Марс атакует!

Марс атакует!
Mars Attacks!
Жанр	фантастика чёрная комедия
Режиссёр	Тим Бёртон
Продюсер	Тим Бёртон Лэрри Дж. Фрэнко (англ.) Лори Паркер
Автор сценария	Джонатан Джемс (англ.)
В главных ролях	Джек Николсон Гленн Клоуз
Оператор	Питер Сушицки
Композитор	Дэниел Эльфман
Кинокомпания	Warner Bros.
Длительность	106 мин.
Бюджет	$ 70 000 000
Сборы	$ 101 371 017
Страна	США США
Год	1996
IMDb	ID 0116996
Выход фильма «Марс атакует!» (оригинальное название — Mars Attacks!)

К:Фильмы 1996 года

«Марс атакует!» (англ. Mars Attacks!) — научно-фантастический фильм с элементами чёрного юмора и политической сатиры 1996 года, в основе которого лежит одноимённая серия коллекционных карточек. Режиссёр Тим Бёртон.

Сюжет

В картине вплотную соседствуют несколько сюжетных линий, которые, часто переплетаясь, объединяются лишь ближе к финалу. В центре сюжетной линии — американский президент Джеймс Дейл (Джек Николсон) и его семья: первая леди Марша Дейл (Гленн Клоуз) и их дочь Тэффи (Натали Портман). Также Николсон играет в фильме и бизнесмена Арта Ленда. Здесь же показана амбициозная парочка тележурналистов: Джейсон Стоун (Майкл Дж. Фокс) и его близкая подруга Натали Лэйк (Сара Джессика Паркер). Их совместная семейная жизнь никак не вредит работе, где они являются соперниками. Следующий персонаж — бывший боксёр-тяжеловес на пенсии Байрон Уильямс (Джим Браун), который теперь служит символом одного из роскошных казино, прохаживаясь каждый вечер по игровому залу в костюме египетского фараона. Он безумно любит свою бывшую жену Луис (Пэм Гриер) и двух расторопных сыновей — Седрика (Рэй Дж. (англ.)) и Невилла (Брендон Хэммонд (англ.)), и всячески старается наладить с ними отношения. И ещё семья Норрис, помешанная на милитаризме. Вся, кроме младшего сына Ричи (Лукас Хаас) и их маразматической бабки Флоренс Норрис (Сильвия Сидни), обитавшей в доме престарелых.

Однажды утром профессор астрономии Дональд Кесслер (Пирс Броснан) представил президенту доклад, в котором говорится, что на околоземной орбите Земли находятся сотни «летающих тарелок». Столь значимое событие, как Первый Контакт, всколыхнуло всю планету, а то, что марсиане решили приземлиться на территории США, в пустыне Невада, подняло и так немалый престиж этой страны. В точке контакта были выстроены трибуны, приглашены гости, теле- и радиожурналисты, корреспонденты газет, и все желающие. Встречал марсианскую делегацию генерал Кейси (Пол Уинфилд), главная жизненная позиция которого гласила: «Если всё время стоять рядом и молчать, тебя обязательно заметят». На землю спустилось огромное стальное летающее блюдце, и к подиуму сошли несколько марсиан. Несмотря на то, что они по внешнему виду были карикатурными, малорослыми и большеголовыми с выпученными глазами, американцы встретили их, как миролюбивых посланцев высшего разума. Однако после слов «Мы пришли к вам с миром» пришельцы сожгли из своих бластеров несколько десятков человек.

Марсиане оказались злобными и кровожадными существами. Но искусство земной дипломатии дало марсианам второй шанс, и те заверили, что произошедшее в пустыне — не более чем ошибка из-за различий двух культур. Марсианский посол принёс свои извинения и, чтобы загладить вину, согласился выступить в конгрессе США перед сенаторами. Но и здесь произошло то же, что и на лётном поле в Неваде. Марсиане начали полномасштабную десантную операцию, а один марсианин, переодевшись в шикарную блондинку (Лиза Мэри), даже проник в спальню к президенту и чуть было не убил главу государства и его жену.

