Баден-Баден (маркграфство)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Маркграфство Баден-Баден»)
Перейти к: навигация, поиск
Маркграфство Баден-Баден
Markgrafschaft Baden-Baden
Государство Священной Римской империи
←
1535 — 1771


→
Герб баден-баденских маркграфов
Столица Баден, Раштатт
Язык(и) немецкий
Религия протестантизм, после Тридцатилетней войны - католицизм
Денежная единица рейнский гульден
Форма правления монархия
Династия Баденский дом
Маркграфы
Имперский округ Швабский округ, Верхнерейнский округ
Право голоса в Рейхстаге 1 полный голос в курии светских князей Совета имперских князей
К:Появились в 1535 годуК:Исчезли в 1771 году

Маркграфство Баден-Баден — историческая территория в составе Священной Римской империи, созданная в 1535 году вместе с маркграфством Баден-Дурлах из маркграфства Баден. Наряду с основными владениями на среднем Верхнем Рейне с центром в Бадене, баден-баденскому маркграфству принадлежали также земли на Мозеле и на реке Наэ. Во второй половине XVI века Баден-Баден находился под сильным влиянием баварских Виттельсбахов, и затем, с 1594 по 1622 годы был оккупирован маркграфами Баден-Дурлаха. После опустошения страны в ходе войны за пфальцское наследство резиденция была перенесена в Раштатт, где был выстроен огромный барочный дворец, первый в своём роде на Верхнем Рейне. Со смертью бездетного маркграфа Августа Георга в 1771 году Баден-Баден — по договору 1535 года — был соединён с Баден-Дурлахом в воссозданном маркграфстве Баден.





История

Основание маркграфства Баден-Баден

Правивший в начале XVI века маркграф Кристоф I, при котором состоялось объединение Бадена (Кристоф унаследовал земли Хахберг-Заузенберга), изначально совершенно не планировал нового раздела баденских территорий, и намеревался сделать единственным наследником своего пятого сына, Филиппа, которого он считал самым достойным преемником. Старший брат Филиппа, Бернхард, однако, отказался принять политическое старшинство младшего брата, и ещё при жизни Кристофа I был вынужден удалиться к бургундскому двору. Также и младший брат Филиппа, Эрнст не признал завещание отца законным, и обратился за поддержкой к своему тестю маркграфу Фридриху I Бранденбург-Ансбахскому. По давлением Кристоф I был вынужден уступить, и в 1515 году согласился на разделение Бадена между тремя своими сыновьями: Бернхард получал владения на левом берегу Рейна, Филипп — центральную часть страны с резиденцией в Бадене, и Эрнст — земли между Фрайбургом и Базелем.

Со смертью Филиппа (1533 год), не оставившего наследников по мужской линии, его братья, изначально планировавшие совместное управление центральным Баденом, не смогли договориться между собой, и окончательно разделили страну, основав бернхардинскую и эрнестинскую линии баденского дома; граница была, в основном, проведена по реке Альб. Эрнсту, в дополнение к ранее им уже полученным владениям на юге, отошли земли севернее Альба с городами Дурлах и Пфорцхайм, причём в последний была вскорости перенесена и его резиденция, почему он стал именовать себя маркграфом Баден-Пфорцхаймским (нем. Markgraf von Baden-Pforzheim). Бернхард в качестве резиденции избрал главный город Бадена, и отныне называл себя маркграфом Баден-Баденским (нем. Markgraf von Baden-Baden). Детали раздела уточнялись и в последующие годы, завершившись при курпфальцском посредничестве в конце 1536 года подписанием так называемого Гейдельбергского договора.

Баден-Баден под влиянием баварских герцогов

Умерший в 1536 году Бернхард оставил после себя малолетнего сына Филиберта; другой его сын, Кристоф ещё даже не появился на свет. Это обстоятельство побудило Эрнста Баден-Пфорцхаймского предъявить свои претензии на Баден-Баден. Жалоба, рассматривавшаяся даже в Имперском камеральном суде в Шпайере, была отклонена в пользу вдовы Бернхарда, Франциски Люксембургской и дочери Филиппа Баденского, Якобеи, настоявших на введении опеки и регентства. Опекунами были назначены Иоганн II фон Пфальц-Зиммернский, Вильгельм IV фон Эберштайн и Вильгельм IV Баварский; штатгальтером стал Генрих барон фон Флекенштайн.

