Мария Фёдоровна (жена Александра III)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мария Фёдоровна<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Императрица Российской империи
1 (13 марта) 1881 — 20 октября (1 ноября) 1894
Коронация: 15 (27 мая) 1883
Предшественник: Мария Александровна
Преемник: Александра Фёдоровна
 
Рождение: 26 ноября 1847(1847-11-26)
Жёлтый дворец, Копенгаген, Дания
Смерть: 13 октября 1928(1928-10-13) (80 лет)
замок Видёре, Клампенборг, Дания
Место погребения: Петропавловский собор, Санкт-Петербург
Род: Глюксбурги, Романовы
Имя при рождении: Мария София Фридерика Дагмар
Отец: Кристиан IX
Мать: Луиза Гессен-Кассельская
Супруг: Александр III
Дети: Николай, Александр, Георгий, Ксения, Михаил, Ольга

Мари́я Фёдоровна (Фео́доровна)[1] (при рождении Мария София Фредерика Дагмар (Да́гмара), дат. Marie Sophie Frederikke Dagmar; 14 (26) ноября 1847, Копенгаген, Дания — 13 октября 1928, замок Видёре под Клампенборгом, Дания) — российская императрица, супруга Александра III28 октября 1866), мать императора Николая II.

Дочь Кристиана, принца Глюксбургского, впоследствии Кристиана IX, короля Дании. Её родная сестра — Александра Датская, супруга британского короля Эдуарда VII, сын которых Георг V имел портретное сходство с Николаем II.

Тезоименитство — 22 июля по юлианскому календарю (Марии Магдалины), неприсутственный день в царствования Александра III и Николая II, а также Александра II[2].





Биография

Первоначально была невестой цесаревича Николая Александровича, старшего сына Александра II, умершего в 1865 году. После его смерти возникла привязанность между Дагмарой и великим князем Александром Александровичем, которые вместе ухаживали за умирающим цесаревичем.

Александр Александрович записал в дневнике: «Я чувствую, что могу и даже очень полюбить милую Минни [так в семье Романовых звали Дагмару], тем более что она так нам дорога. Даст Бог, чтобы все устроилось, как я желаю. Решительно не знаю, что скажет на все это милая Минни; я не знаю её чувства ко мне, и это меня очень мучает. Я уверен, что мы можем быть так счастливы вместе. Я усердно молюсь Богу, чтобы Он благословил меня и устроил мое счастье».

11 июня 1866 года цесаревич решился сделать предложение, о чём в тот же день написал отцу: «Я уже собирался несколько раз говорить с нею, но все не решался, хотя и были несколько раз вдвоём. Когда мы рассматривали фотографический альбом вдвоем, мои мысли были совсем не на картинках; я только и думал, как бы приступить с моею просьбою. Наконец я решился и даже не успел всего сказать, что хотел. Минни бросилась ко мне на шею и заплакала. Я, конечно, не мог также удержаться от слез. Я ей сказал, что милый наш Никс много молится за нас и, конечно, в эту минуту радуется с нами. Слезы с меня так и текли. Я её спросил, может ли она любить ещё кого-нибудь, кроме милого Никса. Она мне отвечала, что никого, кроме его брата, и снова мы крепко обнялись. Много говорили и вспоминали о Никсе, о последних днях его жизни в Ницце и его кончине. Потом пришла королева, король и братья, все обнимали нас и поздравляли. У всех были слезы на глазах».

17 июня 1866 года состоялась помолвка в Копенгагене; спустя три месяца нареченная невеста прибыла в Кронштадт. 13 октября приняла православие (через миропомазание), получив новое имя и титул — великая княгиня Мария Фёдоровна.

Браковенчание было совершено в Большой церкви Зимнего дворца 28 октября (9 ноября) 1866 года; после чего супруги жили в Аничковом дворце.

