Марков, Владимир Фёдорович

Владимир Марков
Дата рождения:	24 февраля 1920(1920-02-24)
Место рождения:	Петроград (РСФСР)
Гражданство:	СССР СССР → США США
Дата смерти:	1 января 2013(2013-01-01) (92 года)
Место смерти:	Брентвуд (штат Калифорния, США)

Влади́мир Фёдорович Ма́рков (англ. Vladimir Markov; 24 февраля 1920, Петроград — 1 января 2013, Брентвуд, Калифорния) — американский славист, специалист по творчеству Велимира Хлебникова, историк русского модернизма, публицист, поэт, переводчик второй волны русской эмиграции.

Биография

Учился в Ленинградском университете, из которого ушёл на войну. В 1941 г. попал в плен и по окончании Второй мировой войны оказался в Западной Германии. Жил в Регенсбурге, выпустил две книги стихов. В 1949 г. перебрался в США, преподавал русский язык в Военной школе переводчиков в Монтерее, затем под влиянием Г. П. Струве защитил диссертацию, посвящённую поэмам Хлебникова (1957). До выхода в отставку в 1990 году профессор Отделения славянских и восточноевропейских языков и литератур Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе (UCLA). В последние годы проживал в городе Брентвуд, округ Лос-Анджелес.

Скончался 1 января 2013 года в Брентвуде, Лос-Анджелес, США. Отпевание 7 января совершили протоиерей Николай Болдырев и игумен Герасим (Элиел) в православном Соборе иконы Пресвятой Богородицы «Взыскание погибших» в Лос-Анджелесе. Присутствовали на заупокойном богослужении узкий круг коллег, друзей и почитателей почившего.

Похоронен на кладбище «Hollywood Forever», недалеко от храма, рядом с Лидией Ивановной, которую он пережил на 12 лет.

Основные работы

Монографии и избранные статьи

• The Longer Poems of Velimir Khlebnikov. University of California Publications in Modern Philology, Volume 62. Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1962. 273 p.
• Russian Futurism: A History. Berkeley: University of California Press, 1968. 467 p.
• Russian Imagism, 1919—1924. Bausteine zur Geschichte der Literatur bei den Slawen, 15/1. Giessen, 1980. 144 p.
• Kommentar zu den Dichtungen von K.D. Balmont, 1890—1909. Bausteine zur Geschichte der Literatur bei den Slaven, 31. Köln: Böhlau Verlag, 1988.
• Kommentare zu den Dichtungen von K.D. Balmont, 1910—1917. Bausteine zur slavischen Philologie und Kulturgeschichte. Reihe A, Slavistische Forschungen, 3. Köln : Böhlau, 1992. 320 p.
• О свободе в поэзии: статьи, эссе, разное. СПб., 1994. 336 с.

Редактор сборников

• Манифесты и программы русских футуристов = Die Manifeste und Programmschriften der russischen Futuristen. Slavische Propylen, 27. München, 1967. 182 p.
• Хлебников, Велимир, 1885—1922. Собрание сочинений. Gesammelte Werke. Reprint of Moscow ed., 1928—1933. (5. t.). and Neizdannye proizvedenija, ed. N. Khardezhiev. E.d with intro., commentary, new texts, and bibliography. Slavische Propylen, 37-39. München, 1968-73.
• Россиянский, М. Утро внутри: стихотворения и поэмы = Die Dichtungen. Пред. и библиография. Slavische Propylen, 101. Mūnchen: W. Fink, 1970. 188 p.
• Крученых, А. Е. Избранное = Selected Works. Edited with intro. Центрифуга, 8. München, 1973. 520 p.
• Кузмин, Михаил Алексеевич, 1872—1936. Собрание стихов = Gesammelte Gedichte. Ed. with intro and commentary by John E. Malmstad and Vladimir Markov. Центрифуга, 12. München, 1977—1978.
• Кузмин, Михаил Алексеевич, 1872—1936. Проза. Редакция, примечания и вступительная статья. Modern Russian literature and culture, studies and texts, 14-24. Berkeley, Calif.: Berkeley Slavic Specialties, 1984-94.
• Кузмин, Михаил Алексеевич, 1872—1936. Plays. Театр: в четырёх томах. Составитель А. Тимофеев; под реакцией В. Маркова и Ж. Шерона. Modern Russian literature and culture, studies and texts; v. 30-33.Oakland, Calif.: Berkeley Slavic Specialties, 1994-6.
• Бальмонт, Константин Дмитриевич, 1867—1943. Избранные стихотворения и поэмы = Ausgeweahlte Versdichtungen. Пред. и комм. Центрифуга, 24. Munchen,1975. 764 p.