Воспитанный в строгой католической традиции в Мюнхене, Филиберт перенял управление в 1556 году, женившись в 1557 году на Мехтхильде Баварской (1532—1565), укрепив союз с Виттельсбахами; и в последующие годы отличился в войнах против османов в Венгрии и против гугенотов во Франции, пав в третьей гугенотской войне в битве при Монконтуре в октябре 1569 года.

Поскольку наследнику и сыну Филиберта, Филиппу на тот момент было всего 10 лет, ему также назначили опекуна — в лице Альбрехта V Баварского, отдавшего Филиппа на воспитание в иезуитский колледж в Ингольштадте. Штатгальтером Баден-Бадена в 1570 году стал Отто Генрих фон Шварценберг, по распоряжению которого в 1572—1582 годах Новый замок в Бадене был перестроен в стиле итальянского Ренессанса.

«Верхнебаденская оккупация» Баден-Бадена

Умерший в 1588 году Филипп II не оставил после себя мужских наследников, и правление перешло к его двоюродному брату Эдуарду Фортунату, с 1575 года управлявшему маркграфством Баден-Родемахерн. Занимавшийся алхимией и фальшивомонетничеством, Эдуард Фортунат во много раз увеличил долговое бремя маркграфства, и пытался отдать его на откуп Фуггерам, что, в итоге, вызвало недовольство императора Рудольфа II, и в ноябре 1594 года — оккупацию Баден-Бадена армией Эрнста Фридриха Баден-Дурлахского. Эдуарду Фортунату удалось, однако, бежать в Родемахерн, где он погиб вследствие несчастного случая в 1600 году.

Маркграфство в Тридцатилетней войне и в войнах с Францией XVIII века

Продолжавшаяся при Георге Фридрихе Баден-Дурлахском оккупация и попытки введения протестантизма закончились после сокрушительного поражения Георга Фридриха в сражении при Вимпфене в мае 1622 года. Уже спустя короткое время, в августе 1622 года император Фердинанд II передал правление в Баден-Бадене сыну Эдуарда Фортуната, Вильгельму, отличившемуся в 1626—1631 годах широкомасштабной охотой на ведьм, жертвой которой пали более 230 человек.

В 1631 году Баден-Баден был занят шведскими (протестантскими) силами под командованием генерала графа Густава Горна, и управление маркграфством перешло снова к Баден-Дурлаху. После сражения при Нёрдлингене в 1634 году Вильгельм смог окончательно возвратиться в Баден, ободрённый обещаниями территориальных приобретений.

В течение следующих военных лет, с 1642 по 1644 годы Баден-Баден был ареной постоянных военных действий, потеряв, по разным оценкам, едва ли не половину своего населения. С заключением Вестфальского мира в 1648 году в Бадене было, в целом, восстановлено положение статус-кво 1550 года. С другой стороны, поскольку Священная Римская империя потеряла владения в Эльзасе, баденские маркграфства оказались теперь на границе с Францией, проводившей по возможности агрессивную внешнюю политику.

После смерти Вильгельма, который по окончании войны был, в основном, занят экономическим восстановлением страны, в 1677 году трон унаследовал его внук, Людвиг Вильгельм (взамен погибшего на охоте в 1669 году отца Фердинанда Максимилиана), сделавший блестящую военную карьеру в имперской армии, и в турецких войнах на Балканах прославивший себя как «красный король».

Постоянно занятый на театрах военных действий в Великой Турецкой войне, Людвиг Вильгельм редко бывал в Бадене, и не смог ничего противопоставить новой угрозе, пришедшей с запада: война за пфальцское наследство, начавшаяся в 1688 году с переходом Рейна армией генерала Мелака, означала тотальное разрушение в том числе для Бадена.

Между тем, не без помощи императора Леопольда I заключивший выгодный брачный союз с Франциской Сибиллой Августой Саксен-Лауэнбургской, Людвиг Вильгельм с богатыми трофеями (так называемые «турецкие трофеи» Карлсруэ) вернулся в 1693 году в Баден-Баден.

