Маркевич, Игорь Борисович

Игорь Маркевич Igor Markevitch
Основная информация
Полное имя	Игорь Борисович Маркевич
Дата рождения	27 июля 1912(1912-07-27)
Место рождения	Киев
Дата смерти	7 марта 1983(1983-03-07) (70 лет)
Место смерти	Антиб
Страна	Италия, Франция, Швейцария
Профессии	дирижёр, композитор
Инструменты	Фортепиано
Коллективы	Оркестр Ламурё и другие

И́горь Бори́сович Марке́вич (фр. Igor Markevitch; 27 июля 1912, Киев ― 7 марта 1983, Антиб) ― итальянский и французский дирижёр и композитор, выходец из Российской империи. Правнук Председателя Петербургской судебной палаты Андрея Николаевича Маркевича (1830—1907), праправнук украинского историка Николая Андреевича Маркевича. Брат виолончелиста Димитрия Маркевича. Отец дирижёра Олега Каэтани.

Биография

В возрасте двух лет был вывезен родителями в Париж, затем семья обосновалась в Швейцарии. Первые уроки музыки получил от отца-пианиста, с раннего возраста начал сочинять. В возрасте тринадцати лет Маркевич исполнил свою фортепианную сюиту «Свадьба» в присутствии Альфреда Корто, который взялся его обучать и помог опубликовать сочинение. Через два года Маркевич поступил в Нормальную школу музыки в Париже, где учился у Корто как пианист и у Нади Буланже как композитор. В 1929 г. молодой музыкант был представлен Сергею Дягилеву, которому сыграл фрагмент из сочинения, над которым в то время работал ― Симфониетты. Дягилев одобрил музыку и заказал Маркевичу Концерт для фортепиано с оркестром и музыку к балету. Концерт был написан в том же году и исполнен на открытии Дягилевских сезонов в театре «Ковент-Гарден» (партию солирующего фортепиано играл сам Маркевич), однако балетный проект осуществлён не был из-за смерти Дягилева.

В 1930 в Париже с успехом исполняется кантата Маркевича, в которой он использовал материал неоконченного балета, а ещё через год не меньший успех имеет его Кончерто гроссо. Музыка Маркевича привлекает внимание Жана Кокто, Дариюса Мийо, Роже Дезормьера, издательство Schott предлагает ему контракт на издание его сочинений. Вместе с Сержем Лифарем Маркевич работает над двумя балетами ― «Ребус» и «Полёт Икара», и, несмотря на то, что они так и не были поставлены, музыка обоих была исполнена в концерте. «Полёт Икара», исполненный в 1933 под управлением Дезормьера, произвёл сенсацию в музыкальном мире. Необычный композиторский почерк, введение новых оркестровых красок (в частности, применение четвертитоновых интервалов) заставили говорить о Маркевиче как об одной из значительных фигур европейского музыкального модерна. Критики называли его «Игорем Вторым» (под Первым подразумевая Стравинского), Бела Барток говорил о влиянии музыки Маркевича на свои сочинения.

После нескольких лет жизни в Париже Маркевич уехал в Швейцарию и в апреле 1935 года женился на Кире Нижинской, дочери знаменитого танцовщика дягилевской труппы. Как и многие другие композиторы в 1930-е годы, он выступал в качестве дирижёра и пианиста. Дирижированием он ранее занимался частным образом у Пьера Монтё, успешно руководил голландской премьерой «Ребуса» и первым исполнением своей оратории «Потерянный рай» в Лондоне в 1935 году (заменив заболевшего Германа Шерхена, который должен был стоять за пультом). Как пианист в эти годы Маркевич совершенствуется у Альфредо Казеллы, и его творчество впоследствии окажет существенное влияние на развитие не только пианистического, но и композиторского искусства Маркевича. Он сближается с итальянским музыкальным авангардом и принимает участие в фестивалях «Музыкальный май», а незадолго до начала войны женится на графине Донне Каэтани (1921—1990), наследнице старинного итальянского рода, восходящего в XIV век к папе Бонифацию VIII. В связи с женитьбой Маркевич переезжает во Флоренцию. В 1943 году он пишет новую редакцию «Падения Икара», из которой убраны все модернистские элементы, и в тот же год становится активным участником итальянского Движения Сопротивления (позднее ему будет присуждена золотая медаль «Партизан Северной Италии»).

