Мартин, Мэри

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мэри Мартин
Mary Martin
Дата рождения:

1 декабря 1913(1913-12-01)

Место рождения:

Визерфорт, Техас, США

Дата смерти:

3 ноября 1990(1990-11-03) (76 лет)

Место смерти:

Ранчо-Мираж, Калифорния, США

Гражданство:

США США

Профессия:

актриса, певица

Карьера:

1938—1985

Мэри Мартин (англ. Mary Martin; 1 декабря 1913, Визерфорт[en] — 3 ноября 1990, Ранчо-Мираж[en]) — американская актриса и певица, четырежды становившаяся обладательницей театральной премии «Тони».





Биография

Юные годы

Мэри Вирджиния Мартин (англ. Mary Virginia Martin) родилась 1 декабря 1913 года в небольшом техасском городке Визерфорт. Её отец, Престон Мартин, был юристом, а мать, Хуанита Пресли, учителем игре на скрипке. Хотя доктора предупредили Хуаниты, что она будет рисковать жизнью, если решит рожать ребёнка, она всё же не слушала ни чьи предупреждения, потому что очень хотела сына. Но в итоге родилась Мэри, впитавшая в себя мальчишеский характер и в детстве по праву звавшаяся сорванцом. Мэри была любимицей отца и её детство прошло в счастливой обстановке рядом со старшей сестрой Джеральдин.

Будучи уже молодой девушкой она стала выступать субботними вечерами в местном клубе, где пела в женском трио. У Мэри была очень хорошая память, что облегчало ей запоминать тексты песен, а также помогало и в учёбе. После окончания обучения школы в родном городе родители отправили её завершать обучение в город Нашвилл, из-за чего ей пришлось расстаться со своим молодым человеком Бенджамином Джексоном Хагманом. В Нэшвилле она хотя и участвовала в местных развлекательных программах, иногда подражая в пении Фанни Брайс, всё же тоска по дому и любимому человеку была намного сильнее. Во время визита домой на каникулах Мэри и Бэнджамин убедили её мать дать согласие на их свадьбу, и в 17 лет Мартин была уже замужней и беременной девушкой[1]. Их сын, Ларри Хагман, впоследствии ставший популярным актёром, появился на свет в сентябре 1931 года.

Начавшаяся новая жизнь побудила Мэри бросить школу и посвятить себя мужу, вместе с которым она жила в доме её родителей. Но Мэри наверно не совсем понимала, на что идёт, выходя замуж и рожая ребёнка. Повседневные обязанности сильно тяготели над ней, и тогда она занялась сперва танцами, а потом и вовсе открыла свою собственную танцевальную школу.

Начало карьеры

Желая набраться профессионализма, Мэри отправилась в Калифорнию, где посещала две знаменитые танцевальные школы, а по возвращении открыла ещё одну танцевальную студию в соседнем городке Минерал-Уэллс. Её танцевальная студия размещалась в крупном здании, где так же находились и другие студии, в том числе и музыкальные. Однажды Мартин совершенно случайно попала в одну из таких, где исполнив одну из знаменитых в те годы песен, привлекла к себе внимание музыкальных агентов из Калифорнии. Мэри взяли на работу в качестве певицы, и она стала исполнять песни в одном из театров Сан-Франциско, а позже и в Лос-Анджелесе.

Но в то же время Мэри не могла полностью посвятить себя карьере, так на в родном городе у неё оставался муж и сын. По совету отца она в 1936 году развелась с мужем и, бросив всё, уехала в Голливуд. После многочисленных проб ей всё же удалось заполучить работу на радио, где она пела в одной из музыкальных передач. Но этого ей было мало и, желая сильнее пробиться в мир шоу-бизнеса, она продолжала посещать различные пробы. После двух лет интенсивной работы на радио и в ночных клубах Мартин удалось привлечь к себе внимание знаменитого автора либретто Оскара Хаммерстайна II. Он во многом посодействовал тому, чтобы Мэри Мартин вскоре появилась на Бродвее.

Бродвей

Её бродвейский дебют состоялся в 1938 году в мюзикле «Оставь это мне!», где Мэри, исполнив всёго одну песню во втором акте, добилась большого успеха, став «звездой всего за одни сутки»[2]. В том же году стартовала и кинокарьера Мартин. В последующие несколько лет она появилась в музыкальных фильмах «Гнев Парижа» (1938), «Великий Виктор Херберт» (1939), «Ритм на реке» (1940), «Город Нью-Йорк» (1941) и «Рождение блюза» (1941)[3].

