Мартирий Зеленецкий

Для термина «Зеленецкий» см. также другие значения.

Мартирий Зеленецкий (Великолукский)
Фрагмент с иконописного подлинника (Россия, XVIII в.)
Имя в миру	Мина
Рождение	начало XVI в. Великие Луки
Смерть	1 (11) марта 1603 Зеленецкий-Троицкий монастырь
Монашеское имя	Мартирий
Почитается	в Русской церкви
Канонизирован	в XVIII веке при Императрице Елизавете Петровне
В лике	преподобных
День памяти	1 (14) марта и 11 (24) ноября
Труды	Повесть и житие, составленные им самим
Подвижничество	основание Свято-Троицкого Зеленецкого монастыря

Марти́рий Зелене́цкий (Марти́рий Великолу́кский, в миру — Мина; начало XVI века, Великие Луки — 1 (11) марта 1603, Зеленецкий-Троицкий монастырь) — основатель Свято-Троицкого Зеленецкого монастыря. Канонизирован в Русской церкви в лике преподобного, память совершается 1 (14) марта и 11 (24) ноября.

Жизнеописание

Преподобный Мартирий, в мире Мина, родился в Великих Луках. Едва выучил он псалтирь, как на 10 году его скончались родители его. Благоговейный иерей Благовещенской церкви любил доброго сироту, часто видя его в храме, и учил его добру.

Спустя несколько лет овдовевший священник постригся в обители бессребреников; Мина посещал его и здесь, — посещал и тогда, как Боголеп поставлен был в строителя Великолуцкой Сергиевой обители. В этой обители Мина, раздав всё имение, принял пострижение от наставника своего и назван Мартирием. Великолуцкий житель Афанасий, постриженный с именем Авраамия, поручен был руководству Мартирия и заменил труды его по храму.

Прожив 7 лет при наставнике Боголепе, Мартирий пожелал жить в уединении в пустынном месте, за 60 вёрст от Лук. Пишет преподобный в своей повести: «Возле какого-то ручья, на берегу в земле, в глине, выкопали мы себе землянку и покрыли её еловыми ветками. Я же жил в пустыни и питался рукоделием своим: плёл из лыка лапти и с навещающем крестьянином отсылал по сёлам жителям, а они присылали с ним же всё потребное мне. И я, грешный, принимал с благодарностью от них приносимое». Однако наставник прислал ему совет возвратиться в общежитие, так как здесь может он быть полезным и для других. В недоумении отправился он на поклонение Смоленской иконе Богоматери и чудотворцу Авраамию. В Смоленске получил ответ: «ты должен жить в пустыне, где укажет Господь и Его Пречистая Матерь». В Тихвинской обители обрадован он был свиданием с учеником своим Авраамием, который, быв болен, исцелён Богоматерью и оставался в Тихвине.

Мартирий просил Господа указать ему уединенное место для подвигов. Такое место указано было ночью ученику Мартириеву знамением крестовидной зари на острове, издавна называвшемся Зелёным. Благочестивый поселянин Иосиф по временам приносил ему пищу, а иногда, смущаемый помыслами и суетой, надолго оставлял без неё. По времени узнали и об отшельнике Зеленого острова. Как ни много тогда было в Новгородской области иноческих обителей, но в глуши, где поселился Мартирий, их не было. Потому, узнав о Мартирии, с особенным жаром стремились в его пустыню искренние подвижники.

Мартирий построил часовню и кельи с оградой. Узнал о преподобном и благочестивый Новгородский боярин Феодор Сырков; его усердием построен был в Мартириевой пустыни храм Благовещения, а братия упросили старца принять на себя сан священства и начальство над ними со званием игумена. Это было не позже 1570 года.

Но блаженному Мартирию в его глуши долго пришлось бороться с нуждами и бедностью. В писцовой книге Обонежской пятины за 1583 год читаем: «В Михайловском погосте на Ладожском подгорье монастырь называемый Зеленая пустынь, на острове, вновь строится в черном лесу. В монастыре церковь живоначальной Троицы, другая церковь — Благовещения с трапезою, обе деревянные; в монастыре игумен Мартирий и 12 старцев; ограда вокруг монастыря — деревянная; за монастырем двор коровий и конюшенный; пашни нет» .