С этого времени Маркевич жил также и в центре Рима, в палаццо Каэтани, доставшегося его жене по наследству. В 1956 году у супругов в Лозанне родился сын Олег, ныне итальянский композитор. В мае 1978 года напротив палаццо Каэтани террористы из «Красных бригад» оставили красный автомобиль «Рено», в багажнике которого полиция обнаружила тело убитого экс-премьера и лидера Христианско-демократической партии Италии Альдо Моро. В связи с этим международная пресса неоднократно муссировала тему возможной вовлечённости симпатизировавшего «бригадирам» Игоря Маркевича в трагическое для Италии событие, однако значимых доказательств получено не было .

После войны Маркевич почти перестаёт сочинять и переключается на дирижёрскую деятельность. Он много гастролирует как приглашённый дирижёр (в 1955 дебютировал в США с Бостонским симфоническим оркестром), становится главным дирижёром симфонических оркестров Стокгольма (1952―1955), Монреаля (1955―1960), Филармонического оркестра Гаваны (1957―1958), оркестра Ламурё в Париже (1957―1961). В 1960 впервые посетил с гастролями СССР. С 1948 Маркевич даёт мастер-классы по всему миру, в том числе в Моцартовском университете Моцартеум (Зальцбург), в 1963 проводит семинар по дирижированию в Московской консерватории. Он впервые записал ряд сочинений современных композиторов ― Лили Буланже, Луиджи Даллапикколы, Дариюса Мийо, Фредерика Момпу, а также цикл из всех симфоний Чайковского с Лондонским симфоническим оркестром. В 1970-е годы он начал работу над новой редакцией симфоний Бетховена и над автобиографией.

В течение долгого времени Маркевич избегал исполнения своей музыки, но когда в 1978 получил предложение от Брюссельской филармонии продирижировать «Потерянным раем», согласился. Концерт имел большой успех, и, воодушевлённый положительными отзывами критики, Маркевич принял решение возродить собственные сочинения и заново их опубликовать. В его планах также была организация международных дирижёрских мастер-курсов и фестивалей. В 1982 он вновь посетил с концертами СССР и наиболее восторженный приём получил в родном Киеве. Через год Маркевич умер от инфаркта, оставив планы неосуществлёнными.

Основные сочинения

Вокальные сочинения

• Кантата для сопрано, мужского хора и оркестра, на слова Жана Кокто (1929―1930)
• Псалом для сопрано и малого оркестра (1933)
• «Потерянный рай», оратория на собственный текст для сопрано, меццо-сопрано, смешанного хора и оркестра (1933―1935)
• «Лоренцо Великолепный» концертная симфония для сопрано и оркестра, на слова Лоренцо Медичи (1940)

Оркестр

• Симфониетта F-dur (1928―1929);
• Концерт для фортепиано с оркестром (1929);
• Кончерто гроссо (1930);
• Партита для фортепиано и малого оркестра (1931);
• Сюита из балета «Ребус» (1931);
• Сюита из балета «Падение Икара» для двух фортепиано и ударных (1932; вторая оркестровая редакция ― 1943);
• «Гимны» для малого оркестра (1936);
• Маленькая сюита по мотивам Шумана для малого оркестра (1933);
• «Песнь любви» (1936);
• «Новый век» (1937);
• «Голубой Дунай» (1944, по И. Штраусу)

Камерные сочинения

• «Свадьба» для фортепиано (1929)
• Серенада для скрипки, кларнета и фагота (1931)
• Галоп для камерного ансамбля (1932)
• «Стефан-поэт» для фортепиано (1939―1940)
• Вариации, фуга и послание на тему Генделя для фортепиано (1941)

• Оркестровки сочинений Мусоргского (песни), Глинки (Увертюра на русские темы), Баха («Музыкальное приношение»)
• Новая редакция симфоний Бетховена (1982)

Некоторые литературные сочинения

• «Введение в музыку» (Париж, 1940)
• «Сделано в Италии» (Лондон, 1949)
• «Органный пункт» (Париж, 1959)
• «Être et avoir été» (Париж, 1980)
• «Завещание Икара» (Париж, 1984)
• Статьи в книгах и журналах

Ссылки

• [www.allmusic.com/cg/amg.dll?P=amg&sql=41:4032~T1 Игорь Маркевич] (англ.) на сайте Allmusic
• [www.boosey.com/pages/cr/composer/composer_main.asp?composerid=2789&ttype=SNAPSHOT&ttitle=Snapshot Маркевич на сайте издательства Boosey&Hawkes]

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Маркевич, Игорь Борисович

– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.