Маркович, Анте

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Анте Маркович
Ante Marković<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Союзного Исполнительного Вече СФРЮ
16 марта 1989 — 20 декабря 1991
Предшественник: Бранко Микулич
Преемник: Александр Митрович, и.о.
Председатель Президиума Скупщины Социалистической Республики Хорватии
10 мая 1986 — май 1988
Предшественник: Эма Дероси-Бьелаяц
Преемник: Иво Латин
Председатель Исполнительного веча Социалистической Республики Хорватии
июль 1980 — 20 ноября 1985
Предшественник: Петар Флекович
Преемник: Эма Дероси-Бьелаяц
 
Рождение: 25 ноября 1924(1924-11-25)
Кониц, Королевство сербов, хорватов и словенцев
Смерть: 28 ноября 2011(2011-11-28) (87 лет)
Загреб, Хорватия
Партия: Союз коммунистов Югославии
Союз реформаторских сил Югославии

А́нте Ма́ркович (сербохорв. Ante Marković, 25 ноября 1924, Кониц — 28 ноября 2011, Загреб) — югославский хорватский государственный деятель, председатель Союзного Исполнительного Вече СФРЮ (1989—1991).



Биография

По происхождению боснийский хорват, родился в Коньице, в тогдашнем Королевстве сербов, хорватов и словенцев. В 1941 вступил добровольцем в антифашистскую партизанскую армию Иосипа Броза Тито, в которой сражался до конца войны[1]. Окончил электротехническое отделение технического факультета Загребского университета в 1954[2]. Трудоустроился на предприятии «Раде Кончар», где в 1961 году стал генеральным директором. Эту должность занимал в течение 23 лет вплоть до 1984 года. В политике оказался в 1980, заняв должность Председателя Исполнительного совета Сабора Социалистической Республики Хорватии, то есть возглавив правительство тогдашней Хорватии. В 1986 году стал Председателем Президиума Хорватии, сменив на этом посту Эму Дероса-Бьелаяц. Занимал этот пост до 1988 года, пока его не сменил Иво Латин. В марте 1989 после отставки Бранко Микулича стал премьер-министром Югославии. После обнародования этого решения США ожидали налаживания сотрудничества, так как Маркович славился своей «привязанностью к рыночным реформам»[3], а BBC объявила, что он «лучший союзник Вашингтона в Югославии»[4]. В декабре того же года Маркович начал новую и амбициозную программу беспрецедентных экономических реформ.

План правительства Марковича включал следующие мероприятия[5]:

  • Замораживание до 30 июня 1990 года зарплаты и цен на многие товары (нефть, нефтепродукты, лекарства, электроэнергия) и услуги (жилищно-коммунальные, транспортные). При этом цены на продукты питания, услуги и товары массового спроса должны были формироваться свободно.
  • Деноминация динара и его конвертация (1 немецкая марка = 7 новых динаров)
  • быстрая и облегченная приватизация сферы торговли и услуг
  • ликвидация нерентабельных предприятий, привлечение инвестиций
  • единая налоговая политика и интеграция экономика республик СФРЮ в одну систему.

Результатом его денежной реформы было временное прекращение инфляции, что обусловило кратковременное повышение уровня жизни в Югославии, который перед этим неуклонно падал. Кроме того, за 1990 год выросли золотовалютные резервы Югославии (с 1,5 млрд долларов до 9 млрд долларов), а государственный долг сократился до 16 млрд долларов (за счет обмена иностранных долгов на акции югославских предприятий[5].

Тем не менее, кратковременный эффект развернутых Марковичем экономических реформ привел к упадку промышленного сектора Югославии. В борьбе с конкурентами в свободной рыночной среде происходили многочисленные банкротства раздутых государственных («самоуправляющихся») предприятий, что позже дало козыри многочисленным этническим националистическим политическим противникам Марковича. К 1990 году годовой темп роста ВВП упал до −7,5 %. В 1991 году ВВП сократился ещё на 15 процентов, а объём промышленного производства снизился на 21 процент.