Вот что рассказывает преподобный о небесном утешении, посетившем его: «Спал я в своей келье, в чулане, и увидел во сне Пречистую Богородицу в девичьем образе; благолепна была Она на вид: не видел я между людьми такой красивой девицы; умиленна лицом и прекрасна. На голове у неё был золотой венец, украшенный разноцветными каменьями. Невозможно человеческому уму постигнуть красоты её, ни выразить языком. Она же, Царица и Богородица, взирает на меня. Очи её были полны слез, чуть не канут на её пречистое лице».

В последние годы жизни блаженный прославился даром исцелений. В 1595 году в проезд свой в Москву остановился он в Твери. У жившего тогда в Твери царя Симеона Бекбулатовича был весьма болен сын, и царь, узнав о Мартирии, просил его прийти помолиться за умирающего сына. Преподобный возложил на грудь Иоанна Тихвинскую икону Богоматери, и больной исцелел. После того признательный царь был самым усердным благотворителем Мартириева монастыря. В 1595 году царь Феодор Иоаннович дал монастырю жалованную грамоту, утвердив основанный преподобным монастырь.

За полтора года до кончины святой старец посвятил себя безмолвию и молитве; выкопав своими руками могилу и в ней поставив гроб, приходил сюда плакать и молиться. Мирно почил он 1 (11) марта 1603 года. Мощи преподобного Мартирия почивают в гробнице, устроенной Новгородским митрополитом Корнилием, бывшим прежде того Зеленецким игуменом, который, почитая сего угодника Божьего, описал житие его и сочинил службу ему.

Иконография

Преподобный Мартирий традиционно на иконах изображается в полном монашеском облачении: подряснике, рясе, поясе, мантии, аналаве на груди, в схиме на плечах и в сапожках; с благословляющей десницей и свитком в левой руке.

Интересные факты

Великолукская наступательная операция (ноябрь 1942 — январь 1943 гг), началась 24 ноября в День памяти Святого Преподобного Мартирия — Игумена Зеленецкого (по григорианскому календарю), единственного святого родившегося в городе Великие Луки.

Литература

1. Мартирий Зеленецкий и основанный им Троицкий монастырь. / Изд. подгот. Е. В. Крушельницкой. — СПб.: Алетейя, 1998. — 262 с.
2. Описание Зеленецкого Троицкого монастыря. — СПб., 1883. — 69 с.
3. Арх. Филарет Черниговский (Гумилевский). Жития святых, чтимых Православной Церковью, с сведениями о праздниках Господских и Богородичных и о явленных чудотворных иконах. СПб., 1885 (2-е издание — 1892, 3-е издание — 1900).
4. Мартирий Зеленецкий. Акафист. Житие. Летопись. (Брошюра) / Сост. Медведев А. В. — СПб., 2003
5. Повесть о Мартирии, основателе Зеленой пустыни // Памятники старинной русской литературы / Сост. Костомаров Н. И. — СПб., 1862. — Т. 4. — С. 52-66.
6. «Повесть о житии преподобного отца Мартирия…» // Бычков И. А. Каталог собрания рукописей Ф. И. Буслаева. — СПб., 1897. — С. 342—351.
7. «Житие… Мартирия Зеленецкого» (11 ноября) // Новгородский месяцеслов с краткими жизнеописаниями святых угодников Божиих… / Сост. А. А. Усинин (Арсений). — СПб., 1882. — С. 86-87.
8. [www.webcitation.org/query?url=http%3A%2F%2Fodrl.pushkinskijdom.ru%2FLinkClick.aspx%3Ffileticket%3DR35v5QTLieY%253D%26tabid%3D2292&date=2012-02-15 Крушельницкая Е. В. Повесть Мартирия Зеленецкого и автобиографическое повествование в памятниках русской литературы XIV—XVI вв. // Труды Отдела древнерусской литературы. / РАН, ИРЛИ; Отв. ред. Д. С. Лихачев. СПб., 1993. Т. 46. C. 21-36.] (PDF)
9. [lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4320 Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2. Ч. 2: Л–Я / АН СССР, ИРЛИ; Отв. ред. Д. С. Лихачев. Л., 1989. 528 с.]. [web.archive.org/web/20071031104407/lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4320 Архивировано из первоисточника 31 октября 2007].

Отрывок, характеризующий Мартирий Зеленецкий

За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.