Марков, Евгений Иванович

Евгений Иванович Марков 1-й
Портрет Е.И.Маркова мастерской Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения	1769(1769)
Дата смерти	20 сентября 1828(1828-09-20)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Годы службы	1787—1828 (с перерывом)
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	Тифлисский мушкетерский полк (1798), Псковский мушкетерский полк (1801–1808)
Награды и премии	ордена Александра Невского с алмазами, Св.Анны 1-й ст. с алмазами, Георгия 2-го кл., Владимира 2-й ст.; крест за Очаков; золотая шпага «за храбрость» с алмазами

Евге́ний Ива́нович Ма́рков 1-й (1769 — 20 сентября 1828) — военачальник Русской императорской армии, генерал-лейтенант.

Биография

Евгений Марков родился в 1769 году; происходил из дворян Московской губернии.

5 декабря 1770 года записан рядовым в Пермский пехотный полк.

18 ноября 1772 года произведён в обер-офицерский чин - прапорщики.

28 сентября 1779 года произведён в поручики и переведён в Семипалатинский полевой батальон.

1 января 1786 года назначен в Курский пехотный полк, произведён в капитаны.

Действительную службу начал 3 марта 1787 года, поступив в гвардейский Преображенский полк.

18 июня 1788 года произведён в секунд-майоры. Проходил службу на гребных судах в Днепровском лимане и сражался с турками-османами под Кинбурном, также участвовал в осаде и штурме крепости Очакова где был ранен в голову.

31 марта 1792 года награждён орденом Св. Георгия 4-го класса № 489 «за отличную храбрость, оказанную при взятии приступом крепости Измаила».

В 1792 году был переведён в Апшеронский мушкетёрский (5 июля 1762 — 29 ноября 1796 — пехотный) полк. Произведён в премьер-майоры.

Сражался с поляками при Городище и Дубенках, в 1794 году участвовал при взятии Праги.

В 1796 году участвовал в осаде и штурме крепости Дербента, был награждён золотой шпагой.

4 апреля 1798 года произведён в полковники, 16 августа назначен командиром Тифлисского мушкетёрского полка. С 26 ноября произведён в генерал-майоры и назначен шефом Муромского мушкетерского полка, с которым участвовал в Швейцарском походе 1799 года в составе корпуса генерал-лейтенанта А. М. Римского-Корсакова.

Попал в плен в сражении под Цюрихом.

С 24 октября 1799 по 27 сентября 1800 года находился в отставке.

27 января 1801 года назначен Аренсбургским комендантом.

28 июля 1801 года назначен командиром Псковского мушкетёрского полка, с которым в 1805 году сражался с французами под Кремсом и Аустерлицем.

Участвовал в Русско-прусско-французской войне 1806—1807 годов, отличился в сражении при Прейсиш-Эйлау.

8 апреля 1807 года награждён орденом Св. Георгия 3-го класса № 148 «в воздаяние отличнаго мужества и храбрости, оказанных в сражении против французских войск 4-го февраля 1807 года при Остроленке».

12 декабря 1807 года за мужество, проявленное в сражении под Фридландом, произведён в генерал-лейтенанты.

В 1808 году назначен командиром 15-й пехотной дивизии, направленной в Молдавскую армию. В 1809 году был тяжело ранен картечью в правую ногу при неудачном штурме Браилова, затем успешно действовал под Мачином и Бабадагом.

В 1810 году за храбрость при штурме Базарджика награждён орденом Св. Александра Невского.

В 1811 году блокировал корпус визиря под Слободзеей, отразил все атаки и вылазки турок и вынудил их в 1812 году капитулировать.

15 октября 1811 года награждён орденом Св. Георгия 2-го кл. № 41 «за отличие в сражении с турками 1-го октября 1811 года при Рущуке».

В начале 1812 года командовал корпусом (Корпус Маркова, состоявший из 9-й и 15-й дивизией, должность начальника дивизии последней занимал он сам) в 3-й Резервной Обсервационной армии.

Участник Отечественной войны 1812. Участвовал в сражении на Березине и преследовании отступавших французов.

В 1813 году, командующий войсками корпуса в Польской армии, осаждал крепость Торгау, затем находился при блокаде Гамбурга.

После окончания военных действий назначен начальником 15-й пехотной дивизией.

13 апреля 1816 года освобождён от командных должностей и определён состоять по армии.

Ссылки

• Морков или Марков // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_m06.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 465-466.
• [www.brdn.ru/person/322.html Марков Евгений Иванович]
• [www.runivers.ru/doc/patriotic_war/army/?SEC=7750 Сайт Руниверс. Корпус Маркова]

Отрывок, характеризующий Марков, Евгений Иванович

Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»