Марич, Мария Давыдовна

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Марич и Чернышёва

Мария Давыдовна Марич
Имя при рождении:	Мария Давыдовна Чернышёва
Псевдонимы:	Марич
Дата рождения:	25 апреля (7 мая) 1893(1893-05-07)
Место рождения:	Курск, Российская империя
Дата смерти:	3 февраля 1961(1961-02-03) (67 лет)
Место смерти:	Москва, СССР
Гражданство:	СССР СССР
Род деятельности:	прозаик, драматург
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	роман, повесть, рассказ, пьеса
Язык произведений:	русский
Дебют:	рассказы «Праздник на улице» и «Байбак» (1923)
Награды:

Мария Давыдовна Ма́рич (настоящая фамилия — Чернышёва; 1893—1961) — русская советская писательница.

Биография

М. Д. Марич родилась 25 апреля (7 мая) 1893 год в Курске в семье железнодорожника. Отец Марии отличался независимым характером, был дерзким с начальством, поэтому часто менял работу и места жительства. Переезды обогащали наблюдательную, пытливую натуру будущей писательницы, расширяли её представление о мире.

В 1916 году окончила Высшие педагогические курсы в Петрограде. Работала спецкором газеты «Известия».

Началом своей литературной деятельности Марич считает 1923 год, когда в журнале «Город и деревня» были опубликованы её первые рассказы «Праздник на улице» и «Байбак». В этом же году она заканчивала пьесу «Крылья Икара», которая вскоре была опубликована, а затем поставлена на сцене Харьковского драматического театра. В 1927 году был опубликован роман «Сухие ветви» — о молодежи 1905 года. Сейчас роман стал библиографической редкостью.

С 1924 года, к 100-летию восстания 14 декабря 1825 года, Марич начала кропотливый сбор материалов для романа «Северное сияние», повествующего о декабристах. Первая часть романа была опубликована в нашей стране в 1926 году (Госиздат), вторая часть — в 1931 году (ГИХЛ). Затем переиздавался много раз. Работа над ним поглощала писательницу целиком, отнимала дни и ночи, приносила муки и радости. Критика отмечала талантливость и художественную силу письма Марии Марич.

В СССР роман выдержал несколько изданий. Издавался он и в Польше, Болгарии, Венгрии, Чехословакии.

Живой, отзывчивый характер писательницы, её наблюдательность и острый интерес к окружающим людям требовали выхода к современной теме. И М. Д. Марич в качестве спецкора «Известий» ездит по всей стране. Работает увлеченно, щедро печатает свои очерки и статьи во многих журналах.

В 1931 году по инициативе A. M. Горького выходит серия сборников «История фабрик и заводов». Марич принимает активное участие в этом издании. На основе материалов, собранных во время длительных командировок на новостройки страны, она написала ряд очерков и повесть «Тринадцатый элемент».

К 100-летию со дня смерти А. С. Пушкина вышел сборник новелл Марич о великом поэте («Ссылочный невольник») и драма о трагической гибели поэта - «В жестокий век».

В годы Великой Отечественной войны Мария Давыдовна работает в частях и госпиталях УрВО, выступает по радио, печатается в журналах и газетах. За свою работу писательница была награждена грамотой УрВО, а также медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

После войны Марич приступила к работе над новым романом из жизни известного русского мореплавателя Ф. П. Литке. В 1949 году роман вышел в издательстве "Севморпути" под названием "Жизнь и плавание флота капитан-лейтенанта Федора Литке".

За плодотворную литературную работу М. Д. Марич была награждена грамотой СП СССР. В последние годы жизни писательница тяжело болела, но несмотря на это она много работала, активно помогала молодым литераторам. До последних дней сохранила она память о городе своего детства - Курске, в который приезжала трижды: два раза до войны и в 1959 году.

Мария Давыдовна умерла 3 февраля 1961 года. Похоронена в Москве на Армянском кладбище.

Творчество

Романы

• «Северное сияние» (1926—1931)
• «Сухие ветви» (1927)

Повести

• «Праздник на улице» (1929)
• «К неведомым берегам» (Жизнь и плавания флота капитан-лейтенанта Фёдора Литке) (1949)
• «Тринадцатый элемент» (1959)

Пьесы

• «Крылья Икара» (1923)
• «В жестокий век» (1940)

Рассказы

• «Крапива» (1927)
• «Праздник на улице» (1929)
• «Мариам» (1929)
• «Клятва» (1937)
• «Передвижка в тайне» (1938)
• «Актриса» (1942)
• «От всего сердца» (1942)
• «„Незабываемое бывает“» (1943)
• «Оксана» (1943)
• «Рано-ранёшенько» (1949)
• «Арзамасцы» (1952)

Награды и премии

• медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»
• Почётная грамота УрВО
• Почётная грамота СП СССР

Ссылки

• [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke4/ke4-6192.htm Марич, Мария Давыдовна] // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1962—1978.

Отрывок, характеризующий Марич, Мария Давыдовна

15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…