 73.933164° з. д. / 40.611428; -73.933164 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.611428&mlon=-73.933164&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 40°36′41″ с. ш. 73°55′59″ з. д. / 40.611428° с. ш. 73.933164° з. д. / 40.611428; -73.933164 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.611428&mlon=-73.933164&zoom=14 (O)] (Я)
БороБруклин
Первое упоминаниеXVII век
Площадь3,03 км²
Население (2008 год)40 397 чел.
Плотность населения13 332,343 чел./км²
Марин-Парк

К:Районы Бруклина Марин-Парк — район на юго-восточной части Бруклина. Район граничит с Милл-Бейсин, Флэтлэндс, Мидвуд, Шипсхед Бей и Герритсен-Бич. Марин-Парк частично окружает парк с таким же названием. Населен он в основном итальянцами, ирландцами, греками и евреями. Согласно переписи 2007 года население Марин-Парк составляет 86 253 человек.



История

Район расположен в месте впадения речки Герритсен в узкий извилистый канал, являющийся частью залива Джамейка. За последние 5000 лет океанские течения нанесли много песка в сам канал и особенно в место, где он открывается в океан. Таким образом образовался прибойный барьер, за которым со временем сформировался марш. Речка Герритсен раньше была вдвое длиннее, но в 1920 году часть её, расположенную севернее Авеню Ю превратили в дождевую канализацию. Однако она по-прежнему снабжает марш пресной водой.

Неподалеку от речки находилось поселение, жители которого занимались охотой и рыбной ловлей, а также вели примитивное сельское хозяйство, изготавливали глиняную посуду, чем отличались от остальных индейских племен. Но к XIII веку, по неясным причинам, жители этого поселения исчезли. А место постепенно заселили индейские племена ленапе(делавары), манхаттас и канарси. Занимались они в основном охотой и рыбной ловлей. В XVII веке район начали заселять голландские колонисты. Земли северного Бруклина были более каменистыми, чем земли южного. А потому первые колонисты, желающие заниматься сельским хозяйством, охотнее заселяли юг. Кроме того природа Марин-Парк была очень похожа на их родину. В середине XVII века земли, на которых расположен Марин-Парк были куплены Йоханнесом Лоттом, где он впоследствии занимался фермерством. Тогда же, в XVII веке в Марин-Парк поселился Вулферт Герритс. Он построил там дом и ферму. Его сын, Хью Герритс, построил первую в США приливную мельницу. Она просуществовала почти 300 лет, а в 1935 году сгорела, вследствие акта вандализма. Деревянные сваи, оставшиеся от мельницы и сейчас можно видеть в марше во время полного отлива. К началу XX века население Марин-Парк, и так небольшое, начало быстро уменьшаться. Люди переселялись в другие, более благоустроенные и привлекательные районы. Марин-Парк в то время называли «болотным пустырем», откуда живущие хотели съехать, а заселять никто не спешил. Как следствие, стоимость земли начала резко снижаться. Семейство Уитни, а также Фредерик Пратт и Альфред Т. Уайт, владевшие землями, решили передать часть их в городскую собственность. Но с условием создания на них парка на средства города. После семилетней задержки городские власти приняли земли и начали строительство парка. Перспектива большого парка в районе подвигла застройщиков на строительство домов и инфраструктуры. Причем продвигалось оно намного быстрее, чем строительство собственно парка. Со временем все произошло так, как и планировали владельцы земли. Стоимость участков и недвижимости повысилась, а Марин-Парк стал вполне благоустроенным районом. В настоящее время в районе живут люди среднего достатка. В свободное время они занимаются спортом и отдыхают в парке, на берегу марша или проводят различные фестивали и празнества.

Напишите отзыв о статье "Марин-Парк (район)"

Ссылки

  • [www.marineparkcivic.com/history.htm Информация об истории района Марин-Парк]
  • [www.nycgovparks.org/parks/marinepark/highlights/11215 Информация об истории района Марин-Парк с сайта «Департамента Парков Нью-Йорка»]
  • [www.nycgovparks.org/sub_your_park/historical_signs/hs_historical_sign.php?id=198 Информация об истории Марин-Парка с сайта «Департамента Парков Нью-Йорка»]
  • [books.google.com/books?id=HIxPgnmtQlcC&printsec=frontcover&dq=inauthor:%22Ellen+Freudenheim%22&hl=en&ei=-hSzToSyLqLq0gGBzJCzBA&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=3&ved=0CDwQ6AEwAg#v=onepage&q&f=false Информация из справочника по районам и достопримечательностям Бруклина]
  • [www.mistergworld.com/04-000.htm Информация о районе Марин-Парк]

Отрывок, характеризующий Марин-Парк (район)


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]