Маркс, Адольф Бернхард

Адольф Бернхард Маркс Adolf Bernhard Marx
Основная информация
Имя при рождении	Самуэль Мозес Маркс
Дата рождения	15 марта 1795(1795-03-15)
Место рождения	Галле
Дата смерти	17 мая 1866(1866-05-17) (71 год)
Место смерти	Берлин
Профессии	композитор, музыкальный критик и теоретик

Фридрих Генрих Адольф Бернхард Маркс (нем. Friedrich Heinrich Adolf Bernhard Marx, первые два имени не употреблялись; от рождения до крещения в 1819 году — Самуэль Мозес Маркс; 15 марта 1795, Галле — 17 мая 1866, Берлин) — немецкий музыковед, педагог и композитор.

Биография

Из еврейской семьи, сын врача. Изучал право в своём родном городе, одновременно беря уроки музыкальной композиции у Даниэля Готлоба Тюрка. С 1821 года — в Берлине. В 1825 году Адольф Мартин Шлезингер назначил Маркса редактором новоучреждённой «Берлинской всеобщей музыкальной газеты» (нем. Berliner allgemeine musikalische Zeitung); интеллектуально заострённые критические статьи Маркса, зачастую направленные против берлинского музыкального истеблишмента во главе с Карлом Фридрихом Цельтером, вызывали одобрение Бетховена.

В 1820—30-е годы Маркс был весьма близок с Феликсом Мендельсоном и оказал на него существенное влияние — в частности, то, что переработка Мендельсоном увертюры «Сон в летнюю ночь» (1826) произведена под воздействием идей Маркса, отмечалось в мемуарах Эдуардом Девриентом. В 1829 году Маркс убедил Шлезингера опубликовать «Страсти по Матфею» Иоганна Себастьяна Баха, только что заново открытые Мендельсоном, а в 1830 году Мендельсон рекомендовал Маркса на новоучреждённый пост профессора музыки в Берлинском университете. Маркс и Мендельсон условились даже обменяться либретто — с тем, чтобы каждый написал по оратории на текст другого; однако Мендельсон внёс значительные изменения в созданный Марксом текст оратории «Павел» (1836), а на просьбу Маркса исполнить его ораторию «Моисей» с текстом самого Мендельсона ответил отказом, заявив, что качество музыки неудовлетворительно. Взбешённый Маркс после этого уничтожил все хранившиеся у него письма Мендельсона (а его оратория «Моисей» была исполнена лишь в 1853 году Ференцем Листом).

Начиная с 1840-х годов Маркс работал прежде всего как педагог и теоретик. В 1850 году вместе с Теодором Куллаком и Юлиусом Штерном он основал так называемую Консерваторию Штерна.

Маркс оценивается как автор, «возможно, самого развитого и влиятельного учения о форме (Formenlehre) XIX века», которое он изложил в четырёх томах «Учения о музыкальной композиции» (нем. Die Lehre von der musikalischen Komposition, 1837—1847 годы; несколько переизданий выдержал и английский перевод Г. Сарони в США). Наибольшую популярность получила изложенная в этом трактате теория песенных форм. Маркс написал также монографию о Бетховене (нем. Ludwig van Beethoven: Leben und Schaffen; 1859) и книгу воспоминаний (нем. Erinnerungen aus meinem Leben; 1865).

Сочинения (выборка)

• Die Lehre von der musikalischen Komposition. 4 Bde. Leipzig: Breitkopf und Härtel, 1837-1847 (1837; 1842; 1845; 1847); многие репринты

Литература

• Ломтев Д.Г. Терминологические парадоксы в «Учении о музыкальной композиции» А.Б. Маркса // Музыковедение, 2012, № 7, c. 7–12.
• Siegfried Chr. Das Wirken Adolf Bernhard Marx' – Aspekte zur musikkulturellen Entwicklung Berlins in der ersten Hälfte des 19. Jahrhunderts. Dissertation. Potsdam, 1992.

Ссылки

• Маркс, Адольф Бернхард: ноты произведений на International Music Score Library Project
• Соловьёв Н. Ф.,. Маркс, Адольф Бернгардт // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Маркс, Адольф Бернхард

Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.