Мартинсон, Сергей Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Мартинсон
Имя при рождении:

Сергей Александрович Мартинсон

Профессия:

актёр

Карьера:

1923—1984

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Серге́й Алекса́ндрович (Я́нович) Мартинсо́н (25 января (6 февраля) 1899 — 2 сентября 1984) — советский актёр театра и кино. Народный артист РСФСР (1964).





Биография

Сергей Мартинсон родился 25 января (6 февраля) 1899 года в Санкт-Петербурге.

В 1923 году Сергей Мартинсон окончил Институт сценических искусств в Петрограде.

Выступал в эстрадных театрах Петрограда — в театре «Вольная комедия», «Свободном театре». Работу в кино начал в мастерских ФЭКС. Играл в Театре Революции (1924—1941), Театре имени Вс. Э. Мейерхольда (1925—1926, 1929—1933, 1937—1938), в Мюзик-холле (1933—1936).

С 1945 года состоит в труппе Театра-студии киноактёра. Снимался у кинорежиссёров: Всеволода Пудовкина, Якова Протазанова, Сергея Юткевича, Бориса Барнета, Григория Рошаля[1] , Александра Птушко.

Сергей Мартинсон также работал много и в мультипликации, озвучивая мультфильмы.

Выдающийся комедийный актёр, эксцентрик, мастер пантомимы, буффонады и гротеска. Один из самых популярных мастеров кино и театра. Сам себя комиком не считал, в то время как за рубежом искусство Мартинсона сравнивали с искусством Чарли Чаплина[кто?].

Умер 2 сентября 1984 года. Похоронен на Кунцевском кладбище Москвы.

Зятья — альтист Рудольф Борисович Баршай и режиссёр Генрих Саулович Габай. Внук — физик Вальтер (Владимир Рудольфович) Баршай (англ.) (р. 1955).

Творчество

Роли в театре

Театр Мейерхольда.

«Рычи, Китай!» С. Третьякова (1923)— американский корреспондент[2]

«Последний решительный» Вс. Вишневского — американец[2]

«Мандат» Н. Р. Эрдмана (1925) — Валериан[2]

Театр Революции.

«Бесприданница» А. Н. Островского (1940) — Карандышев

Роли в кино

  1. 1924 — Похождения Октябрины — Кулидж Керзонович Пуанкаре[1]
  2. 1926 — Чёртово колесо — дирижёр оркестра
  3. 1926 — Братишка — директор треста
  4. 1932 — Две встречи — Белов, полковник
  5. 1933 — Дезертир — прохожий
  6. 1934 — Восстание рыбаков — Бредель
  7. 1934 — Марионетки — Соль, парикмахер
  8. 1935 — Гибель сенсации — певец в кабаре
  9. 1936 — Рыцари гусиного пера — лотошник
  10. 1936 — Ревизор — Хлестаков
  11. 1936 — Приключения Петрушки — рассеянный
  12. 1937 — Остров сокровищ — Бредли
  13. 1938 — Друзья из табора — Головин
  14. 1938 — Семья Оппенгейм — Гутветтер, поэт
  15. 1939 — Степан Разин — Шпынь
  16. 1939 — Золотой ключик — Дуремар
  17. 1940 — Ветер с востока — Стефан
  18. 1941 — Антон Иванович сердится — Керосинов
  19. 1941 — Самый храбрый — Гитлер
  20. 1941 — Волшебное зерно — живоглот
  21. 1941 — Боевой киносборник № 7 — фашистский лётчик
  22. 1942 — Карьера лейтенанта Гоппа — лейтенант Гопп
  23. 1942 — Юные партизаны
  24. 1942 — Швейк готовится к бою — офицер / манекен
  25. 1943 — Лермонтов — барон де Барант / Степан Степанович
  26. 1943 — Новые похождения Швейка — Гитлер
  27. 1943 — Мы с Урала — руководитель танцевального кружка
  28. 1944 — Сильва — Бонни
  29. 1944 — Свадьба — Иван Михайлович Ять, телеграфист
  30. 1947 — Подвиг разведчика — Вилли Поммер
  31. 1948 — Третий удар — Гитлер
  32. 1951 — Пржевальский — Шатило
  33. 1952 — Садко — инок
  34. 1953 — Корабли штурмуют бастионы — Фердинанд
  35. 1953 — Сеанс гипноза — гипнотизёр
  36. 1953 — Илья Муромец — Мишатычка
  37. 1956 — Безумный день — Миусов
  38. 1958 — Идиот — Лебедев
  39. 1959 — В нашем городе
  40. 1959 — Черноморочка — Виталий Аркадьевич Омельский, композитор и руководитель оркестра
  41. 1959 — Произведение искусства — доктор
  42. 1960 — SOS — Нортон Мейсфилд
  43. 1961 — Алые паруса — Филипп, угольщик
  44. 1961 — Вечера на хуторе близ Диканьки — Осип Никифорович, дьяк
  45. 1961 — Вольный ветер — кабатчик
  46. 1962 — Весёлые истории — дядя с собачкой
  47. 1963 — Укротители велосипедов — Георг Сибуль, старый гонщик
  48. 1963 — Знакомый адрес — Пьедесталов
  49. 1964 — Сказка о Мальчише-Кибальчише — Дедина 518, шпион-диверсант
  50. 1964 — Москва — Генуя — Барту
  51. 1964 — Сказка о потерянном времени — Прокофий Прокофьевич, злой волшебник
  52. 1965 — Спящий лев — Николай Николаевич Телегин
  53. 1965 — Тридцать три — Валентин Петрович, отец Розочки
  54. 1966 — Сказка о царе Салтане — опекун Салтана
  55. 1966 — Дядюшкин сон — князь Гаврила
  56. 1967 — Иные нынче времена — князь Борис
  57. 1968 — Улыбнись соседу — артист
  58. 1968 — Калиф-аист — визирь
  59. 1969 — 13 поручений — меломан
  60. 1969 — Время счастливых находок — князь
  61. 1969 — Красавица — одинокий дедушка с палочкой
  62. 1970 — В тридевятом царстве… — герцог де Моллюск
  63. 1970 — Любовь к трём апельсинам — король
  64. 1970 — Полчаса на чудеса — Абрикадабр
  65. 1972 — Летние сны — главбух
  66. 1972 — Руслан и Людмила — посол Византии
  67. 1973 — Города и годы — Перси
  68. 1975 — В стране ловушек — Волшебник
  69. 1975 — Большой аттракцион — дед Матвей
  70. 1976 — Про дракона на балконе, про ребят и самокат — Сергей Васильевич
  71. 1977 — Вооружён и очень опасен — мистер Тротт
  72. 1978 — Новые приключения капитана Врунгеля — мистер Вант
  73. 1978 — Ярославна, королева Франции — епископ Роже
  74. 1981 — Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона: Собака Баскервилей — мистер Фрэнкленд, отец Лоры Лайонс
  75. 1984 — И жизнь, и слёзы, и любовь… — Егошкин

