Карно, Мари Франсуа Сади

Мари Франсуа Сади Карно Marie François Sadi Carnot<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Франции
3 декабря 1887 года — 24 июня 1894 года
Предшественник:	Жюль Греви
Преемник:	Жан Казимир-Перье
Князь Андорры
3 декабря 1887 года — 24 июня 1894 года
Соправитель:	Сальвадор Казаньяс-и-Пажес
Предшественник:	Жюль Греви
Преемник:	Жан Казимир-Перье
Рождение:	11 августа 1837(1837-08-11) Лимож, Франция
Смерть:	24 июня 1894(1894-06-24) (56 лет) Лион, Франция
Место погребения:	Пантеон (Париж)
Супруга:	(с 1863 года) Сесиль Карно (1841-1898)
Дети:	дочь Клер (1864—1920), сыновья Сади (1865—1948), Эрнест (1866—1955) и Франсуа (1872—1960)
Награды:

Сади́ Карно́, полное имя Мари́ Франсуа́ Сади́ Карно́ (фр. Marie François Sadi Carnot; 11 августа 1837, Лимож, — 24 июня 1894, Лион) — французский инженер и политический деятель, президент Франции (1887—1894).

Внук генерала Лазара Карно и племянник знаменитого физика Сади Карно, в честь которого получил редкое имя. Отец, Ипполит Лазар Карно, был политиком.

Инженерная деятельность

Получив образование в лицее Кондорсе, Политехнической школе и Школе путей сообщения, Карно был командирован в Верхнюю Савойю для заведования общественными работами в этой незадолго перед тем присоединённой к Франции провинции. Во время войны 1870 года Карно предложил свои услуги временному правительству и представил ему модель усовершенствованной им митральезы. Гамбетта рекомендовал Карно Фрейсине, при котором он состоял до 13 января 1871 года, когда Гамбетта назначил его префектом Нижней Сены и чрезвычайным комиссаром республики в департаментах Нижней Сены, Эры и Кальвадоса. Положение дел приняло в этой местности тревожный характер: прусские войска овладели Руаном и угрожали Дьепу и Гавру. Карно вместе с генералом Луазелем энергично занялся подготовкой защиты Гавра и составил план фортификаций, который получил одобрение специалистов. Когда министров-сторонников продолжения войны сменило правительство Жюля Симона, желавшее немедленного заключения мира, Карно, убежденный в необходимости бороться до последней крайности, ушёл в отставку.

Начало политической деятельности

На выборах 8 февраля 1871 года он был избран от департамента Кот-д’Ор в национальное собрание. При голосовании Франкфуртского договора он подал голос против него и был одним из 107 членов собрания, отказавшихся санкционировать уступку Эльзаса и Лотарингии. Карно вступил в состав республиканской левой и был одним из секретарей этой группы. В 1873 году он был избран членом комиссии для поверки исполнения бюджета 1869 года, последнего при Империи. Начиная с 1871 года, Карно был постоянно избираем членом Генерального совета в своем родном департаменте. Избранный в 1876 году членом палаты депутатов, Карно в 1876 и 1877 годах состоял членом бюджетной комиссии и был докладчиком бюджета публичных работ. В эпоху кризиса, начавшегося 16 мая 1877 года, Карно участвовал в манифесте левых групп палаты и вотировал недоверие кабинету Брольи-Фурту в составе 363.

В правительстве

Будучи снова избран депутатом на выборах 1877 года, Карно в августе 1878 года был назначен товарищем министра публичных работ, а в сентябре 1880 году получил портфель этого министерства в кабинете Ферри и сохранял его до ноября 1881 года. В 1883 году Карно избран председателем бюджетной комиссии; в 1883—1885 годах палата избирала его одним из вице-президентов. При образовании в апреле 1885 года кабинета Бриссона Карно вверен был портфель министерства публичных работ, но вскоре ему пришлось заменить Кламажерана на посту министра финансов, который он сохранил и в следующем кабинете, Фрейсине. Безукоризненно честный, прямой и искренний, Карно вопреки примеру своих предшественников не остановился перед изображением истинного состояния финансов, открыто заявил о дефиците и о необходимости покрытия его частью путём сбережений, частью при посредстве займа. Однако составленный Карно бюджет на 1887 год встретил сильные возражения и не был утвержден палатою, вследствие чего Карно вышел в отставку; но это нимало не поколебало высокого положения Карно в глазах республиканского большинства, которое, ценя прямоту и твердость его, не замедлило вновь избрать его председателем бюджетной комиссии.

