Мартовские поля
Мартовские поля (лат. Campus Martius) — так при Меровингах у франков называлось всеобщее народное собрание, собиравшееся в марте и, по древнегерманскому праву, имевшее в своих руках всю сумму государственной власти. С расширением Франкского государства собрание, ещё при Меровингах, потеряло бо́льшую часть своего значения. По сообщению Анналов Петау, Пипин Короткий в 755 году перенёс собрания на месяц май, почему они получили название майского поля (campus Majus, или Magicampus)[1]. Перенос был связан с усилением роли конницы в армии франков, поскольку коней было проще кормить подножным кормом в мае, а не в марте. При Карле Великом они главным образом служили для смотров и сборов к походам, но иногда и для подтверждения королевских указов; собирались очень неправильно(?) и при Людовике Благочестивом совершенно прекратились.
Напишите отзыв о статье "Мартовские поля"
Примечания
- ↑ [www.vostlit.info/Texts/rus15/Ann_Petaviani/text.phtml?id=1082 Петавианские анналы] = Annales Petaviani / Monumenta Germaniae Historica. Bd. 1. — Hannover, 1826.
Литература
- Мартовские поля // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Мартовские поля
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
