Мария Луиза Гессен-Кассельская

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мария Луиза Гессен-Кассельская
нем. Marie Luise von Hessen-Kassel
нидерл. Maria Louise van Hessen-Kassel
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет кисти Луи Вольдера (1710).</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Республики Соединённых провинций</td></tr>

Принцесса Оранская
26 апреля 1709 — 14 июля 1711
(под именем Марии Луизы Гессен-Кассельской)
Предшественник: Мария II, королева Англии
Преемник: Анна Ганноверская
 
Вероисповедание: лютеранство
Рождение: 7 февраля 1688(1688-02-07)
Кассель, ландграфство Гессен-Кассель
Смерть: 9 апреля 1765(1765-04-09) (77 лет)
Леуварден, Республика Соединённых провинций
Род: Гессенский домОранский дом
Имя при рождении: Мария Луиза фон Гессен-Кассель
Отец: Карл I, ландграф Гессен-Касселя
Мать: Мария Амалия Курляндская
Супруг: Иоганн Вильгельм Фризон[nl], принц Оранский и штатгальтер Соединённых провинций
Дети: Вильгельм, Амалия

Мария Луиза Гессен-Кассельская (нем. Marie Luise von Hessen-Kassel, нидерл. Maria Louise van Hessen-Kassel; 7 февраля 1688, Кассель, ландграфство Гессен-Кассель — 9 апреля 1765, Леуварден, Республика Соединённых провинций) — принцесса из Гессенского дома, дочь Карла I, ландграфа Гессен-Касселя; в замужестве принцесса Оранская, принцесса Нассау-Дитцкая, регент Соединённых провинций при несовершеннолетних штатгальтерах — сыне Вильгельме IV и внуке Вильгельме V. Получила от подданных ласковое прозвище «тётушки Марии» (нидерл. Marijke Meu).





Биография

Происхождение

Мария Луиза Гессен-Кассельская родилась в Касселе 7 февраля 1688 года. Она была дочерью Карла I, ландграфа Гессен-Касселя и принцессы Марии Амалии Курляндской. Всего в семье было семнадцать детей. Братьями принцессы были Фредрик I, король Швеции и Вильгельм VIII, ландграф Гессен-Касселя. По линии отца она была внучкой Вильгельма VI, ландграфа Гессен-Касселя и принцессы Гедвиги Софии Бранденбургской. По линии матери — внучкой Якоба, герцога Курляндии и принцессы Луизы Шарлотты Бранденбургской.

Брак и потомство

26 апреля 1709 года Мария Луиза вышла замуж за Иоганна Вильгельма Фризона[nl], принца Оранского, старшего из выживших детей Генриха II Казимира[nl], принца Нассау-Дитцкого и принцессы Генриетты Амалии Ангальт-Дессауской[de]. Принц был потомком Вильгельма I Молчаливого и Фркедерика Генриха Оранского. Он унаследовал титул принца Оранского и штатгальтера Соединённых провинций в 1702 году, после смерти бездетного Вильгельма III, принца Оранского.

Когда принц Иоганн Вильгельм чуть было не погиб, попав под канонаду, его мать, опасаясь за слабое здоровье сына вследствие полученных ранений, стала торопиться с его женитьбой, чтобы обеспечить семью наследником. Её выбор ограничился двумя немецкими принцессами. Она посоветовала сыну думать о выборе жены, как о выборе стула, и между двумя стульями, выбрать самый удобный. Иоганн Вильгельм отправился в Гессен-Кассель и за неделю обручился с двадцатилетней дочерью ландграфа, не потрудившись познакомиться с другой кандидаткой. Решающим фактором в выборе будущей жены, стало то, что отец принцессы был доверенным лицом Джона Черчилля, герцога Мальборо. Кроме того, брак с дочерью ландграфа Гессен-Касселя должен был укрепить положение Иоганна Вильгельма среди других королевских семей.

Мария Луиза не была красавицей. Над тонкими и нежными чертами лица доминировал очень большой нос. Несмотря на это, она была интересной собеседницей, и естественной добротой и искренней заботой покоряла подданных всех сословий. До безвременной смерти мужа 14 июля 1711 года принцесса успела забеременеть дважды. Их детьми были:

Регентство

Через шесть недель после смерти мужа, вдовствующая принцесса родила сына, нового принца Оранского, до совершеннолетия которого она была назначена регентом и являлась фактической правительницей Нидерландов с 1711 по 1731 год.

Почти сразу ей пришлось столкнуться с рядом природных катастроф, в том числе с ежегодными неурожаями и суровыми зимами с 1712 до 1716 год. Принятые ею меры помогли преодолеть кризис. Своими действиями Мария Луиза завоевала признание и любовь подданных, которые ласково прозвали её «тётушкой Марией».