Популярность Марковича обусловлена образом нового, современного политика западного стиля. Как таковой он быстро стал любимцем либеральных кругов, которые хотели, чтобы Югославия превратилась в современную демократическую федерацию. Маркович также добавлял себе популярности, стоя в стороне от все более ожесточенных распрей в руководстве Союза коммунистов Югославии или пытаясь посредничать между различными республиками. В июле 1990 года он создал Союз реформаторских сил (хорв. Savez reformskih snaga), политическую партию для поддержки реформированной югославской федерации. По данным опроса, проведенного Союзным Исполнительным Советом (правительством СФРЮ), эта партия имела поддержку 14 % избирателей в Боснии и Герцеговине и менее 5 % в других республиках[6]. Образование Союза реформаторских сил было воспринято неоднозначно. Тогдашний президент Югославии Борисав Йович подверг его критике за излишне проамериканскую политику:

Общий вывод заключается в том, что Анте Маркович больше для нас не приемлем и не надежен. Ни у кого нет сомнений, что он - продолжение руки Соединенных Штатов в плане свержения всякого думающего о социализме, и именно нашими голосами в Скупщине мы назначили его премьер-министром. Он играет в опасную игру, в измену.[7]

Вывод Йовича о роли Марковича

Он был, несомненно, самым активным творцом развала нашей экономики и, в значительной степени, важным участником распада Югославии. Другие, хвастаясь тем, что развалили Югославию, хотели бы взять на себя эту бесславную роль, но во всех этих отношениях их поступки не идут ни в какое сравнение с тем, что сделал Маркович, который объявлял себя сторонником сохранения Югославии[7]

Позже его программу саботировал Слободан Милошевич, который

...фактически обусловил неудачу Марковича к декабрю 1990 года, тайно обеспечив незаконный заем в $ 1,7 млрд от главного банка Сербии для того, чтобы облегчить своё переизбрание в том же месяце. Заем подорвал экономическую программу жесткой экономии Марковича, сводя на нет успех, достигнутый в деле контроля инфляции в стране.

Или как рассказывает об этом Кристофер Беннет в книге «Кровавое падение Югославии»[8]:

Проще говоря, банк печатал столько денег, сколько, как чувствовал Милошевич, требовалось, чтобы переизбраться, а размер «займа» становился ясным через несколько недель, когда инфляция снова взлетала по всей стране. Когда экономика снова начала падать, Маркович узнал, что его меры провалились [...]

В Боснии и Герцеговине филиал Союза реформаторских сил появился в сентябре 1990 года[9]. Однако на выборах в боснийский парламент в том же году реформистам удалось набрать только 5 % мест, несмотря на то, что их поддерживали в регионе подконтрольные союзным властям газета «Борба» и телевидение ЮТЕЛ[10].

Пределы компетенции федерального правительства ещё больше сузили сепаратистские движения в Словении и Хорватии. В последние месяцы своего пребывания на посту Маркович пытался найти компромисс между сепаратистами и теми, кто требовал, чтобы Югославия оставалась единым целым. Его усилия, которые хоть и способствовали созданию новых демократических правительств в Боснии и Македонии, в конечном итоге провалились, потому что армия — какая должна быть его самым преданным союзником — перешла на сторону Милошевича. Разочарованный и политически бессильный, Маркович рассказал своему кабинету в сентябре 1991 года, что он узнал из устройства для прослушивания, попавшего в его распоряжение[11]:

Было четко установлена связь [между сербским правительством, армией и сербскими политиками в Боснии]. Я знаю, я слышал, что Милошевич отдал приказ Караджичу вступить в контакт с генералом Узелацем и приказать, согласно решениям собрания военной верхушки, чтобы оружие было роздано и чтобы ТО Страны и Боснии были вооружены и использованы при осуществлении плана RAM.[12]

