Мария Агредская
| Мария Агредская |
Мария Агредская, Мария Иисусова (исп. María de Jesús de Ágreda, собственно Мария Фернандес Коронель, 2 апреля 1602, Агреда, Сория — 24 мая 1665, там же) — испанская монахиня Ордена Непорочного Зачатия, духовная писательница. По линии Коронель, происходит от раввина Сеговии и казначея Дона Авраама Сениора, в крещении Коронель. Потомка царя Давида.
Содержание
Биография
С детства имела видения, переживала состояния экстаза, отличалась суровым аскетизмом. В 25-летнем возрасте стала аббатисой францисканского монастыря в Агреде, основанного её родителями.
Обладала даром билокации — пребывания разом в двух местах: так, есть свидетельства о её проповедях в Мексике, хотя она никогда не покидала своего монастыря.
Процесс беатификации монахини был начат в 1673 и поныне не завершен.
Творчество
Автор мистических и аскетических сочинений, наиболее известное из которых, трактат «Мистический Град Божий» (опубл. 1670), был внесён в Индекс запрещённых книг инквизицией (1681). Кроме того, известна её переписка с королём Филиппом IV по вопросам государственного управления.
Признание
О ней написан роман испанского прозаика Хавьера Сьерры (Javier Sierra) «Дама в синем» (2005, англ.пер. 2007).
Напишите отзыв о статье "Мария Агредская"
Литература
- Colahan C.A. The visions of Sor Mariá de Agreda: writing knowledge and power. Tucson: University of Arizona Press, 1994.
- Pierrotti Cei L. La dama azzurra: storia di Maria de Ágreda, monaca visionaria, confidente di re nella Spagna del '600. Casale Monferrato: Piemme, 2000
Ссылки
- [www.mariadeagreda.org/ María de Jesús de Ágreda | Official Website]
- [www.franciscanos.org/enciclopedia/mjagreda.htm María de Jesús nació de Ágreda]
Отрывок, характеризующий Мария Агредская
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