Избрание президентом

В заседании палаты 5 ноября 1887 года обсуждался вопрос о назначении комиссии для расследования скандальных фактов, с которыми были связаны лица, близкие к президенту республики Греви. Между прочим зашла речь о возвращении по желанию Греви его личному другу Дрейфюсу пошлин, взысканных с него (75000 франков) казною. Не одобряя этого распоряжения, сделанного преемником Карно по министерству финансов, Рувье заявил, что когда просьба о возвращении пошлин была обращена к Карно, то он отказался исполнить её, несмотря на то, что она находила влиятельную поддержку. Заявление это было встречено шумными знаками сочувствия на всех скамьях палаты. Этот случай имел решающее значение для возникновения кандидатуры Карно на президентских выборах. Ввиду непримиримого разногласия республиканцев по отношению к главным кандидатам в президенты — Ферри, Фрейсине, Флоке и Бриссону, — возникла мысль об избрании такого лица, которое могло бы объединить представителей разных групп. Сторонники этого мнения остановились на Карно, как на деятеле с безупречною репутацией и притом с именем, с которым связаны традиции, драгоценные для республиканской Франции. Когда за два дня до заседания конгресса к Карно явилось трое представителей некоторых групп сената и палаты с предложением кандидатуры, Карно сказал: «я знаю, что нужен кандидат, который объединил бы на конгрессе не менее 500 республиканских голосов. Если избиратели полагают, что я могу явиться этим кандидатом, я не уклонюсь и употреблю все усилия, чтобы оказаться на высоте столь великой задачи. Но я не сделаю ни одного шага для того, чтобы добиваться успеха». 3 декабря 1887 года происходило собрание конгресса для выбора президента. На первом голосовании из 849 голосов за Карно было подано 303, за Ферри — 212, за генерала Соссье — 148, за Фрейсине — 76, за генерала Аппера — 72, за Бриссона — 26, за Флоке — 5. На втором голосовании огромное большинство республиканцев соединилось на имени Карно, который и получил 616 голосов (из предшественников Карно только Тьер получил большее число голосов, на выборах 1871 года, когда он был выбран национальным собранием почти единогласно; Мак-Магон в 1873 году получил всего 390 голосов, Греви в 1879 году — 563 голосов, а в 1885 году — 457; преемник Карно, Казимир-Перье, получил 451 голос, Феликс Фор — 428 голосов).

Во главе государства

Семь лет президентства Карно заняли видное место в истории Третьей республики. В области внутренней политики они характеризуются упрочением республиканского строя. Брожение враждебных республике элементов, поднявших голову в эпоху (1888-1889) Буланже и буланжизма, довольно быстро улеглось, и конечная его неудача сделала республику ещё более популярной в глазах населения. Косвенным, но важным подтверждением этому служит то, что прочность республики нимало не поколебали даже такие неблагоприятные события, как «панамские скандалы» (1892-1893 годы) и резкие проявления анархизма (1893) — события, которые при других условиях могли бы привести к значительным осложнениям.

В области внешней политики годы президентства Карно ознаменовались поднятием международного значения и престижа Франции, которое выразилось, главным образом, в выходе её из прежнего изолированного положения и в тесном сближении с Россией (французско-русский союз), закрепленном демонстративным посещением французской эскадрой Кронштадта (1891) и ответным визитом русской эскадры в Тулон (1893). Личное влияние Карно на ход внутренней и внешней политики ограничивалось законными рамками той роли, какую конституция Французской республики уделяла президенту; но в пределах этой роли Карно в высокой степени добросовестно выполнял свои обязанности и достойно представлял республику перед французским народом и Европой. В противоположность Греви, редко выходившему из своей замкнутости, Карно охотно принимал активное участие в общественной жизни страны: присутствовал на публичных торжествах, поддерживал общественно-полезные предприятия, оказывал содействие населению во время бедствий, часто предпринимал поездки в различные части Франции. Будучи убежденным республиканцем, Карно держался вне активной борьбы партий и направлений, стараясь действовать по отношению к ним примирительно.

Убийство Карно

Популярность Карно получила наглядное выражение в тех знаках печали и сочувствия, которые вызвала его трагическая смерть. 24 июня 1894 года после произнесения приветственной речи на выставке в Лионе Сади Карно было нанесено смертельное ножевое ранение итальянским анархистом Санте Казерио. Ночью президент скончался. Карно были устроены торжественные похороны на государственный счет, и тело его похоронено в Пантеоне. Карно умер за несколько месяцев перед истечением срока его полномочий, который наступал 3 декабря 1894 года. Несмотря на большие шансы быть снова избранным, Карно, по-видимому, принял решение не выставлять свою кандидатуру, находя, что вторичное избрание того же лица президентом республики не соответствует духу демократических учреждений Франции.

Карно прожил самую короткую жизнь среди всех президентов Франции: она трагически оборвалась на 57-м году.

Библиография

В 1875 году Карно перевёл на французский язык сочинение Д. С. Милля о революции 1848 года («La Révolution de 1848 et ses détracteurs»). См. G. Hubbard, «Sadi Carnot» (II. 1888).

Литература

• Дерюжинский В. Ф. Карно, Мари-Франсуа // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Карно, Мари Франсуа Сади

Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.