Мария, жизнелюбивая и жизнерадостная по характеру, была тепло принята придворным и столичным обществом. Брак её с Александром, несмотря на то, что их отношения завязались при таких скорбных обстоятельствах (вдобавок, Александру пришлось победить сильную сердечную привязанность к фрейлине Марии Мещерской), оказался удачным; в продолжение почти тридцатилетней совместной жизни супруги сохранили друг к другу искреннюю привязанность.

С 1881 императрица, после смерти мужа в 1894 — вдовствующая императрица. Датскому происхождению Марии Фёдоровны приписывают её неприязнь к Германии, повлиявшую якобы на внешнюю политику Александра III. В годы царствования Николая II покровительствовала С. Ю. Витте.

Мария Фёдоровна покровительствовала искусству и, в частности, живописи. Одно время сама пробовала кисти, в чём её наставником был академик Лосев Н. Д.. Кроме того она попечительствовала Женскому патриотическому обществу, Обществу спасения на водах, возглавляла Ведомства учреждений императрицы Марии (учебные заведения, воспитательные дома, приюты для обездоленных и беззащитных детей, богадельни), Российское общество Красного Креста (РОКК) . Благодаря её инициативе в бюджет РОКК шли пошлины за оформление загранпаспортов, железнодорожные сборы с пассажиров первого класса, а во время Первой Мировой войны — «подепешный сбор» в 10 копеек с каждой телеграммы, что существенно повлияло на увеличение бюджета Российского Красного Креста[3].

В июне 1915 г. Мария Фёдоровна выезжала на месяц в Киев. В августе 1915 г. безрезультатно умоляла Николая II не принимать на себя верховное главнокомандование[4]. В 1916 г. переехала из Петрограда в Киев. Поселилась в Мариинском дворце, занимаясь организацией госпиталей, санитарных поездов и санаториев, где поправляли своё здоровье тысячи раненых. Её посещали многочисленные дети, внуки, невестка. 19 октября 1916 г. отметила в Киеве полувековой юбилей своего непосредственного участия в делах Ведомства учреждений императрицы Марии. Об отречении императора узнала в Киеве; выезжала в Могилёв, чтобы увидеться с «дорогим Ники». Затем вместе с младшей дочерью Ольгой и мужем старшей дочери Ксении великим князем Александром Михайловичем перебралась в Крым. В апреле 1919 года на борту британского линкора «Мальборо» эвакуирована в Великобританию, откуда вскоре переехала в родную Данию. Поселилась на вилле Видёре (Hvidøre), где ранее жила летом вместе с сестрой Александрой.

Отклоняла всякие попытки русской эмиграции вовлечь её в политическую деятельность.

Чин погребения её был совершён 19 октября 1928 года в храме Александра Невского приехавшим без приглашения[5] митрополитом Евлогием (Георгиевским), бывшим тогда под запрещением Архиерейского Синода РПЦЗ и считавшим себя в ведении Московской Патриархии (митрополита Сергия (Страгородского)), что вызвало скандал в среде эмиграции и необходимость для председателя Архиерейского Синода митрополита Антония (Храповицкого) дать разъяснения через печать о том, почему он не приехал в Копенгаген, равно как и назначенные им архиереи: «<…> Я действительно не имел возможности выехать ввиду недомогания моего и некоторых затруднений, связанных с таким спешным выездом в другую страну. <…> Ныне мы получили донесение, что Архиепископ Серафим и Епископ Тихон, узнавшие о спешном выезде запрещённого Собором Архиереев в священнослужении Митрополита Евлогия с также запрещённым протоиереем Прозоровым, затруднились выехать и тем предотвратили непременно имевший возникнуть вопрос, кому совершать погребение почившей Императрицы <…>»[6].

Дети

Дети[7] :

  1. Николай II (6 мая 1868 — 17 июля 1918, Екатеринбург)
  2. Александр Александрович (26 мая 1869 — 20 апреля 1870, Санкт-Петербург)
  3. Георгий Александрович (27 апреля 1871 — 28 июня 1899 года, Абастумани)
  4. Ксения Александровна (25 марта 1875 — 20 апреля 1960, Лондон)
  5. Михаил Александрович (22 ноября 1878 — 13 июня 1918, Пермь)
  6. Ольга Александровна (1 июня 1882 — 24 ноября 1960, Торонто)

Перенос праха Марии Фёдоровны в Санкт-Петербург

Мария Фёдоровна умерла 13 октября 1928 года; после отпевания 19 октября в православной церкви её прах был помещён в саркофаг в Королевской усыпальнице Кафедрального собора в датском городе Роскилле рядом с прахом её родителей. Там же покоятся и члены датской королевской семьи.

В 20042005 гг. между российским и датским правительством было достигнуто соглашение о переносе останков Марии Фёдоровны из Роскилле в Петропавловский собор в Санкт-Петербурге, где Мария Фёдоровна завещала похоронить себя рядом с мужем.

Прощание в Дании

22 сентября 2006 года в 18:00 по местному времени в крипте Кафедрального собора в Роскилле делегацией Русской православной церкви Московского патриархата, состоящей из епископа, трёх священников, диакона и мужского хора, было совершено заупокойное богослужение в присутствии представителей Русской православной церкви за границей, членов датской королевской семьи, датского правительства и официальной делегации из России.

23 сентября в 11:30 священником датской церкви было проведено заупокойное богослужение[8] в Кафедральном соборе в Роскилле. На нём присутствовала датская королева Маргрете II, её супруг и другие члены королевской семьи, представители датского правительства и парламента, родственники императрицы и представители Русской православной церкви. Богослужение провели королевский исповедник, профессор, доктор теологии Кристиан Тодберг и епископ Роскильской епархии, доктор теологии Ян Линдхардт. В числе российской делегации были министр культуры Александр Соколов, заместитель министра иностранных дел Владимир Титов, директор Эрмитажа Михаил Пиотровский и другие.[9]

В 12:30 по окончании богослужения гроб с прахом императрицы был вынесен из собора и в сопровождении траурного кортежа был перевезён в Копенгаген. От дворца Кристианборг гроб в сопровождении гусарского полка отправился в порт. Процессия проехала через дворец Амалиенборг и в 14:00 сделала остановку возле храма святого благоверного князя Александра Невского. На улице возле храма представителями Русской православной церкви за границей было проведено заупокойное богослужение и процессия последовала в порт, куда также прибыла датская королевская семья и другие приглашённые.

В порту гроб с прахом императрицы Марии Фёдоровны был поднят на датский корабль «Эсберн Снаре» (дат. «Esbern Snare») и отправился в Кронштадт. Священник Русской православной церкви Московского Патриархата сопровождал гроб на корабле из Копенгагена в Санкт-Петербург для совершения в течение пути заупокойных богослужений. В Россию отправилась копия иконы Иерусалимской Божьей Матери, специально написанная для церемонии перезахоронения датской художницей Бирте Нильсен (Birte Nielsen). В течение сорока дней икона находилась на освящении в храме Александра Невского, а после перезахоронения Марии Фёдоровны осталась в Петропавловском соборе Петербурга.

Прощание в России

Утром 26 сентября датский корабль «Эсберн Снаре» с прахом императрицы Марии Фёдоровны прибыл в порт Кронштадта. В российских территориальных водах его встретил флагманский корабль Балтийского флота «Неустрашимый» и сопроводил в порт. На борту фрегата ВМФ России находился командующий Балтийским флотом вице-адмирал Константин Сиденко. По прибытии датского судна в порт российский военный корабль «Смольный» встретил их 31-им орудийным залпом.[10]

В готической капелле храма святого Александра Невского в Петергофе прошла панихида по императрице. Помещение церкви не смогло вместить всех желающих и бо́льшая их часть осталась на улице. Панихиду провёл архиепископ Константин, ректор Санкт-Петербургской духовной академии. Перед началом панихиды саркофаг с прахом императрицы в церковь внесла рота почётного караула, а за ним проследовали члены семьи Романовых, а также представители официальной делегации. На мероприятии присутствовали датский кронпринц Фредерик и губернатор Петербурга Валентина Матвиенко.[11] В храме святого Александра Невского гроб с останками Марии Фёдоровны пробыл два дня, чтобы все желающие могли за это время поклониться её праху.