Другой важной проблемой, которую пришлось решать регенту, был шашень, корабельный червь, завезённый в Нидерланды на кораблях из стран Дальнего Востока. Эти насекомые пожирали деревянные части набережных, нанося повреждения, которые угрожали обрушить всю систему дамб в стране. Над большими участками обрабатываемой земли в провинции Фрисландия повисла угроза затопления. Средства, необходимые для предотвращения катастрофы, собирались с большим трудом. Меньше всех помогать провинции хотели жители Гаага. Тогда Мария Луиза пошла в Гаагу и лично обратилась за помощью к Генеральным Штатам. Итогом её выступления стало полное погашение всех долгов по всем налогам и сборам и делегирование достаточного количества солдат на ремонтные работы на дамбах.

После знакомства в 1736 году с религиозным и социальным реформатором Николаусом Людвигом фон Цинцендорфом, принцесса вступила с ним в переписку. Глубоко религиозная женщина, она предложила своё покровительство протестантам, бежавшим от преследования в землях католических Габсбургов. Несмотря на советы сына, Мария Луиза предоставила убежище группе сторонников Моравской церкви, которые обосновались в Айссельштайне[nl], где она была баронессой.

С 1759 до своей смерти в 1765 году Мария Луиза снова была регентом при несовершеннолетнем внуке Вильгельме V, после смерти предыдущего регента, его матери и своей невестки, принцессы Анны Ганноверской. После самой Марии Луизы в 1765 году регентом был назначен принц Людвиг Эрнст Брауншвейг-Люнебургский. Мария Луиза Гессен-Кассельская умерла 9 апреля 1765 года в Леувардене, столице провинции Фрисландия.

Характер принцессы

Овдовев в 23 года в чужой стране, Мария Луиза испытывала беспокойство за судьбу детей и нередко впадала в депрессию. Эта черта её характера была унаследована дочерью, принцессой Амалией Оранской, которая часто пребывала в меланхолии и предпочитала уединение. Её сын принц Вильгельм, часто болевший в детстве, усилиями матери, получил превосходное образование. Между ними всегда были хорошие отношения. Даже по достижению совершеннолетия, он всегда приглашал мать участвовать с ним на равных в различных общественных торжествах. Когда принц был ребёнком и жил и учился в Леувардене, Мария Луиза ежедневно отправила ему письма, напоминая о необходимости чистить зубы и много спать.

Мария Луиза жила очень скромно. Большие суммы из личных средств она тратила на благотворительные цели. Вдовствующая принцесса считала, что богатый человек виноват перед бедным собратом.

В Лондоне в Сент-Джеймском дворце 25 марта 1734 года Вильгельм IV женился на принцессе Анне Ганноверской, старшей дочери Георга II, короля Великобритании от принцессы Каролины Бранденбург-Ансбахской. До возвращения в Нидерланды, он написал матери, предупредив её, что его супруга имеет право на приоритет, как дочь короля. Принц немного опоздал с предупреждением, так, как Мария Луиза уже покинула дворец. Она поселилась в Харлингене, где жила скромно и тихо, не проявляя интереса к придворной жизни. Мария Луиза встретила сына и невестку, но затем сразу вернулась в Харлинген и не участвовала в других торжествах по случаю их приезда.

Напишите отзыв о статье "Мария Луиза Гессен-Кассельская"

Литература

  • Baker-Smith V. P. M. A Life of Anne of Hanover, Princess Royal. — L.: Brill Academic Publishers, 1995.
  • Eijnatten J. van. Liberty and concord in the United Provinces: religious toleration and the public in the eighteenth-century Netherlands. — Leidin: Koninklijke Brill, 2003.
  • Loon H. W. van. he fall of the Dutch republic. — Boston-N. Y.: Houghton Mifflin Company, 1913.
  • Nienes A. P. van et al. [books.google.com/books?id=PzNUPlckxJUC&pg=PA294&dq=louise+kassel+friso+dietz&lr=&hl=de Archieven van de Friese stadhouders]. — P. 294.
  • Röth C. [books.google.com/books?id=BX4AAAAAcAAJ&pg=PA322&dq=louise+kassel+friso+dietz&lr=&hl=de Geschichte von Hessen]. - P. 322.
  • Rowen H. H. The Princes of Orange: The Stadholders in the Dutch Republic. — Cambridge: Cambridge University Press, 1990.

Отрывок, характеризующий Мария Луиза Гессен-Кассельская

Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.