Маркович оставался на своей должности даже после начала войны, уйдя в отставку только в декабре 1991 года, изолированный и не имеющий никакой власти. После этого Маркович исчез из поля зрения общественности. В 1993 году он, по слухам, должен был быть назначен Туджманом на пост премьер-министра Хорватии, очевидно, из-за его экономической компетентности. Должность, тем не менее, досталась Никицу Валентичу, который использовал некоторые из рецептов Марковича, чтобы остановить инфляцию. Маркович посвятил себя карьере делового человека. В начале 2000-х он работал экономическим советником правительства Македонии.

В 2003 году он появился в качестве свидетеля на судебном процессе МТБЮ по делу Милошевича. Это появление нарушило 12 лет молчания, после тех показаний, которые он дал в интервью загребскому журналу новостей «Глобус». В своих показаниях он заявил, что Милошевич и Туджман в марте 1991 года в сербском селе Караджорджево заключили соглашение с целью разделить Боснию и Герцеговину между собой[13].

Скончался 28 ноября 2011 года[14] незадолго перед поездкой в Сараево. Причины смерти не были названы[15]. У него остались жена, сын и дочь[16].

Напишите отзыв о статье "Маркович, Анте"

Примечания

  1. [www.opendemocracy.net/goran-fejic/ante-marković-last-yugoslav-leader Ante Marković: the last Yugoslav leader]
  2.  (хорв.) Kristijan Zimmer. [www.fer.hr/zivot/proslave?@=1g9 Dodijeljene Zlatne diplome i priznanja «Josip Lončar»] (2004). [www.webcitation.org/6BjZtCqw3 Архивировано из первоисточника 27 октября 2012].
  3. Facts on File, January 27, 1989
  4. Misha Glenny, "The Massacre of Yugoslavia, " New York Review of Books, January 30, 1992
  5. 1 2 Пономарева Е.Г. «Третья Югославия» как особый тип модернизации // Политическая наука. - 2003. - № 2. - С. 120
  6. [www.danas.rs/danasrs/feljton.24.html Стаття про розпад Югославії] (сербською).
  7. 1 2 [www.icty.org/x/cases/slobodan_milosevic/trans/en/031120IT.htm Testimony of Borisav Jović]. Prosecutor v. Slobodan Milošević. ICTY (20 ноября 2003). Проверено 19 октября 2010. [www.webcitation.org/6BjZuHndp Архивировано из первоисточника 27 октября 2012].
  8. Bennet, Christopher. Yugoslavia's Bloody Collapse. — C. Hurst & Co. Publishers, 1995. — P. 121. — ISBN 9781850652328.
  9. Смирнов А.В. Союзное правительство и выборы в Боснии и Герцеговине 1990 года // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. - 2010. - № 5. - С. 66
  10. Смирнов А.В. Союзное правительство и выборы в Боснии и Герцеговине 1990 года // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. - 2010. - № 5. - С. 66 - 67
  11. Judah, Tim. The Serbs: History, Myth and the Destruction of Yugoslavia. — New Haven and London: Yale University Press, 1997.
  12. Magazine Vreme, No. 48, 23 September 1991
  13. Croatian News Agency. [www.bosnia.org.uk/bosrep/report_format.cfm?articleid=1020&reportid=162 Report on Marković's testimony on ICTY] (2003). [www.webcitation.org/6BjZurZ4t Архивировано из первоисточника 27 октября 2012].
  14. [www.hrt.hr/index.php?id=48&tx_ttnews%5Btt_news%5D=140693&cHash=d72fcdf654 Umro Ante Marković]
  15. [ria.ru/world/20111128/500372004.html#13527427099102 Скончался последний премьер социалистической Югославии Анте Маркович]
  16. [www.guardian.co.uk/world/2011/dec/15/ante-markovic-obituary Ante Markovic obituary]

Отрывок, характеризующий Маркович, Анте

– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.