Маркин, Николай Григорьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Григорьевич Маркин
Место рождения

посёлок Русский Сыромяс, Городищенский уезд, Пензенская губерния, Российская империя

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Звание

Комиссар

Сражения/войны

Гражданская война в России

Никола́й Григо́рьевич Ма́ркин (21 мая 1893 — 1 октября 1918) — участник революции 1917 года в России и Гражданской войны, доверенное лицо Л. Д. Троцкого, организатор Волжской военной флотилии, комиссар.





Биография

Николай Григорьевич Маркин родился в посёлке Русский Сыромяс Городищенского уезда (ныне Маркино Сосновоборский район Пензенской области) в крестьянской семье.

В 1910 году, работая в писчебумажном магазине, впервые был арестован, провёл в заключении 8 месяцев.

В 1914 году Маркин был призван на Балтийский флот, где дослужился до унтер-офицера в учебном минном отряде в Кронштадте. В 1916 году вступил в РСДРП.

Активный участник Февральской революции. Был членом Кронштадтского комитета РСДРП(б), Кронштадтского совета и Петроградского совета от моряков Балтийского флота. Делегат 1-го съезда Советов, член ВЦИК. Один из организаторов 1-го съезда моряков Балтики, член Центробалта первого созыва. С апреля 1917 служил в отряде, охранявшем В. И. Ленина.

По воспоминаниям Троцкого, Н. Г. Маркин, зная «секрет прямого действия», «в один поистине прекрасный день» заменил квартирную блокаду в доме, в котором жила семья Л. Д. Троцкого, на «диктатуру пролетариата»[значимость факта?][1].

Принимал участие в Октябрьской революции.

Исследование «Левый экстремизм на флоте в период революции 1917 года» отмечает у Маркина, как и у других военных моряков в советских органах, склонность к диктаторским методам руководства. Когда Л. Д. Троцкий был назначен комиссаром иностранных дел и «невозможно было, казалось, подступиться к делу» из-за того, что «все участвовали в саботаже. Шкафы были заперты. Ключей не было», Троцкий вновь обратился за помощью к Н. Г. Маркину и позже вспоминал, что тот посадил двух-трёх дипломатов под арест «и на другой день… принёс ключи и пригласил меня в министерство». Был назначен секретарём, а затем контролёром Наркомата иностранных дел. Организовал публикацию секретных документов Императорского и Временного правительств — 7 выпусков «Сборник секретных документов из архивов бывшего министерства иностранных дел». В те дни, как вспоминал Л. Д. Троцкий, Н. Г. Маркин был негласным министром иностранных дел, так как сам нарком был занят в Смольном «углублением» революции[1].

В начале июня 1918 года Н. Г. Маркин был направлен в Нижний Новгород с задачей создания Волжской военной флотилии. В дальнейшем он был назначен комиссаром созданной флотилии.

В сентябре 1918 года во время боев за Казань, Маркин возглавил операцию по высадке десанта.

9 сентября 1918 года под прикрытием артиллерийского огня четыре канлодки Волжской флотилии подавили пулемётным огнём расчеты артиллерийских батарей белых и высадили на пристани десант под командованием Н. Г. Маркина[2], который отбросил силы противника в город, но после того, как из городского кремля по десанту и кораблям был открыт сильный артиллерийский огонь, десантники вернулись на корабли, захватив с собою замки от шести из восьми неприятельских орудий. Потери десанта были незначительны[3].

В ночь с 9 на 10 сентября 1918 года миноносцы «Прыткий» и «Ретивый» высадили еще один, более крупный десант — сводный батальон солдат и матросов[4].

1 октября 1918 года при проведении разведки на Каме в районе Пьяного Бора на канонерской лодке «Ваня» попал в артиллерийскую засаду. Судно было потоплено, сам Маркин до последнего прикрывал членов экипажа огнём из пулемёта и погиб вместе с судном.

Память

Дополнительная информация

  • Н. Г. Маркин приходился двоюродным дядей советской разведчице Г. И. Фёдоровой

Напишите отзыв о статье "Маркин, Николай Григорьевич"

Примечания

  1. 1 2 Елизаров М. А. [www.dissercat.com/content/levyi-ekstremizm-na-flote-v-period-revolyutsii-1917-goda-i-grazhdanskoi-voiny-fevral-1917-ma Левый экстремизм на флоте в период революции 1917 года и гражданской войны: февраль 1917 — март 1921 гг.]. — СПб., 2007. — 578 с.
  2. Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия / редколл., гл. ред. С. С. Хромов. — 2-е изд. — М., «Советская энциклопедия», 1987. стр.251-252
  3. Николай Спакович. Волжская военная флотилия // Гражданская война в России: Борьба за Поволжье. / сб., сост. А. Смирнов — М.: ACT: Транзиткнига; СПб.: Terra Fantastica, 2005. стр.237-246
  4. Казанский речной десант, 1918 // Большая Советская Энциклопедия. / редколл., гл. ред. Б. А. Введенский. 2-е изд. Т.19. М., Государственное научное издательство «Большая Советская энциклопедия», 1953. стр.308
  5. Каланов Н. А. [www.kalanov.ru/index.php?id=35/ Названия кораблей революции и гражданской войны].
  6. Широкорад А. Б. [militera.lib.ru/h/shirokorad_ab3/20.html Великая речная война. 1918–1920 годы]. — М.: Вече, 2006. — С. 231. — 416 с. — 3000 экз. — ISBN 5-9533-1465-5.
  7. [forum.flot.su/showthread.php?t=2016&page=155 Флот Каспия в разные времена]. Проверено 3 июля 2010. [www.webcitation.org/65fT11IQG Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].

Литература

  • Варгин Н. Ф. Комиссар Волжской флотилии. — М., 1961.
  • Вспоминая былые походы : Сборник воспоминаний ветеранов Волжской военной флотилии (1918—1920). — Волго-Вятское книжное издательство, 1968.
  • Назаров А. Ф. Николай Маркин. — Горький, 1977.

Ссылки

  • [www.hrono.ru/biograf/bio_m/markin.html Биография на сайте ХРОНОС]

Отрывок, характеризующий Маркин, Николай Григорьевич

Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос: