Мария д’Эврё

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мария д'Эврё»)
Перейти к: навигация, поиск
Мария д'Эврё
Marie d'Évreux
герцогиня-консорт Брабанта, Лотье и Лимбурга
1312 — 1335
Предшественник: Маргарита Английская
Преемник: Венцель I Люксембургский
 
Рождение: 1303(1303)
Смерть: 31 октября 1335(1335-10-31)
Род: Капетинги,Брабантский дом
Отец: Людовик д’Эврё
Мать: Маргарита д'Артуа
Супруг: Жан III
Дети: Жанна, Маргарита, Мария, Жан, Генрих, Готфрид

Мария д'Эврё (фр. Marie d'Évreux), (13031335) — дочь графа Эврё Людовика и Маргариты д'Артуа, супруга герцога Брабанта Жана III.





Биография

Мария была старшей дочерью и вторым ребёнком французского принца Людовика д’Эврё, графа Эврё, Этампа и де Бомон-ле-Роже, и его жены Маргариты д'Артуа. Её старшим братом был Филипп д'Эврё, ставший впоследствии королём Наварры, благодаря браку с дочерью Людовика Сварливого Жанной Французской. У Марии также был младший брат Шарль, и сёстры Маргарита и Жанна, ставшая в 1325 году королевой Франции.

Налаживающиеся отношения Франции с Брабантом необходимо было закрепить узами родства. Женитьба наследника брабантского престола на одной из французских принцесс способствовала бы этому как нельзя лучше. В итоге, в июле 1311 года [1] одиннадцатилетний сын правящего герцога Жан был обвенчан с племянницей короля Франции Филиппа IV Красивого восьмилетней Марией д'Эврё. Спустя год, после смерти отца, Жан стал полноправным правителем герцогства Брабант.

Жан III под давлением городов 14 июля 1314 года подписал Валлонскую хартию, которая даровала городам политическую и финансовую независимость. Герцогу это дало возможность получения необходимых ему налогов, которые тратились в будущем, в основном, на ведение войн.[2]

У супругов первый ребёнок родился в 1322 году. Девочку назвали Жанной. Впоследствии в семье появилось ещё пятеро детей: дочери Маргарита и Мария и сыновья Жан, Генрих, Готфрид.

Жанна в 1334 году была выдана замуж за графа Эно и Голландии Вильгельма II д'Авена.

Мария умерла в 1335 году в возрасте тридцати двух лет. Все её сыновья умерли ещё при жизни Жана III. Владения и титул наследовала их старшая дочь Жанна. Затем трон перешёл к внучатому племяннику Жанны Антуану, первому представителю Бургундской династии на брабантском престоле, которая правила ещё более ста лет, прежде чем герцогство вошло в состав Испанских Нидерландов.

Родословная

Предки 1. Марии д’Эврё </th></tr>
2. Отец:
Людовик д’Эврё
4. Дед:
Филипп III Смелый
8. Прадед:
Людовик IX Святой
9. Прабабка:
Маргарита Провансская
5. Бабка:
Мария Брабантская
10. Прадед по женской линии:
Генрих III
11. Прабабка по женской линии:
Аделаида Бургундская
3. Мать:
Маргарита д’Артуа
6. Дед по женской линии:
Филипп д’Артуа
12. Прадед по женской линии:
Роберт II д’Артуа
13. Прабабка по женской линии:
Амиция де Куртене
7. Бабка по женской линии:
Бланка Бретонская
14. Прадед по женской линии:
Жан II Бретонский
15. Прабабка по женской линии:
Беатриса Английская

Напишите отзыв о статье "Мария д’Эврё"

Примечания

  1. Семёнов И. С. [books.google.com/books?id=ZRI9pZL3k34C&pg=PA3&hl=ru&source=gbs_selected_pages&cad=0_1 Христианские династии Европы. Династии, сохранившие статус владетельных. Генеалогический справочник]. — С. 298.
  2. [paulbuddehistory.com/europe/duchy-of-brabant/ Paul Budde's History. Duchy of Brabant]

Источники

Семёнов И. С. [books.google.com/books?id=ZRI9pZL3k34C&pg=PA3&hl=ru&source=gbs_selected_pages&cad=0_1 Христианские династии Европы. Династии, сохранившие статус владетельных. Генеалогический справочник] / Научный редактор Е. И. Куксина. Предисловие О. Н. Наумов. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. — 494 с. — 3 000 экз. — ISBN 5-224-02516-8.

Отрывок, характеризующий Мария д’Эврё

Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.