Монти, Марио

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Марио Монти»)
Перейти к: навигация, поиск
Марио Монти
Mario Monti<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Совета Министров Италии
16 ноября 2011 года — 28 апреля 2013 года
Президент: Джорджо Наполитано
Предшественник: Сильвио Берлускони
Преемник: Энрико Летта
Министр экономики и финансов Италии
18 ноября 2011 года — 11 июля 2012 года
Глава правительства: Марио Монти
Предшественник: Джулио Тремонти
Преемник: Витторио Грилли
Министр иностранных дел Италии
27 марта 2013 года — 28 апреля 2013 года
Президент: Джорджо Наполитано
Предшественник: Джулио Терци ди Сант’Агата
Преемник: Эмма Бонино
Пожизненный сенатор Италии
с 9 ноября 2011 года
Европейский комиссар по вопросам конкуренции
15 сентября 1999 года — 30 октября 2004 года
Предшественник: Карель Ван Мирт
Преемник: Нели Крус
Европейский комиссар по вопросам внешней торговли, услугам, налогам и сборам
18 января 1995 года — 15 сентября 1999 года
Предшественник: Раньеро д’Арчифари
Преемник: Фриц Блокенштейн
 
Вероисповедание: католицизм[1]
Рождение: 19 марта 1943(1943-03-19) (81 год)
Варесе, Ломбардия, Королевство Италия
Супруга: Эльза Антониоли
Дети: Федерика и Джованни Монти
Партия: С Монти за Италию (декабрь 2012 — январь 2013)
Гражданский выбор (2013—2015)
Образование: Университет Боккони
Йельский университет
Деятельность: политический и государственный деятель, экономист
 
Автограф:
 
Награды:

Ма́рио Мо́нти (итал. Mario Monti, МФА (итал.): [ˈmaːrjo ˈmonti]; род. 19 марта 1943 года, Варесе, Ломбардия, Королевство Италия) — итальянский беспартийный государственный и политический деятель, экономист, пожизненный сенатор. 82-й Председатель Совета Министров Италии с 16 ноября 2011 года по 28 апреля 2013 года. 7-й Министр экономики и финансов Италии с 18 ноября 2011 года по 11 июля 2012 года. Министр иностранных дел Италии с 27 марта по 28 апреля 2013 года.





Биография

Образование и академическая деятельность

Окончил Университет Боккони, где он получил учёную степень в области экономики и менеджмента. Затем окончил аспирантуру в Йельском университете, где он учился у лауреата Нобелевской премии по экономике Джеймса Тобина.

С 1970 года по 1985 год преподавал экономику в Туринском университете. В 1989 году назначен ректором университета Боккони, а с 1994 года является его президентом.

В 2005 году стал первым президентом института экономических исследований «Брейгель». Помимо этого Монти является одним из ключевых членов трёхсторонней комиссии, а также Бильдербергского клуба. В том же году стал почетным доктором парижского Института политических исследований.

Монти является международным советником таких компаний, как Goldman Sachs и The Coca-Cola Company.

Политическая деятельность

Председатель Совета Министров

Монти резко критиковал премьер-министра Италии Сильвио Берлускони, отмечая, что Италии для выхода из кризиса необходимо заняться либерализацией экономики и возрождением здоровой конкуренции. Монти выступает сторонником европейской интеграции, в которой он видит ключ к модернизации итальянской экономики.

После отставки по собственному желанию премьер-министра Италии Берлускони 13 ноября 2011 года кандидатура Монти на пост председателя Совета министров Италии была поддержана Парламентом Италии. После сформирования технического правительства 16 ноября вступил в должность, её он собирался исполнять до парламентских выборов 2013 года[3], также Монти 18 ноября, получив вотум доверия Парламента, назначил себя на должность министра экономики и финансов.[4]

В начале декабря 2011 года новому правительству пришлось принять антикризисный пакет, который предусматривает режим «жёсткой экономии», сокращение государственных расходов, увеличение пенсионного возраста до 66 лет. Сам Монти отказался от зарплаты премьер-министра и министра финансов.[5]

С 12 декабря по 19 декабря 2011 года в Италии прошла общенациональная неделя забастовок против антикризисных мер, принятых Монти.[6]

В марте правительство решило провести реформу на рынке труда, при которой предлагается заменить ст. 18 Трудового Кодекса Италии, защищающую от увольнения работников крупных фирм, на ряд мер, которые заставят работодателей предлагать не временные, а постоянные контракты работникам. Монти утверждал, что предложения правительства создадут новые рабочие места, повысят конкурентоспособность итальянских товаров и защитят Италию от долгового кризиса. Лидер левого профсоюза CGIL Сусанна Камуссо на переговорах в Риме обвинила правительство в попытке просто облегчить для работодателей увольнение рабочих.[7]

11 июля 2012 года Монти оставил пост министра экономики и финансов, который занял его заместитель Витторио Грилли.[8] При этом Монти создал и возглавил правительственную комиссию по координации экономической и финансовой политики.

В начале декабря заявил, что подаст в отставку после принятия бюджета на 2013 год. Монти принял данное решение после того, как партия «Народ свободы» отказалась поддерживать его кабинет.[9] 21 декабря 2012 года Монти подал прошение об отставке[10]. Данные события привели к правительственному кризису, в результате чего 22 декабря 2012 года президент Наполитано принял решение о роспуске парламента, что приблизило парламентские выборы.[11]

С 27 марта по 28 апреля 2013 года занимал пост министра иностранных дел.

28 апреля 2013 года пост премьер-министра был окончательно передан Энрико Летте.[12]

Итоги премьерства

Сам экс-премьер утверждает, что за этот период Италия смогла преодолеть самый сложный этап кризиса собственными силами без помощи ЕЦБ. При этом Монти отметил, что Италия активно участвовала в разработке антикризисных механизмов.[13]

Парламентские выборы 2013 года

28 декабря 2012 года заявил, что на ближайших парламентских выборах возглавит центристскую коалицию «Повестка дня Монти для Италии» (итал. Agenda Monti per l'Italia). При этом входить в состав палаты депутатов он не может, так как является пожизненным сенатором. Также он не исключает, что может вновь возглавить Совет министров.[14][15]. Ранее 23 декабря 2012 он пообещал опубликовать свою программу для окончательного выхода из кризиса[16].

4 января 2013 года Монти объявил о создании новой партии под названием «Гражданский выбор» (it:Scelta Civica). На выборах 24-25 февраля 2013 года партия получила представительство в обеих палатах парламента, Монти являлся её председателем до 17 октября 2013 года[17], но в начале 2015 года оставил созданную им партию и перешёл в Смешанную фракцию Сената[18].

Награды

Личная жизнь

Женат на Эльзе Антониоли, двое детей: Федерика и Джованни Монти. Увлекается историей Древнего Египта.

См. также

Отрывок, характеризующий Монти, Марио

Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.