Помбал, Себастьян Жозе

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Маркиз де Помбал»)
Перейти к: навигация, поиск
Себастьян Жозе ди Карвалью-и-Мелу
Sebastião José de Carvalho e Melo
Дата рождения:

13 мая 1699(1699-05-13)

Дата смерти:

8 мая 1782(1782-05-08) (82 года)

Гражданство:

Королевство Португалия

Автограф

Себастья́н Жозе́ ди Карва́лью-и-Ме́лу, граф ди Оэ́йраш, марки́з ди Помба́л (Помбаль[1][2]) (порт. Sebastião José de Carvalho e Melo, Conde de Oeiras, Marquês de Pombal; 13 мая 1699 — 8 мая 1782) — наиболее влиятельный португальский политик эпохи Просвещения, один из самых ярких представителей «просвещённого абсолютизма». Фактически держал в своих руках бразды правления Португалией при короле Жозе I (с 1750 по 1777 годы) и руководил восстановлением страны после разрушительного Лиссабонского землетрясения.





Ранние годы

Отцом Помбала был Мануэл ди Карвалью, дворянин и капитан кавалерии в отставке. После безвременной смерти отца за воспитание мальчика взялся его дядя, Паулу ди Карвалью, профессор Коимбрского университета, имевший большое влияние в клерикальных кругах. Себастьян, однако, отказался от церковной карьеры, покинул стены университета и записался в армию, правда, до чина капрала не поднялся.

Потеряв интерес к военному делу, Себастьян ди Карвалью стал изучать историю и право, а в 34 года вступил в Королевскую академию португальской историографии. В 1733 году он женился на богатой вдове, графине Терезе Марии де Норонья, и обосновался в её поместье близ Коимбры. Там он продолжал свои учёные занятия, а также увлёкся сельским хозяйством.

По возвращении в Лиссабон в 1738 году он был представлен своим дядей Жуану да Мота, исполнявшему обязанности первого министра при короле Жуане V. Освободившись от обязательств в отношении жены после её смерти в 1739 году, Карвалью решил посвятить себя государственным делам и с готовностью принял назначение послом в Лондон.

Дипломатическая карьера

Британия исторически была главным внешнеполитическим союзником Португалии, поэтому посол в Лондоне имел больше возможностей отличиться, чем посланники в других европейских столицах. Основной заботой Карвалью было развитие англо-португальских торговых связей, он убеждал английских дельцов хоть раз посетить дружественный Лиссабон. Португалец был настолько впечатлён политическими и социальными достижениями британского капитализма, что решил привить их своим соотечественникам. Очевидно, тогда у него и возникла программа модернизации феодально-клерикального по сути португальского общества.

В 1745 году Карвалью был переведён королём из Лондона в Вену, где ему пришлось выступить посредником в запутанном споре между императрицей Марией Терезией и Святым Престолом. Эта миссия увенчалась полным успехом и прославила португальского дипломата на всю Европу. В декабре 1745 года он вступил в брак с дочерью знаменитого фельдмаршала Леопольда Йозефа Дауна, графиней фон Даун; в 1756 году у четы родилась дочь.

Получив весть о тяжёлом состоянии здоровья короля, Карвалью в 1749 году подал прошение об отставке, ссылаясь на болезнетворность восточноевропейского климата, и спешно вернулся в Лиссабон. Жуан принял Карвалью с прохладцей. Он оставался в тени до августа 1750 года, когда после смерти монарха его вдова призвала отставного дипломата ко двору и ввела его в состав королевского совета. Будучи фаворитом государыни, он получил министерский портфель при коронации её сына Жозе I и за короткое время сумел сосредоточить в своих руках все нити государственного управления.

Помбаловские реформы

Маркиз Помбал развернул невиданные в истории Португалии реформы. В области экономики он был сторонником протекционизма: осыпая привилегиями португальские мануфактуры и торговые компании, он наложил запрет на экспорт необработанного сырья, что привело к становлению национального производства шёлка, стекла и керамики. По образцу Ост-Индской компании он основал торговое предприятие для ведения коммерческих дел на Востоке и ещё одно для развития бразильской торговли.