Взятых в плен Дональда Кесслера и Натали Лэйк марсиане ради хохмы немного «приукрасили». От астронома осталась одна голова, а головы и туловища журналистки и её любимой левретки вообще поменяли местами. Во время вторжения одна из летающих тарелок решила поиграть со стелой мемориала Независимости, для чего подорвала её основание, а затем начала подбрасывать в разные стороны, как качели. Моаи они словно кегли уничтожили гигантским шаром для боулинга.

На улицах Вашингтона, а затем и столиц всего мира марсиане начали жечь и крушить всё подряд, и свершили бы задуманное, если бы не маразматичная старушка Флоренс Норрис. И не столько она сама, сколько музыка, которую она постоянно слушала на своём проигрывателе. Мелодия Indian Love Call в исполнении Слима Уитмана в стиле йодля оказалась убийственной для пришельцев: от неё их головы взрывались, словно пузыри с зелёной краской. Это и спасло американскую нацию и всё население земного шара от гибели. В финале оставшаяся в живых дочь президента Тэффи Дейл торжественно вручила старушке и помогавшему ей внуку Ричи медали за храбрость.

В ролях

• Джек Николсон — президент США Джеймс Дэйл / Арт Лэнд
• Гленн Клоуз — первая леди Марша Дэйл
• Аннет Бенинг — Барбара Лэнд
• Пирс Броснан — профессор Дональд Кесслер
• Дэнни Де Вито — игрок в казино
• Мартин Шорт — пресс-секретарь Джерри Росс
• Сара Джессика Паркер — Натали Лэйк
• Майкл Дж. Фокс — Джейсон Стоун
• Род Стайгер — генерал Деккер
• Том Джонс — Том Джонс (камео)
• Лукас Хаас — Ричи Норрис
• Натали Портман — Тэффи Дэйл
• Джим Браун — Байрон Уильямс
• Лиза Мэри — переодетый марсианин
• Сильвия Сидни — бабушка Флоренз Норрис
• Кристина Эпплгейт — Шарона
• Пэм Гриер — Луиза Уильямс
• Пол Уинфилд — генерал Кейси
• Джек Блэк — Билли Глен Норрис
• Ежи Сколимовский — доктор Цайглер
• Барбе Шрёдер — Морис
• Фрэнк Уэлкер — голос Марсиан
• Роджер Л. Джексон — переводчик с марсианского

Награды и номинации

Награды

• 1997 — «Премия Сатурн»
  • Лучшая музыка — Дэниел Эльфман

Номинации

• 1997 — «Премия Сатурн»
  • Лучшие костюмы — Коллин Этвуд
  • Лучший режиссёр — Тим Бёртон
  • Лучший молодой актёр — Лукас Хаас
  • Лучший научно-фантастический фильм
  • Лучшие спецэффекты
  • Лучший сценарист — Джонатан Джемс (англ.)
• 1997 — «Премия Хьюго»
  • Лучшая постановка

Интересные факты

• Сценаристы фильма не знали, как будут разговаривать марсиане и написали в сценарии «ack, ack, ack, ack» в качестве замены диалогов. В итоге «рабочая версия» стала официальным языком марсиан.
• В фильм вошли кадры реального (строительного) взрыва казино в Лас-Вегасе, которые запечатлел Тим Бертон. Казино с башней, похожей на летающую тарелку (или диспетчерскую рубку аэропорта), называлось The Landmark и было взорвано 7 ноября 1995 года.
• В этом же 1996 году вышел похожий фильм «День независимости».

Ссылки

• [marsattacks.warnerbros.com/ Официальный сайт фильма]
• «Марс атакует!» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.allmovie.com/movie/v1:136613 Марс атакует!] (англ.) на сайте allmovie
• [exler.ru/films/20-08-2001.htm Рецензия Алекса Экслера]
• [www.gfg.com/nonsports/marsattacks.shtml Коллекционные карты Mars Attacks! (первоисточник фильма)]
• [www.imdb.com/title/tt0116996/trivia Раздел Trivia о фильме на Imdb.Com]

Отрывок, характеризующий Марс атакует!

Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]