Мария Амалия Саксонская

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мария Амалия Саксонская
Maria Amalia von Sachsen<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет кисти Луи де Сильвестра</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

королева-консорт Испании
10 августа 1759 — 27 сентября 1760
Предшественник: Барбара Португальская
Преемник: Мария-Луиза Пармская
 
Рождение: 24 ноября 1724(1724-11-24)
Дрезден, Речь Посполитая
Смерть: 27 сентября 1760(1760-09-27) (35 лет)
Мадрид, Испания
Место погребения: Эскориал
Род: Веттины, Испанские Бурбоны
Отец: Август III Саксонец
Мать: Мария Жозефа Австрийская
Супруг: Карл III
Дети: Карл IV, Мария Луиза Испанская, Фердинанд I

Мария Амалия Саксонская (полное имя нем. Maria Amalia Christina Franziska Xaveria Flora Walburga; 24 ноября, 1724, Дрезден, Речь Посполитая — 27 сентября, 1760, Мадрид, Испания) — немецкая принцесса из династии Веттинов. Жена Карла III — королева Испании, Неаполя и Сицилии.

Дочь курфюрста саксонского и короля польского Августа III и его жены Марии Жозефы Австрийской.

В 1738 году в возрасте 14 лет она вышла замуж за Карла, бывшего тогда королём Неаполя и Сицилии. Несмотря на то что это был брак по расчету, супруги любили друг друга и имели много детей. Мария-Амалия была образованной женщиной, именно она наладила в Неаполе производство фарфора. Также она курировала строительство королевских дворцов в Казерте и в Портичи.

В 1759 году старший брат её мужа Фердинанд VI умер не оставив наследников и Карл и Мария-Амалия стали королём и королевой Испании. В том же году они переехали из Неаполя в Мадрид. Год спустя королева умерла от туберкулёза. Карл был глубоко опечален утратой, и в будущем так и не женился.



Дети

От их брака родилось 13 детей, из которых выжили лишь 7.

  1. Мария Изабелла Антония (17401742)
  2. Мария Хосефа Антония (1742)
  3. Мария Изабелла Анна (17431749)
  4. Мария Хосефа Кармела (17441801)
  5. Мария Луиза (17451792), вышла замуж за императора Священной Римской империи Леопольда II
  6. Филипп (17471777), герцог Калабрийский, исключен из линии наследования по причине умственной неполноценности
  7. Карл IV (17481819), король Испании. Жена — Мария-Луиза Пармская, его двоюродная сестра
  8. Мария Тереза (1749)
  9. Фердинанд I (17511825), король Обеих Сицилий. Жена — Мария Каролина Австрийская
  10. Габриель (17521788), женат на инфанте португальской Марианне Виктории
  11. Анна Мария (17541755)
  12. Антонио Паскуаль (17551817), женат на своей племяннице Марии Амалии, дочери его брата Карла IV
  13. Франсиско Хавьер (17571771)
Предшественник:
Елизавета Христина Брауншвейг-Вольфенбюттельская
Королева Неаполя и Сицилии
17381859
Преемник:
Мария Каролина Австрийская
Предшественник:
Барбара Португальская
Королева Испании
17591860
Преемник:
Мария-Луиза Пармская


Напишите отзыв о статье "Мария Амалия Саксонская"

Отрывок, характеризующий Мария Амалия Саксонская

Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.