Мария (королева Венгрии)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мария
венг. Mária, хорв. Marija<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
королева Венгрии и Хорватии
1382 — 1395
Коронация: 17 сентября 1382
Предшественник: Лайош I Великий
Преемник: Сигизмунд
 
Рождение: 1371(1371)
Смерть: 17 мая 1395(1395-05-17)
Буда, Венгрия
Место погребения: Орадя
Род: Анжу-Сицилийский дом
Отец: Лайош I
Мать: Елизавета Боснийская
Супруг: Сигизмунд (император Священной Римской империи)
Дети: мертворожденный сын

Мари́я (венг. Mária, хорв. Marija; 14 апреля 1371 — 17 мая 1395) — королева Венгрии с 1382 до её смерти в 1395 году, последний представитель Анжу-Сицилийской династии на венгерском престоле. При жизни отца, Людовика I была помолвлена с Сигизмундом Люксембургским, за которого вышла замуж в апреле 1385 года. В том же году была свергнута сторонниками её родственника по мужской линии, короля Карла II Неаполитанского, правление которого завершилось его убийством по наущению матери Марии, Елизаветы в феврале 1386 года. В июле, однако, восстановленная королева и её мать были схвачены и заключены в тюрьму. Выпущенная мужем из заточения в июне 1387 года Мария правила вместе с ним до своей смерти.





Детство

Мария родилась в 1371 году и была старшей из двух достигших зрелости дочерей короля Людовика I и его второй жены Елизаветы Боснийской. Её старшая сестра Екатерина, родившаяся в 1370 году, была обручена с Людовиком Орлеанским и должна была унаследовать венгерскую и французскую короны, но умерла в возрасте семи лет[1][2].

Людовик I был твердо намерен породнить свой род с сильными европейскими династиями. Это было особенно важно, учитывая, что к старости у него не было сыновей-наследников[1]. Марии был всего один год, когда её отец дал обещание императору Священной Римской империи Карлу IV, что она выйдет замуж за его второго сына, Сигизмунда Люксембургского[3]. Поскольку ни Марии, ни Сигизмунду еще не было семи лет, обручить их было еще невозможно. Кроме того, на проведение церемонии потребовалось разрешение папы римского Григория XI[3], поскольку жених и невеста состояли в родстве — прадед Сигизмунда по материнской линии, король Казимир III Польский, был братом бабушки Марии по отцовской линии, Елизаветы Польской.

Вступление на престол

В 1382 году Людовик I скончался, 10-летняя Мария стала королевой Венгрии. Её коронация состоялась в Секешфехерваре 17 сентября, на следующий день после похорон отца[4], и она была впервые в венгерской истории коронована как «король», а не «королева», чтобы подчеркнуть её роль как монарха и, возможно, в унижение нелюбимому в Венгрии Сигизмунду[5]. Мать, Елизавета Боснийская, выполняла роль регента и фактического правителя страны. Большую власть при дворе Елизаветы приобрели палатин Миклош Гараи и кардинал Деметрий[4].

Мария должна была унаследовать и корону Польши[6]. Однако в Польше ситуация пошла по другому сценарию. Шляхта на съездах выступила против вступления Марии на польский престол, потребовала признать наследницей польского престола ту венгерскую принцессу, которая будет жить постоянно в Польше, и составила для защиты этого постановления конфедерацию. За этим началась борьба политических партий, доходившая до открытой междоусобицы. Елизавета предложила в качестве кандидатуры на польский трон свою младшую дочь Ядвигу, что позволило бы выполнить условие о постоянном проживании в Польше. После двух лет переговоров 15 ноября 1384 года Ядвига была коронована в Кракове[7]. Было, однако, решено, что если одна из сестер умрет бездетной, другая сестра наследовала за ней, и королевства должны были вновь объединиться[8]. Впоследствии Ядвига вышла замуж за великого князя Литовского Ягайло, была подписана Кревская уния о династическом союзе между Великим княжеством Литовским и Польшей, причём Елизавета была одной из сторон, участвовавших в переговорах. Личная уния между Венгрией и Польшей была таким образом окончательно разорвана.

