Мария Бургундская

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мария Бургундская
Marie de Bourgogne<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герцогиня Мария Бургундская.
Портрет М. Пахера</td></tr>

Герцогиня Бургундии, Эно и Намюра, графиня Голландии
1477 — 1482
Предшественник: Карл Смелый
Преемник: Филипп Габсбург
 
Рождение: 13 февраля 1457(1457-02-13)
Брюссель, Брабант
Смерть: 27 марта 1482(1482-03-27) (25 лет)
Фландрия
Место погребения: церковь Богоматери, Брюгге
Род: Валуа, Габсбурги
Отец: Карл Смелый
Мать: Изабелла де Бурбон
Супруг: Максимилиан Габсбург
Дети: Филипп Австрийский
Маргарита Австрийская
Франц Австрийский

Мари́я Бургу́ндская (фр. Marie de Bourgogne, 13 февраля 1457, Брюссель — 27 марта 1482, Брюгге) — с 1477 года герцогиня Бургундии, Эно и Намюра, графиня Голландии, единственная дочь и наследница герцога Бургундии Карла Смелого.





Биография

После гибели отца в январе 1477 года Мария унаследовала престол герцогов Бургундских, что позволило ей стать одной из самых желанных невест Европы тех лет. Наследство Марии включало в себя районы нынешней северо-восточной Франции (Бургундию, значительную часть Лотарингии и Эльзаса), а также Франш-Конте, Фландрию, Эно и Брабант. Когда западной частью Бургундии силой завладел французский король Людовик XI, то для оправдания этого захвата он предложил двадцатилетней Марии стать супругой его семилетнего сына дофина Карла. Но значительная часть подданных герцогини была против французского господства. В это время нашёлся ещё один претендент на руку Марии — Максимилиан Габсбург, сын императора Фридриха III[1]. В итоге у Марии Бургундской, которая вышла замуж 14 августа 1477 года в Генте за эрцгерцога Максимилиана Габсбурга (впоследствии император Священной Римской империи Максимилиан I), остались графство Бургундия (Франш-Конте) и Нидерланды. Таким образом, эти владения вошли в состав фамильных владений дома Габсбургов. Также к потомкам Марии перешёл и орден Золотого руна, основанный её дедом, бургундским герцогом Филиппом Добрым, в 1429 году.

Мария умерла в 1482 году в возрасте всего 25 лет от последствий падения с лошади во время соколиной охоты, будучи беременной. Филипп де Коммин в «Мемуарах» пишет:

Конь, на котором она ездила, был горяч и сбросил её на большое бревно. Некоторые говорят, правда, что она упала в приступе лихорадки. Но как бы там ни было, немного дней спустя после падения она умерла, и это было великое горе для её подданных и друзей, ибо после её смерти они больше не знали мира: ведь народ Гента её почитал гораздо больше чем мужа, поскольку она была владелицей страны.

Мария Бургундская похоронена в церкви Богоматери в Брюгге рядом со своим отцом Карлом Смелым.

Семейные отношения

Сохранились письма Максимилиана к другу Зигмунду Прюшенку. В одном из них содержится описание внешности его будущей жены:

Это дама красивая, благочестивая, добродетельная, которой я, благодарение Господу, превесьма доволен. Сложением хрупкая, с белоснежной кожей; волосы каштановые, маленький нос, небольшая головка, некрупные черты лица; глаза карие и серые одновременно, ясные и красивые. Нижние веки чуть припухшие, как будто она только что ото сна, но это едва заметно. Губы чуть полноваты, но свежи и алы. Это самая красивая женщина, какую я когда-либо видел.

На свадьбе невеста была в золотом платье, жених — в серебряных доспехах.

После бракосочетания Максимилиан с женой устроили «совместную спальню» — редкое явление в знатных семьях того времени, где супруги обыкновенно в одной кровати не спали.

Муж пережил Марию на тридцать семь лет и, согласно Куспиниану, все эти годы «не мог удержаться от слез, вспоминая о ней». Он заказывал её портреты, чеканил монеты и медали с её изображением, а также сделал героиней двух своих сочинений — Teuerdank и Weisskunig[2]

Потомки

Её сын Филипп Австрийский, которому было в момент гибели матери четыре года, продолжил дом Габсбургов и стал родоначальником обеих его ветвей: он был отцом (от брака с кастильской принцессой Хуаной Безумной) императоров Карла V (предка испанских Габсбургов) и Фердинанда I (предка австрийских Габсбургов); обе ветви сохраняли фамильные притязания на Нидерланды и другие бургундские владения.

Её дочь Маргарита Австрийская — штатгальтер Испанских Нидерландов.

Напишите отзыв о статье "Мария Бургундская"

Примечания

  1. Шимов Я. Австро-Венгерская империя. — М.:Изд-во Эксмо,2003. — С.50—52.
  2. [lariviere.livejournal.com/8065.html Дело об охотничьей птице]

Литература

  • Грёссинг З. Максимилиан I / Пер. с нем. Е. Б. Каргиной. — М.: АСТ, 2005. — 318 с. — (Историческая библиотека). — 5 000 экз. — ISBN 5-17-027939-6.
  • Филипп де Коммин. Мемуары / Перевод, статья и примечания Ю. П. Малинина. — М.: Издательство «Наука», 1987. — 495 с. — 50 000 экз.

Ссылки

  • [www.sweetstyle.ru/style/main/raz/star/544 Марьяна Скуратовская "Две жены императора Максимилиана"]
Предшественник:
Карл Смелый
Герцогиня Бургундская
14771482
Преемник:
Филипп Австрийский


Отрывок, характеризующий Мария Бургундская

– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.