Марк Валерий Мессала Нигер
| Марк Валерий Мессала Нигер Marcus Valerius Messalla Niger | |
| Консул 61 до н. э. | |
|---|---|
| Рождение: | ок. 104 до н. э. |
| Смерть: | ок. 50 до н. э. |
| Род: | Валерии |
Марк Валерий Мессала Нигер (лат. Marcus Valerius Messalla Niger, ок. 104 до н. э. — ок. 50 до н. э.) — древнеримский политик и оратор, консул 61 до н. э., цензор 55 до н. э.
Происходил из известного рода Валериев. Известно, что до 73 года вошел в коллегию понтификов. Около 64 года был претором, в 61 году был консулом вместе с Марком Пупием Пизоном Фруги Кальпурнианом. Уже в начале консульства Цицерон характеризовал Мессалу как защитника интересов «лучших» (boni) людей[1], при этом отрицательно характеризуя его коллегу по консулату. Противодействовал своему коллеге в вопросе об осуждении Публия Клодия Пульхра по обвинению в святотатстве: несмотря на то, что Кальпурниан внёс закон о назначении судей по делу Клодия претором, он противодействовал его принятию из-за дружбы с Клодием. Благодаря своей твёрдой позиции Мессала заслужил поддержку большинства сенаторов, в том числе Цицерона, назвавшего Мессалу «выдающимся консулом»[2].
В 59 году Мессала был участником комиссии по разделу земли по закону Цезаря. В 55 году был цензором.
Трижды выполнял обязанности интеррекса; вероятно, в 55, 53 и 52 гг.
Мессала был достаточно известным оратором: Цицерон характеризовал его как усердного, проницательного и осторожного адвоката, готовившего свои речи со всей тщательностью, а его речь — как «отнюдь не бедную, но и не слишком красивую»[3].
Также известно, что Мессала в год своего консулата купил дом за 3 миллиона сестерциев[4].
Напишите отзыв о статье "Марк Валерий Мессала Нигер"
Примечания
Ссылки
- [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0002.001/1060?rgn=full+text;view=image Марк Валерий Мессала Нигер] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Марк Валерий Мессала Нигер
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
