Мария Иерусалимская

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мария ди Монферрат
Maria di Montferrat<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Королева Иерусалима
1205 — 1212
Предшественник: Изабелла Иерусалимская
Преемник: Иоланта Иерусалимская
 
Рождение: 1192(1192)
Смерть: 1212(1212)
Отец: Конрад Монферратский
Мать: Изабела I, Королева Иерусалима
Супруг: Жан I де Бриенн
Дети: Изабелла II

Мария Монферратская (итал. Maria di Montferrat; 1192 — 1212) — королева Иерусалима с 1205 года, дочь Конрада де Монферрат и Изабеллы, королевы Иерусалима.





Биография

Мария была дочерью Конрада Монферратского и королевы Иерусалима Изабеллы. 28 апреля 1192 года Конрад был убит в Тире ассасинами. Королевству был нужен король, и уже через несколько дней Изабелла вышла замуж за Генриха II Шампанского, при этом, согласно Вильгельму Тирскому, будучи уже беременной Марией[1]. Мария родилась летом 1192 года.

Генрих II Шампанский умер в 1197 году. От этого брака матери Мария получила трех сводных сестер. Следующим (и последним) супругом Изабеллы стал Амори II, который умер 1 апреля 1205 года. Через четыре дня скончалась и Изабелла, и Мария была провозглашена королевой Иерусалима. Поскольку она была несовершеннолетней, регентом королевства стал бальи Жан I д’Ибелин, сеньор Бейрута, приходившийся ей дядей по матери[2]. Жан I действовал весьма мудро, в частности, будучи не в состоянии вернуть потерянные в 1187 году территории, он укреплял королевство в его тогдашних пределах, заключив мир с султаном аль-Адилем I, братом Салах ад-Дина.

Регентство закончилось в 1209 году, когда Марии исполнилось семнадцать, и знать стала подыскивать королеве супруга для укрепления её статуса. Бароны обратились за советом к королю Франции Филиппу II Августу, и король порекомендовал в качестве мужа королевы шампанца Жана де Бриенна. Однако Жан был небогат, и король Филипп и папа Иннокентий III дали ему ссуду по 40 000 ливров каждый на организацию свадьбы и решение неотложных проблем королевства. 4 сентября 1210 года состоялась свадьба Марии и Жана[2], а 3 октября в Тирском соборе они были коронованы как король и королева Иерусалима[3]. Жан продолжил мирную политику Жана д'Ибелина. В 1212 году Мария родила дочь Иоланту, которая позже под именем Изабелла II стала королевой Иерусалима[3], но вскоре умерла, вероятно, от родильной горячки. Жан де Бриенн сохранил корону, но только в качестве регента при своей дочери , которая вышла замуж в 1225 году до Фридриха II, императора Священной Римской империи.

Род Марии пресекся в 1268 году со смертью её правнука Конрадина (или Конрада III Иерусалимского). Он был казнен в южной Италии по приказу Карла Анжуйского. После его смерти королевский титул перешел к потомкам младшей сводной сестры Марии Алисы.

Семья

14 сентября 1210 года в Тире вышла замуж за Жана де Бриенна, ставшего её соправителем, королём Иерусалима в 1210—1212 годах, а также императором Латинской империи с 1231 года.

В браке родилась Изабела II (Иоланта), королева Иерусалима с 1212 года при регентстве отца, с 1225 года замужем: Фридрихом II фон Гогенштауфеном, королём Германии (римский король) с 1212 года, императором Священной Римской империи с 1220 года.

Родословная

Напишите отзыв о статье "Мария Иерусалимская"

Примечания

  1. Ришар, Жан. Латино-Иерусалимское королевство. — С. 192.
  2. 1 2 Ришар, Жан. Латино-Иерусалимское королевство. — С. 232.
  3. 1 2 Foundation for Medieval Genealogy

Литература

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/JERUSALEM.htm#MarieQueen KINGS OF JERUSALEM 1192-1225 (COUNTS of CHAMPAGNE)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 11 января 2011.

Отрывок, характеризующий Мария Иерусалимская

– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.