Неаполитанская угроза

Представители могущественных венгерских и хорватских дворянских родов были настроены против Сигизмунда и поддерживали кандидатуру на венгерский престол Карла III, короля Неаполя. И Сигизмунд, и Карл III угрожали прийти в Венгрию с войском, первый собирался реализовать помолвку, жениться на Марии и править вместе с ней; второй не признавал законности её коронации и собирался сместить её с венгерского трона.

Поскольку в обоих случаях Елизавета Боснийская теряла реальную власть, она начала переговоры с королём Франции Карлом V, предлагая руку Марии его сыну Людовику Орлеанскому. Ситуация осложнялось тем обстоятельством, что для разрыва помолвки с Сигизмундом было необходимо папское разрешение, а Венгрия и Франция признавали разных пап в условиях продолжавшейся Великой западной схизмы. Признаваемый Францией Климент VII дал разрешение на разрыв помолвки, после чего в апреле 1385 года состоялась условная свадьба по доверенности между Марией и Людовиком Орлеанским, проходившая в отсутствие жениха. Второе обручение вновь поставило королевство на грань гражданской войны, поскольку часть влиятельных сановников, в частности, хранитель казны Николас Замбо и королевский судья Николас Сечи, поддерживали Сигизмунда.

В итоге ни Сигизмунд, ни большая часть венгерских дворян не признали этот брак. Четыре месяца спустя Сигизмунд вторгся в Венгрию с войском и, несмотря на противодействие Елизаветы, сам женился на Марии. После того, как Сигизмунд осенью 1385 года вернулся в Богемию, сторонники Карла III помогли ему на короткое время захватить власть в стране. Прибытие Карла вынудило мать Марии отказаться от запланированного брака с французским принцем и заключить мир со своими врагами. Коронация Карла под именем Карла II состоялась 31 декабря 1385 года[9], Елизавета Боснийская и Мария были принуждены на ней присутствовать[10].

Реставрация и плен

Правление Карла II, однако, было недолгим. Елизавета не смирилась со свержением с престола своей дочери. Через несколько месяцев после коронации, 7 февраля 1386 года, Карл II прибыл по её приглашению в один из дворцов, где был тяжело ранен ножом по её приказу. Короля доставили в Вишеград, где он скончался 24 февраля[10][11].

14-летняя Мария была восстановлена на престоле, Елизавета вновь правила от её имени. В апреле Сигизмунд был доставлен в Венгрию своим братом Вацлавом, и Елизавета была вынуждена признать его как будущего соправителя Марии по договору, подписанному в Дьере[12].

Однако неаполитанская партия продолжала сопротивление. После убийства Карла II началось восстание против Елизаветы, центром которого стала Хорватия, связанная с Венгрией личной унией[12]. Хорваты провозгласили законным королём Владислава, сына Карла II, который впоследствии ещё много лет безуспешно боролся за венгерский трон. Пытаясь успокоить ситуацию, Елизавета и Мария в сопровождении Миклоша Гараи и вооружённой охраны направились в Хорватию[11]. Однако в этот раз королева-мать неверно оценила ситуацию. 25 июля королевский эскорт попал в засаду, охрана была перебита, Миклош Гараи убит, а Елизавета с Марией взяты в плен[11][13]. Их заключили в тюрьму замка епископа Загребского в Гомнеце (ныне — Босильево)[10]. Елизавета умоляла нападавших пощадить её дочь[14]. Впервые за века королевство осталось без правителя, и бароны взяли на себя власть. Они созвали конгресс в Секешфехерваре и предложили мятежным хорватам компромисс, но переговоры завершились безрезультатно[11]. Пленённые королевы вскоре были переведены в Новиградский замок неподалёку от Задара[12]. Елизавета пыталась тайно связаться с Венецией, прося о помощи, но её письма были перехвачены тюремщиками. Вдова Карла II Маргарита Дураццо, которая была против планов мужа стать венгерским королём, настаивала на отмщении. 16 января 1387 года Елизавета была задушена в темнице на глазах у дочери по приказу тюремщика Иоанна Палисны[12][15]. Мария была вызволена из плена в январе 1387 года войсками своего мужа Сигизмунда, который был коронован венгерским королём 31 марта того же года[15].

