Маркизцы

Маркизцы (хиванцы) — коренное население Маркизских островов. Численность — 13 тыс. человек. Говорят на маркизском языке, относящемся к полинезийской группе. Верующие — католики и кальвинисты.

Прибыли, вероятно, с запада, в IV—I вв. С XVIII в. установлен контакт с европейцами. Маркизы были опорным пунктом для заселения других островов (Мангарева, Туамоту, Тубуаи). Точно определить родину пришельцев невозможно, заселение также шло не сразу, а несколькими волнами. Маркизы были первыми на пути европейских первооткрывателей (XVI век).

Раскопки древнейших поселений на Маркизах (деревни в заливе Хаатуатуа на о. Нуку-Хива и в долине Хане на о. Уа-Хука) показали, что люди были людоеды и охотники за черепами. Вероятно, что это черепа предков, а не убитых врагов. Люди были явно полинезийского типа.

Дома сперва строились тростниковые, на полу плетёные рогожи. Позже культура сменилась, дома приобрели каменный фундамент. В культуре островов выделен «классический период» − 1400—1790 гг. В это время выросла техника земледелия, произошёл демографический взрыв. Строились мегалитические святилища, изготовлялись статуи из туфа, была развита резьба по дереву. Дома вождей имели до 30 м длины, были украшены резьбой.

Орудий земледелия не найдено, но найдено много топоров, подобных самоанским и фиджийским, и рыболовных крючков на тунца. Пища островитян — рыба и моллюски. Разводили и, видимо, ели собак, свиней, кур, вероятно, крыс.

Социальная организация — племена, возглавляемые вождями (хакаики нуи). При вождях были советы (хакатоотина) и военачальники (тоа), жрецы (тауа) и наследственные ремесленники (тухунга). Существовали тайные союзы и тайные языки. Развиты были культы предков, вождей, черепов, почитание черепахи, смоковницы. До сих пор встречается каннибализм^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Маркизцы

Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.