Антологии и переводы

• Американские новеллы: E. Hemingway, D. Terber, D. Stewart. Regensburg, 1948. 44 p.
• Приглушенные голоса. Поэзия за железным занавесом. New York, 1952. 414 p.
• Modern Russian Poetry. An Anthology with Verse Translations Edited and with an Introduction by Vladimir Markov and Merrill Sparks. Indianapolis: Bobbs-Merrill Company, 1967. 842 p.
• Russian Imagism, 1919—1924: Anthologie. Bausteine zur Geschichte der Literatur bei den Slawen, 15/2. Giessen: 1980. 323 p
• 100 русских поэтов. Centifolia russica. Упражнение в отборе. Санкт-Петербург: «Алетейя», 1997. 233 p.

Редактор сборников статей

• From Los Angeles to Kiev: papers on the occasion of the Ninth International Congress of Slavists, Kiev, September, 1983. UCLA Slavic Studies; v. 7. Ed. with Dean S. Worth. Columbus, Ohio, 1983. 250 p.

Поэтические сборники

• Стихи. Frankfurt a/M, 1947. 62 с.
• Гурилевские романсы. Paris, 1960. 44 с.
• Поэзия и одностроки = Gedichte und Einzeiler / Mit einer Einleitung von George Ivask herausgegeben von Friedrich Scholz. — München: Wilhelm Fink Verlag, 1983. 180 S. (Centrifuga. Russische Literatur in Neu- und Nachdrucken. Band 51).
• Гурилевские романсы. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2000. 48 с.

Публикации из архива

• Письма А. М. Ремизова к В. Ф. Маркову / Публикация В. Ф. Маркова // Wiener Slawistischer Almanach. 1982. Band 10. S. 429—449.
• Georgij Ivanov/Irina Odojevceva. Briefe an Vladimir Markov 1955—1958 / Mit einer Einleitung herausgegeben von Hans Rothe. Köln; Weimar; Wien: Böhlau Verlag, 1994. 112 S. (Bausteine zur Slavischen Philologie und Kulturgeschichte. Reiche B: Editionen; Neue Folge Band 6 (21).
• «Ваш Глеб Струве»: Письма Г. П. Струве к В. Ф. Маркову / Публ. Ж. Шерона // Новое литературное обозрение. 1995. № 12. С. 118—152.
• В. Ф. Марков. Письма «последних из могикан» русского футуризма / Публикация Ж. Шерона // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1994 г. СПб.: Академический проект, 1998. С. 302—315.
• «…В памяти эта эпоха запечатлелась навсегда…»: Письма Ю. К. Терапиано к В. Ф. Маркову (1953—1966) / Публ. О. А. Коростелева и Ж. Шерона // Минувшее. Исторический альманах. 24. Спб.: Atheneum; Феникс, 1998. С. 240—378.
• «…Я не имею отношения к Серебряному веку…»: Письма Ирины Одоевцевой к Владимиру Маркову (1956—1975) / Публикация Олега Коростелева и Жоржа Шерона // In memoriam: Исторический сборник памяти А. И. Добкина. СПб.; Париж: Феникс-Atheneum, 2000. С. 398—518.
• «…Мир на почетных условиях…»: Переписка В. Ф. Маркова с М. В. Вишняком. 1954—1959 / Публикация Олега Коростелева и Жоржа Шерона // Диаспора: Новые материалы. Париж; СПб.: Athenaeum-Феникс, 2001. Вып. I. С. 557—584.
• «…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно»: Письма Д. И. Кленовского В. Ф. Маркову 1952—1962 гг. / Публ. Олега Коростелева и Жоржа Шерона // Диаспора: Новые материалы. Вып. II. СПб.: Феникс, 2001. С. 585—693.
• «Хочется взять все замечательное, что в силах воспринять, и хранить его…»: Письма Э. М. Райса В. Ф. Маркову (1955—1978) // «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-х гг. в переписке русских литераторов-эмигрантов / Сост., предисл. и примеч. О. А. Коростелева. М.: Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»; Русский путь, 2008. С. 553—694.

Более полную библиографию см. в изданиях:

• Культура русского модернизма / Readings in Russian Modernism. Ed. Ronald Vroon and John E. Malmstad. UCLA Slavic Studies, New Series, v. 1. Москва: Наука, 1993. С. 400—405.
• Марков В. О свободе в поэзии: Статьи, эссе, разное / Сост. Е. Белодубровский; Предисл. Ю. Линник. СПб.: Издательство Чернышева, 1994. С. 357—360.
• Марков В. Centifolia russica: Упражнение в отборе. Antologia. 100 стихотворений 100 русских поэтов. СПб.: Алетейя, 1997. С. 206—213.

Ссылки

• [www.ruthenia.ru/document/183815.html Страница, посвященная Владимиру Маркову, на портале Ruthenia]
• [www.humnet.ucla.edu/humnet/slavic/ Отдел славянских и восточноевропейских языков и литератур, Калифорнийский университет, Лос-Анджелес (UCLA)]
• Марков, Владимир. [www.ka2.ru/nauka/markov.html О Хлебникове (попытка апологии и сопротивления).] // Велимир Хлебников. Собрание сочинений в трёх томах. «Академический проект», Спб. Т.1. с. 6-40

Отрывок, характеризующий Марков, Владимир Фёдорович

Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.