28 сентября гроб с останками императрицы Марии Фёдоровны был захоронен в соборе святых Петра и Павла Петропавловской крепости рядом с могилой её мужа Александра III. После этого патриарх Московский и Всея Руси Алексий II и митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир бросили на гроб землю, специально переданную для церемонии Маргрете II. Потомки семьи Романовых по очереди бросили горсть земли в могилу. Прозвучал 31 пушечный залп, по числу залпов, которые были произведены, когда датская принцесса прибыла в Петербург 140 лет назад. На могилу было установлено белое мраморное надгробие с золочёным крестом наверху, идентичное надгробиям в императорской усыпальнице.[12]

Предки

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Карл Антон Август Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Бекский
 
 
 
 
 
 
 
8. Фридрих Карл Людвиг, герцог Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Бекский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17. Дона-Шлобиттен, Фридерика
 
 
 
 
 
 
 
4. Фридрих Вильгельм, герцог Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
18. Карл Леопольд фон Шлибен
 
 
 
 
 
 
 
9. Шлибен, Фридерика фон
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
19. Мария Элеонора фон Лендорфф
 
 
 
 
 
 
 
2. Кристиан IX (король Дании)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Фридрих II (ландграф Гессен-Касселя)
 
 
 
 
 
 
 
10. Карл Гессен-Кассельский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
21. Мария Ганноверская
 
 
 
 
 
 
 
5. Луиза Каролина Гессен-Кассельская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22. Фредерик V
 
 
 
 
 
 
 
11. Луиза Датская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23. Луиза Великобританская
 
 
 
 
 
 
 
1. Мария София Фредерика Дагмара
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Фридрих II (ландграф Гессен-Касселя)
 
 
 
 
 
 
 
12. Фридрих Гессен-Кассельский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Мария Ганноверская
 
 
 
 
 
 
 
6. Вильгельм Гессен-Кассельский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Карл Вильгельм Нассау-Узингенский
 
 
 
 
 
 
 
13. Каролина Нассау-Узингенская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Каролина Фелицита
 
 
 
 
 
 
 
3. Луиза Гессен-Кассельская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Фредерик V
 
 
 
 
 
 
 
14. Фредерик, принц Датский и Норвежский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. Юлиана Мария Брауншвейг-Вольфенбюттельская
 
 
 
 
 
 
 
7. Луиза Шарлотта Датская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
30. Людвиг Мекленбургский
 
 
 
 
 
 
 
15. София Фридерика Мекленбургская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Шарлотта София Саксен-Кобург-Заальфельдская
 
 
 
 
 
 

Памятники

На территории Российской империи, ещё при жизни императрицы, были сооружены несколько небольших памятников-обелисков в честь её посещения того или иного места. Известны следующие памятники:

В недавнее время были открыты новые памятники императрице:

Напишите отзыв о статье "Мария Фёдоровна (жена Александра III)"

Литература

  • Боханов А. Н., Кудрина Ю. В. Император Александр III и императрица Мария Федоровна: Переписка 1884—1894 годы. — 4-е изд., М.: Рус. слово — РС, 2011. — 352 с., ил., Серия «История в лицах», 1 000 экз., ISBN 978-5-9932-0808-4