Не удовлетворившись восстановлением своей основной резиденции, Нового замка, в начале XVIII в. в деревне Раштатт, получившей вскорости городские права, по проекту итальянского архитектора Доменико Эгидио Росси началось возведение большого барочного дворца, в целом, законченного в 1705 году, и ставшего новой официальной маркграфской резиденцией.

В это же самое время Баден-Баден оказался активным участником очередного панъевропейского военного конфликта, войны за испанское наследство, причём в её ходе в январе 1707 года маркграф Людвиг Вильгельм скончался, и регентство переняла его вдова Франциска Сибилла, а уже в мае французы заняли город Баден. Наконец, зимой 1713/1714 годов в Раштатте был подписан мирный договор, завершивший войну, и давший Бадену столь необходимую ему передышку.

Регентство Франциски Сибиллы по праву можно назвать золотым веком барокко в Баден-Бадене: её правление ознаменовалось строительством многочисленных дворцов и увеселительных павильонов по всей стране. При этом она опиралась на помощь указанных уже в завещании Людвига Вильгельма опекунов тогда малолетнего наследника: курфюрста Иоганна Вильгельма Пфальцского, лотарингского герцога Леопольда I и будущего князя-епископа Шпайера Дамиана Хуго фон Шёнборна.

В 1727 году власть взял в свои руки достигший совершеннолетия Людвиг Георг, однако, мало интересовавшийся политикой и заслуживший прозвище «охотник Луи». Не оставивший наследников и умерший в 1761 году, он передал бразды правления своему брату Августу Георгу, последнему маркграфу Баден-Бадена.

Август Георг и объединение с Баден-Дурлахом

Начавший духовную карьеру, Август Георг, с папского разрешения, прервал её в 1735 году и заключил брачный союз с Марией Викторией Паулиной фон Аренберг. Их дети, однако, скончались, не достигнув совершеннолетия, и уже при вступлении Августа Георга на трон было очевидно, что баден-баденская линия маркграфов обречена пресечься. Поэтому значительная часть его правления была посвящена вопросам объединения Баден-Бадена с Баден-Дурлахом, в особенности, проблеме вероисповедания (в Баден-Бадене, в отличие от Баден-Дурлаха, преобладал католицизм).

В 1765 году с Карлом Фридрихом Баден-Дурлахским был подписан договор о наследстве, гарантами которого выступили Пруссия, Англия и Дания. В 1771 году, со смертью Августа Георга, Баден-Баден был присоединён к Баден-Дурлаху, которые вместе образовали (единое) маркграфство Баден.

Территории

  • Центральный Баден между городами Эттлинген и Штайнбах с центром в Бадене
  • Графство Эберштайн
  • Владение Штауфенберг
  • Владение Мальберг
  • Владение Лар
  • Владение Грефенштайн
  • Владение Родемахерн, Узельдинген, Хеспринген
  • Графство Шпонхайм (кондоминат с Пфальц-Цвайбрюккеном)

Герб

Герб наглядно представляет собой, с одной стороны, политические претензии и, с другой — реальные владения баден-баденских маркграфов, и составлен из следующих гербов:

  • в центре — фамильный герб баденского дома
  • верхний ряд (слева направо) — переднее графство Шпонхайм, графство Эберштайн, маркграфство Баден-Хахберг
  • средний ряд — (слева) владение Баденвайлер, (справа) маркграфство Хахберг-Заузенберг
  • нижний ряд (слева направо) — владение Рёттельн, владение Лар-Мальберг, заднее графство Шпонхайм

Список маркграфов Баден-Бадена

(В скобках указаны даты правления)

См. также

Напишите отзыв о статье "Баден-Баден (маркграфство)"

Литература

  • Armin Kohnle: Kleine Geschichte der Markgrafschaft Baden. Verlag G. Braun, Karlsruhe 2007, ISBN 978-3-7650-8346-4
  • Dagmar Kicherer: Kleine Geschichte der Stadt Baden-Baden. Verlag G. Braun, Karlsruhe 2008, ISBN 978-3-7650-8376-1
  • Landesarchivdirektion Baden-Württemberg (Hrsg.): Der Landkreis Rastatt (Band 1). Jan Thorbecke Verlag, Stuttgart 2002, ISBN 3-7995-1364-7

Отрывок, характеризующий Баден-Баден (маркграфство)

Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Баден-Баден_(маркграфство)&oldid=72370955»