Совместное правление

Мария примирилась с хорватами, но не смогла простить Сигизмунду смерти своей матери, хотя тот наказал убийц, и они жили каждый своей жизнью и каждый имел свой двор. Она умерла 17 мая 1395 года в возрасте 24 лет в результате падения во время верховой конной прогулки, когда была на последних сроках беременности[16]. Её сестра Ядвига попыталась заявить претензии на венгерскую корону, указывая на соглашение, заключенное в 1384 году, однако Сигизмунд сохранил её без особого труда[17].

Родословная

Предки Марии Венгерской
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Карл II (король Неаполя)
 
 
 
 
 
 
 
8. Карл Мартелл (Анжуйский)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17. Мария Венгерская (королева Неаполя)
 
 
 
 
 
 
 
4. Карл Роберт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
18. Рудольф I (король Германии)
 
 
 
 
 
 
 
9. Клеменция Габсбургская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
19. Гертруда фон Гогенберг
 
 
 
 
 
 
 
2. Людовик I Великий
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Казимир I Куявский
 
 
 
 
 
 
 
10. Владислав Локоток
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
21. Ефросинья Опольская
 
 
 
 
 
 
 
5. Елизавета Польская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22. Болеслав Набожный
 
 
 
 
 
 
 
11. Ядвига Великопольская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23. Иоланта Польская
 
 
 
 
 
 
 
1. Мария
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Приезда I
 
 
 
 
 
 
 
12. Стефан I Котроманич
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
6. Стефан II Котроманич
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Стефан Драгутин
 
 
 
 
 
 
 
13. Елизавета Сербская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Каталина Венгерская
 
 
 
 
 
 
 
3. Елизавета Боснийская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Земомысл Иновроцлавский
 
 
 
 
 
 
 
14. Казимир III Гневковский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. Саломея Померанская
 
 
 
 
 
 
 
7. Елизавета Куявская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Напишите отзыв о статье "Мария (королева Венгрии)"

Примечания

  1. 1 2 Engel, Ayton, Pálosfalvi, 169.
  2. Goodman, 208.
  3. 1 2 Engel, Ayton, Pálosfalvi, 170.
  4. 1 2 Engel, Ayton, Pálosfalvi, 195.
  5. Gromada & Halecki, 98.
  6. Jones, 742.
  7. Goodman, 221.
  8. Gromada & Halecki, 107.
  9. Engel, Ayton, Pálosfalvi, 197.
  10. 1 2 3 Grierson, 236.
  11. 1 2 3 4 Engel, Ayton, Pálosfalvi, 198.
  12. 1 2 3 4 Fine, 396—397.
  13. Van Antwerp Fine, 397.
  14. Duggan, 231.
  15. 1 2 Engel, Ayton, Pálosfalvi, 199.
  16. Gromada & Halecki, 220.
  17. Engel, Ayton, Pálosfalvi, 202.

Литература

  • Duggan Anne J. Queens and Queenship in Medieval Europe: Proceedings of a Conference Held at King's College London, April 1995. — Boydell Press, 2002. — ISBN 0-85115-881-1.
  • Engel, Pal; Ayton, Andrew; Pálosfalvi, Tamás. [site.ebrary.com/lib/alltitles/docDetail.action?docID=10133085 The realm of St. Stephen: a history of medieval Hungary, 895–1526]. — London ; New York: I.B. Tauris, 2001. — P. 169–170, 195–198, 201–202. — ISBN 9781282527966.
  • Richard II: The Art of Kingship. — Oxford University Press, 2003. — ISBN 0-19-926220-9.
  • Medieval European coinage: with a catalogue of the coins in the Fitzwilliam Museum, Cambridge, Volume 14. — Cambridge University Press, 1998. — ISBN 0-521-58231-8.
  • Jadwiga of Anjou and the rise of East Central Europe. — Social Science Monographs, 1991. — ISBN 0880332069.
  • The New Cambridge Medieval History: c. 1300-c. 1415. — Cambridge University Press, 2000. — ISBN 0-521-36290-3.

Отрывок, характеризующий Мария (королева Венгрии)

– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.