Галерея

Примечания

  1. Согласно традиции, отчество Фёдоровна (в прежнем написании — Феодоровна) давали немецким принцессам в честь почитаемой Феодоровской иконы Божией Матери ([www.pravenc.ru/text/189843.html Православная Энциклопедия под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла.] Из статьи о великой княгине Елизавете Фёдоровне, 4-й абзац)
  2. В царствование Александра II, 22 июля был неприсутственным высокоторжественным царским днём прежде всего в силу того, что он был также именинами супруги последнего — императрицы Марии Александровны.
  3. [statehistory.ru/1568/Struktura-byudzheta-Rossiyskogo-krasnogo-kresta-v-nachale-20-veka/ Структура бюджета Российского Красного креста в начале 20 века]
  4. [www.nasledie-rus.ru/podshivka/6203.php С высоты престола. Из архива императрицы Марии Фёдоровны (1847—1928) // Наше Наследие. 2002, № 62]
  5. Красный пастырь. // «Новое время» (Белград). 1928, № 2266.
  6. От Председателя Архиерейского Синода Русской православной церкви за границей Митрополита Антония (от 19 октября/1 ноября 1928 г., № 1246) // «Церковныя Вѣдомости» (Архиерейского Синода, Королевство С. Х. С.). 1928, № 21 и 22 (1 (14) — 15 (28) ноября), стр. 1.
  7. [dlib.rsl.ru/viewer/01004169063#page13?page=13 Родословная книга Всероссiйскаго дворянства]. // Составилъ В. Дурасов. — Ч. I. — Градъ Св. Петра, 1906.
  8. [kongehuset.dk/publish.php?id=4182 Текст богослужения] (англ.) (датск.)
  9. [kongehuset.dk/publish.php?id=4185 Полный список приглашённых в Кафедральный собор] (англ.)
  10. [lenta.ru/news/2006/09/26/maria/ Прах императрицы Марии Фёдоровны доставлен в Санкт-Петербург] // Lenta.Ru. — 26.09.2006 10:57.
  11. [www.fontanka.ru/175482 Панихида по императрице: готическая капелла не смогла вместить всех желающих] // Фонтанка.ру. — 26.09.2006 13:22.
  12. [www.interfax.ru/r/B/politics/2.html?id_issue=11595834 Прах императрицы Марии Фёдоровны захоронен в Петропавловском соборе рядом с могилой её супруга] // Интерфакс. — 28.09.2006 19:57.
  13. Сокол К. Г. Монументальные памятники Российской Империи: Каталог. — М, 2006. — С. 171—172.
  14. РГИА. Ф. 1293. Оп. 169. Д. 312.

Ссылки

  • [fr.youtube.com/watch?v=Mp_lbZVaTL8 Видео Похоронные Царица Мария Фёдоровна](недоступная ссылка)
  • [www.reburial.um.dk/ru/ Сайт МИДа Дании, посвященный перезахоронению праха Марии Федоровны] (рус.) (англ.) (датск.)
  • Креславский В. [www.gazetanv.ru/article/?id=181 Короли обокрали царицу] // Наше время. — 20—26 сентября 2006. — № 11. — С. 20.
  • [history-gatchina.ru/article/alexmf.htm Александр III и Мария Фёдоровна. Штрихи к двойному портрету]
  • [dagmaria.dk Культурно-историческое общество «Дагмария»]
  • [www.angelfire.com/pa/ImperialRussian/royalty/russia/survivor.html THE FATE OF THE ROMANOVS. THE SURVIVORS]
  • [spbvedomosti.ru/news/nasledie/afront_imperatritse/ "Афронт Императрице"// Газета "Санкт-Петербургские ведомости", 18 декабря 2015 года]

Видеоматериалы

  • [www.youtube.com/watch?v=IRgDannwJ2Y&feature=player_embedded Вдовствующая императрица Мария Федоровна, часть 1]
  • [www.youtube.com/watch?v=s2SCXIdFRgY&feature=player_embedded Вдовствующая императрица Мария Федоровна, часть 2]
  • [www.youtube.com/watch?v=0Dv_biqv_1Q&feature=player_embedded Вдовствующая императрица Мария Федоровна, часть 3]

Отрывок, характеризующий Мария Фёдоровна (жена Александра III)



Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.