Мартыненко, Владимир Владимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Владимирович Мартыненко

российский социолог, политолог
Дата рождения:

24 марта 1957(1957-03-24) (67 лет)

Место рождения:

Киев, Украинская ССР, СССР

Страна:

СССР, Российская Федерация

Научная сфера:

социология, политология

Место работы:

ИСПИ РАН

Учёная степень:

доктор политических наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

МГУ им. М.В. Ломоносова

Награды и премии:

Конфессиональные награды:

Орден преподобного Сергия Радонежского III степени (РПЦ),

Литературная премия им. А. С. Грибоедова (Московская городская организация СП России)

Сайт:

[www.martynenko-info.ru/ tynenko-info.ru]

Владимир Владимирович Мартыненко (родился 24 марта 1957, Киев, Украина) — российский социолог, политолог, экономист; доктор политических наук, профессор; главный научный сотрудник Федерального государственного бюджетного учреждения науки Института социально-политических исследований РАН (ИСПИ РАН).

Основное направление научной деятельности — экономическая социология, социология политики, исследование социально-структурирующего значения денежно-кредитных отношений, а также критический анализ марксизма и проблем вульгаризации либеральных теорий.



Основные научные результаты

  • исследованы противоречия и проведена ревизия научного знания в области политической философии и социологии политики в контексте современных социально-политических реалий, выявлены концептуальные пробелы теорий социального развития; разработана новая социальная онтология, эпистемология и методология изучения государства и гражданского общества, политической идентификации исторических форм социума и перспектив социальной эволюции;
  • созданы новые междисциплинарные направления научных исследований — социология денежной политики и «денежной власти», политическая социология денежно-кредитных отношений и банковской деятельности; разработана теория кредитной природы формирования правовых отношений в обществе, концепция денег как категории социального права; раскрыто социально-политическое значение демонополизации денежной эмиссии;
  • разработана концепция социального страхования как базового компонента системы социальных функций государства по снижению риска социального распада, расширению социально значимых кредитных отношений и обеспечению сбалансированного социально-экономического развития общества.

Основные работы

В монографиях «Социология денежно-финансовых отношений» (2004) и «Неизвестная политика банка России» (2004) впервые представлен принципиально новый подход к анализу сущностных характеристик денег и эволюции денежных форм, предложена новая социально обусловленная концепция денежной политики и обеспечения стабильности денежно-кредитной системы. Сформулированы и теоретически обоснованы конкретные меры по трансформации роли и места денежной власти в общей системе разделения властей как предпосылки развития гражданского общества и преодоления внутренних противоречий демократического устройства государства.

В монографии «Неизвестная политика Банка России» (2004) проведен комплексный анализ целей и методов денежно-кредитной политики, осуществлявшейся в России с начала 1990-х годов, её социально-экономических и политических последствий. Критике подвергнута деятельность и идеология Центрального банка и Правительства РФ в денежной сфере, включая вопросы формирования эффективной банковской системы, проблемы взаимодействия центрального банка и коммерческих банков. Автор предлагает принципиально иную концепцию осуществления денежной эмиссии, которая предполагает отказ от какого-либо обеспечения для денежной эмиссии центрального банка. Наоборот, объемы денежной эмиссии центрального банка должны сами служить обеспечением (в рамках механизма рефинансирования и системы страхования депозитов) кредитно-денежной эмиссии коммерческих банков. Денежная эмиссия центрального банка должна быть направлена на обеспечение исполнение текущих денежных обязательств коммерческих банков перед кредиторами и вкладчиками.

Важным этапом в научно-исследовательской деятельности являются опубликованные в монографии «Идеология против экономики» (2005) результаты разработки методологии выявления социальных индикаторов, характеризующих процесс трансформации политики властных структур из социально востребованной в экономически неоправданную. Данный процесс ведет к утрате политической системой внутренних ресурсов и возможностей своего обновления.

Крупным научным трудом является монография «Кальдера государственной власти» (2005), в которой исследованы сущность и двойственная роль государства, внутренние закономерности и противоречия данной категории; представлены методы оценки принимаемых государственной властью общественно значимых решений, степени их соответствия объективным потребностям и возможностям сбалансированного социально-экономического развития. Эта монография представляет собой фундаментальное исследование теоретических и практических проблем взаимодействия политического и гражданского общества, включая политико-экономические и социальные аспекты финансовых и денежно-кредитных отношений; в ней представлены концепции и практические рекомендации по оптимизации функций исполнительной, законодательной, судебной, а также «денежной» власти. Особое место в монографии уделяется анализу внутренних противоречий марксистской теории.

Дальнейшее развитие указанные концепции и обоснование предложенных рекомендаций получили в последующих научных статьях, а также монографиях: «Социальная эпистемология и политика» (2008), «Социальная матрица политического знания» (2008), «Гражданское общество: от политических спекуляций и идеологического тумана к социальному знанию и осознанному выбору» (2008). В указанных монографиях подробно определено содержание новых междисциплинарных направлений социальных исследований и обоснована необходимость их углубленного научного развития. Раскрыта теория кредитной природы формирования социальных прав и системы социального страхования, социального смысла денежной власти и денежной эмиссии. Представлено новое, социально обусловленное прочтение денег как категории, характеризующей процесс формирования в обществе прав и обязанностей социальных субъектов. Выявлено социально-политическое значение исторической эволюции денежных форм, определено содержание, уточнены цели и методы осуществления социальной политики и стратегии социального страхования, их роль в системном обеспечении сбалансированного социально-экономического развития и предотвращении риска социального распада. Объяснены причины социально-политических трансформаций концепции гражданского общества, обстоятельства возрождения научного и практического интереса к проблематике гражданского общества настоящее время.

В контексте решения концептуальных проблем политологии и социологии особая научная значимость принадлежит монографии «Наступающая политология. Основы и особенности политической науки» (2010). В данной работе произведена оценка теоретического наследия в области политической философии, социологии политики, политической экономии и социологии; определены основные направления и методология междисциплинарных исследований политики.

Напишите отзыв о статье "Мартыненко, Владимир Владимирович"

Ссылки

  • [www.martynenko-info.ru/ Персональный сайт В. В. Мартыненко]
  • [www.isprras.ru/pages_36/index.html Персональная страница В. В. Мартыненко на сайте ИСПИ РАН]
  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-59572.ln-ru Профиль В. В. Мартыненко на сайте РАН]

Отрывок, характеризующий Мартыненко, Владимир Владимирович

Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.