В мае 1940 Мэри во второй раз вышла замуж, за репортёра и кинокритика Ричарда Холлидея. От него Мартин родила дочь Хэллер Холлидей, и оставалась с ним браке до его смерти в марте 1973 года[4].

В 1943 году Мэри Мартин удостоилась премии Дональдсон и также награды нью-йоркских кинокритиков за своё появление в бродвейском мюзикле «Одно прикосновение Венеры». Первую премию «Тони» Мартин получила в 1948 году с пометкой за развитие театра в стране, а вторую — в 1950 году за роль в знаменитом мюзикле «Юг Тихого океана».

Одной из самых успешных и знаменитых бродвейских ролей Мэри Мартин стал Питер Пэн в одноимённом мюзикле. Роль мальчика, который не хочет взрослеть, Мартин исполняла с 1954 по 1960 год, а в 1955 получила за него свою третью премию «Тони». Одноимённая телевизионная адаптация мюзикла в 1955 году принесла ей также и «Эмми». Не меньшим успехом пользовался мюзикл «Звуки музыки», поставленный в 1959 году и в котором Мэри исполнила также главную роль. Эта роль, как впрочем, и всё её предыдущие бродвейские появления, не осталась незамеченной и принесла актрисе её четвёртую статуэтку «Тони». В 1965 году Мэри исполнила роль Долли Леви в знаменитом мюзикле «Хэлло, Долли!» в Лондоне, а затем отправилась с мюзиклом в мировое турне. Это стало последним крупным театральным появлением Мэри Мартин, после которого она всё же продолжала изредка появляться на Бродвее, но не с прежним огромным размахом.

Мэри Мартин многие годы была близкой подругой другой бродвейской звезды Этель Мерман, а в 1977 году они появились на одной театральной сцене в постановке «Вместе на Бродвее: Мэри Мартин и Этель Мерман».

Последние годы

В 1982 году Мэри Мартин попала в автокатастрофу и была госпитализирована в центральный госпиталь Сан-Франциско с переломами двух рёбер, таза и сильного повреждения лёгкого[5]. Помимо неё в машине находился её пресс-агент, который погиб на месте, и подруга, актриса Джанет Гейнор, которая умерла спустя два года, так и не оправившись после аварии[6].

В последний раз на театральной сцене Мартин появилась в 1986 году в пьесе «Легенды» с Кэрол Чэннинг в главной роли. После годового турне, начавшегося в Далласе в январе 1986, её актёрская карьера завершилась[7]. В 1989 году она стала лауреатом премии Центра искусств имени Джона Ф. Кеннеди за достижения всей её жизни. Мэри Мартин не стало спустя год после этого. Она скончалась от рака 3 ноября 1990 года в своём доме в городке Ранчо-Мираж в Калифорнии в возрасте 76 лет[8]. Её похоронила на кладбище в её родном Витерфорте в Техасе.

Награды

1948 — «Специальная премия»
1950 — «Лучшая женская роль в мюзикле» («Юг Тихого океана»)
1955 — «Лучшая женская роль в мюзикле» («Питер Пэн»)
1960 — «Лучшая женская роль в мюзикле» («Звуки музыки»)
1955 — «Лучшая актриса второго плана в телефильме или минисериале» («Питер Пэн»)

Напишите отзыв о статье "Мартин, Мэри"

Примечания

  1. Davis, p. 16
  2. Davis, p. 41
  3. Mary Martin (англ.) на сайте Internet Movie Database
  4. Davis, pp.57, 60, 253
  5. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,949599,00.html MIlestones], Time (18 октября, 1982). Проверено 25 июня 2008.
  6. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,950804,00.html Hospitalized], Time (20 сентября 1982). Проверено 25 июня 2008.
  7. Davis, pp. 272—278
  8. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9C0CE5DE1238F936A35752C1A966958260 Mary Martin, 76, First Lady of Musicals, Dies], Time (5 ноября 1990). Проверено 25 июня 2008.

Литература

  • Martin Mary. My Heart Belongs. — New York: Morrow, 1976. — ISBN 0688030092.
  • Kirkwood, James, Jr. (1989). Diary of a Mad Playwright: Perilous Adventures on the Road with Mary Martin and Carol Channing, about production of the play «Legends» (Dutton)

Ссылки

  • [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=3709 Мэри Мартин] (англ.) на сайте Find a Grave

Отрывок, характеризующий Мартин, Мэри

– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]