Марк Эмилий Лепид (муж Друзиллы)
| Марк Эмилий Лепид | |
| MARCVS AEMILIVS LEPIDVS | |
| Род деятельности: |
Зять Калигулы, рассматривался в качестве наследника, заговорщик |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: | |
| Супруга: | |
Марк Эмилий Лепид (лат. Marcus Aemilius Lepidus), (14 — 39) — муж Юлии Друзиллы, был назначен Калигулой в качестве своего наследника. Был ключевой фигурой заговора против Калигулы, раскрытого в 39 году. Был приговорён к смерти и казнён.
Происхождение
Марк Эмилий Лепид был выходцем из патрицианского рода Эмилиев, относящегося к высшим родам римского общества, ветви Лепидов. Отцом его был Луций Эмилий Лепид Павел (консул 1 года), а приёмным Марк Эмилий Лепид. Жена Марка Эмилия неизвестна. В браке у них было трое детей — Эмилия Лепида, Марк Эмилий и Павла Эмилия.
Жизнеописание
Скорее всего, у Марка Эмилия были весьма близкие отношения с Калигулой. Ещё до свадьбы с Юлией Друзиллой, он получил право занять должность консула на 5 лет раньше ценза, а также был объявлен Калигулой своим наследником [1]. Вполне возможно, что причиной столь тёплого отношения Калигулы к Лепиду была их любовная связь [2].
В декабре 37 года женился на Юлии Друзилле, любимой сестре и любовнице Калигулы, с которой император жил практически как со своей женой [3]. Во время своей тяжёлой болезни в 37 году Калигула завещал Друзилле всё своё имущество и власть (лат. bonorum atque imperii) [1]. Однако Калигула выздоровел, а Юлия в 38 году умерла. Калигула воздал ей беспрецедентные почести, а Сенат обожествил её.
Заговор
После смерти Юлии Лепид сближается с двумя оставшимися сёстрами — Агриппиной и Ливиллой. Он по-прежнему остаётся единственным наследником Калигулы, а все трое становятся во главе заговора против императора. Каждый из них преследует свои цели:
- Лепиду, для того, чтобы стать в будущем легитимным принцепсом, надо породниться с женщиной из рода Юлиев. Каждая из сестёр вполне подходит на эту роль, даже несмотря на то, что в то время обе они были замужем;
- Агриппина старается обеспечить будущее малолетнему Нерону. Если она становится женой Лепида, а тот в результате переворота — принцепсом, то Нерон станет главным наследником императорской власти.
- Цели Ливиллы наименее понятны, но, скорее всего, она просто опасалась той власти, которую могла получить Агриппина и действовала, чтобы обезопасить себя. Также её преимуществом было отсутствие детей — она могла родить наследников непосредственно Лепиду [4].
Лепид становится любовником обеих сестёр, обеспечивающих ему поддержку весьма высокопоставленных римлян, а также многих сенаторов. В заговор были также вовлечены любовники сестёр — молодой Марк Софоний Тигеллин, будущий префект претория при Нероне, и Луций Анней Сенека [5].
Военное прикрытие переворота должны были обеспечивать 8 легионов, сосредоточенных в Верхней и Нижней Германии в руках находящихся уже более 7 лет во главе провинций Лентула Гетулика и его тестя Луция Апрония соответственно. Общее командование лежало на Гетулике.
Также в заговор были вовлечены наместник Сирии Луций Вителлий, под командованием которого находились ещё 4 легиона, и Кальвизий Сабин, наместник Паннонии, женатый на Корнелии, скорее всего — сестре Гетулика.
Как Калигуле стало известно о готовящемся перевороте — неизвестно. Ясно, что причиной активизации заговорщиков стала женитьба императора на Милонии Цезонии, уже беременной от Калигулы. Это пресекало слухи о возможной бесплодности императора, а также создавало опасность рождения легитимного наследника. Однако было уже поздно.
Осенью 39 года Калигула отстранил от должности обоих консулов, после чего вызывал в Рим Сабина. В Риме ему предъявили обвинение в покушении на императорскую власть. Сабин и Корнелия не стали дожидаться суда и покончили с собой. От управления провинцией был отстранён Вителлий [6].
В сентябре Калигула спешно покидает Рим и отправляется на север Италии, где планирует свою германскую кампанию. 27 октября 39 года Гетулик был обвинён в заговоре и казнён [7]. Также казням подверглось большое количество жителей. Во главе германских легионов был поставлен Гальба [8].
После этого Калигула возвращается в Меванию (совр. Беванья, Италия), где его дожидается большая часть сенаторов и окружения, выехавших с ним из Рима. Там он пишет сенаторам письмо, в котором обвиняет Лепида и сестёр в измене. Сенат приговаривает всех троих к смерти. Одним из главных обвинителей в Сенате выступал молодой Веспасиан. Лепид был казнён — ему перерезали горло, а тело его четвертовали. Сёстрам казнь была заменена ссылкой. В качестве наказания Агриппина и Ливилла пешком несли корзины с останками Лепида от Мевании до Рима [9].
Напишите отзыв о статье "Марк Эмилий Лепид (муж Друзиллы)"
Примечания
- ↑ 1 2 Дион Кассий, «Римская История» LIX 11, 1; 22
- ↑ Светоний «Жизнь 12 Цезарей», «Калигула», 24
- ↑ Светоний «Жизнь 12 Цезарей», «Калигула», 36
- ↑ A. Barret «Agrippina. Sex, power, and politics in the early empire», Yale University Press, New Haven and London, 1996
- ↑ Дион Кассий, «Римская История» LIX 23, 8
- ↑ Тацит, «Анналлы» VI. 9, 5-6
- ↑ Светоний «Жизнь 12 Цезарей», «Калигула», 8
- ↑ Светоний «Жизнь 12 Цезарей», «Гальба», 6
- ↑ Сенека «Письма к Луцилию», IV, 7
Литература
- Дион Кассий. «Римская история». LIX.
- Светоний. «Жизнь Двенадцати Цезарей». XXIV. XXXVI.
- Тацит. «Анналы». XIV. 2.
Отрывок, характеризующий Марк Эмилий Лепид (муж Друзиллы)
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.
Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.