Озвучивание мультфильмов

  1. 1940 — Ивась — Поручик
  2. 1945 — Пропавшая грамота — Ведьма
  3. 1948 — Слон и муравей — Волк
  4. 1948 — Полкан и шавка — Шавка.
  5. 1948 — Федя Зайцев — Человечек, нарисованный мелом на доске / Странное животное
  6. 1948 — Чемпион (мультфильм) — Волк
  7. 1949 — Лев и заяц — Заяц
  8. 1953 — Крашеный лис — Лис
  9. 1954 — Козёл-музыкант — Осёл
  10. 1954 — Подпись неразборчива
  11. 1955 — Заколдованный мальчик — Крыса
  12. 1956 — Миллион в мешке — Сыщик Ищи-Свищи
  13. 1956 — Маленький Шего — Гиена
  14. 1957 — Снежная королева — Ворон
  15. 1958 — Петя и Красная Шапочка — Диктор
  16. 1958 — Тайна далекого острова — Доктор (в титрах — В. Мартинсон)
  17. 1958 — Кошкин дом — Петух
  18. 1958 — Мальчик из Неаполя
  19. 1959 — Легенда о завещании мавра — Цирюльник
  20. 1960 — Человечка нарисовал я — Человечек, нарисованный мелом на доске / Странное животное
  21. 1960 — Непьющий воробей. Сказка для взрослых
  22. 1960 — Мультипликационный Крокодил № 2 (сюжет «Однажды в магазине») — Костюм / Стиральная машина (вокал)
  23. 1960 — Лиса, бобёр и другие
  24. 1961 — Дорогая копейка — Цент
  25. 1961 — Ключ — голова Змея Горыныча
  26. 1961 — Мультипликационный Крокодил № 6 — Блокнотик
  27. 1961 — Впервые на арене — Пудель-куплетист
  28. 1962 — Дикие лебеди — Монах
  29. 1963 — Дочь солнца — Северный Ветер
  30. 1964 — Дюймовочка — Жук
  31. 1965 — Пастушка и трубочист — Генерал
  32. 1967-1971 — Маугли — шакал Табаки
  33. 1970 — Самый главный — Портной
  34. 1971 — Как ослик счастье искал — Овца
  35. 1972 — Утёнок, который не умел играть в футбол — Петух
  36. 1973 — Жук — кривая горка — Жук-часовщик
  37. 1974 — Толик и Тобик
  38. 1975 — В стране ловушек — Волшебник
  39. 1979 — Про щенка — Ворон. 1958 -- Первая скрипка -- Бабочка.

Награды и звания

Напишите отзыв о статье "Мартинсон, Сергей Александрович"

Примечания

  1. 1 2 Актёры советского кино. Выпуск второй. — М.: «Искусство», 1966. — С. 272
  2. 1 2 3 Русский драматический театр: Энциклопедия / Под общ. ред. М. И. Андреева, Н. Э. Звенигородской, А. В. Мартыновой и др. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2001. — 568 с.: ил. ISBN 5-85270-167-X

Ссылки

  • Sergey Martinson (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [russiancinema.ru/names/name1690/ Сергей Мартинсон — Энциклопедия отечественного кино]
  • [www.animator.ru/db/?p=show_person&pid=1092 Сергей Мартинсон] на Аниматор.ру
  • [web.archive.org/web/20071203094518/www.geocities.com/rusatg/catalog/m/martinson.htm Сергей Мартинсон: интервью и статьи, фильмография и фотографии]
  • [emigration.russie.ru/news/2/4091_1.html Сергей Александрович Мартинсон — легкомысленный король гротеска]
  • [www.vestnik.com/issues/1999/0316/win/kafanova.htm Подступы к трагедии]
  • [www.vmeste.org/prime/prime_martinson.htm П. Подкладов «Легкомысленный король гротеска»]

Отрывок, характеризующий Мартинсон, Сергей Александрович

– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.