1 ноября 1755 года Португалия содрогнулась от землетрясения, самого страшного в истории XVIII века. Две трети Лиссабона лежали в руинах. Помбал объявил всеобщую мобилизацию, раздал населению продовольственные запасы из военных складов и развернул повсюду полевые госпитали и временные палатки. На другой день после землетрясения он уже разрабатывал планы восстановления страны. Под его руководством дряхлый средневековый Лиссабон был превращён в одну из самых современных и элегантных столиц Европы, а излюбленная португальскими строителями разновидность барокко вошла в историю архитектуры под названием помбалевского стиля.

Решительные действия Помбала укрепили его международный престиж и усилили уважение к нему молодого короля. Соответственно росло сопротивление его реформам со стороны высшей аристократии и влиятельного Общества Иисуса. После неудачного покушения на жизнь короля (3 сентября 1758 года), в котором многие видели происки иезуитов, Помбал добился их изгнания из страны. Одновременно последовала жестокая расправа, без суда и следствия, над его главнейшими врагами — семейством Тавора и герцогом де Авейру.

После разоблачения «иезуитского заговора» (который был, как думают историки, сфабрикован) власть Карвалью стала абсолютной. Он был пожалован титулом сначала графа, а потом и маркиза де Помбала (этим городом он теперь владел). Среди проведённых им преобразований — обмирщение общественной и культурной жизни, частичная секуляризация монастырских владений, открытие более восьмисот светских школ. Выступления несогласных с политикой первого министра подавлялись жестокими репрессиями.

Португальский язык в Бразилии

Очень существенным был вклад маркиза де Помбала в развитие португальского языка, так как маркиз узаконил его позиции на территории крупнейшей колонии Бразилии. В 1758 году маркиз сделал португальский язык единственным официальным языком Бразилии, запретив использование бытовавшего до этого креолизированного пиджина лингва-жерал ньенгату. К началу XIX века Бразилия становится крупнейшей португалоязычной страной планеты, занимая это положение и по сей день (См. Португальский язык в Бразилии).

Отстранение и смерть

После смерти короля Жозе в 1777 году на престол взошла королева Мария I, религиозная фанатичка, прозванная в Португалии Благочестивой за свою набожность. Она распорядилась освободить политических узников. Маркиз был обвинён в злоупотреблениях и отстранён от власти. С октября 1779 по январь 1780 года он находился под судом, который приговорил его к смертной казни. Королева заменила её пожизненным изгнанием из столицы. Маркиз умер в 1782 году в своём имении в Помбале в возрасте 83 лет.

Легенды о маркизе де Помбал

Исторический анекдот гласит, что король Португалии Жозе I приказал, чтобы любой португалец, имеющий какие-то родственные связи с евреями, носил желтую шляпу. Через несколько дней маркиз де Помбал появился при дворе, держа в руках три таких шляпы. Удивленный король спросил: «Что бы это значит?» Помбал ответил, что он намерен выполнить приказ короля. «Но, — спросил король, — зачем вам три шляпы? — Одна из них предназначена для меня самого, — ответил маркиз, — другая для великого инквизитора, а третья на случай, если Ваше Величество пожелает покрыть голову»[3].

См. также

Напишите отзыв о статье "Помбал, Себастьян Жозе"

Примечания

  1. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона
  2. Все монархи мира. — Академик . 2009.
  3. Cardozo de Bethencourt. [www.jstor.org/stable/1450434 The Jews in Portugal from 1773 to 1902] // The Jewish Quarterly Review. Vol. 15, No. 2 (Jan., 1903), pp. 251-274

Литература

  • Marcus Cheke, Dictator of Portugal: A Life of the Marquis of Pombal, 1699—1782. Sidgwick & Jackson Ltd, 1969.
  • David Francis. Portugal 1715—1808: Joanine, Pombaline And Rococo Portugal As Seen by British Diplomats and Traders. Boydell & Brewer, 1985.

Отрывок, характеризующий Помбал, Себастьян Жозе

– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]