Мартынов, Александр Павлович
Поделись знанием:
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
Александр Павлович Мартынов (14 (26) августа 1875, Москва— 8 февраля 1951, Лос-Анджелес[1]) — жандармский офицер, сотрудник Охранного отделения.
Содержание
Биография
Получил образование в 3-м Московском кадетском корпусе и 3-м военном Александровском училище по 1 разряду. Служил во 2-м пехотном Софийском полку, затем в 7-м гренадерском Самогитском полку, откуда и перешел в Отдельный корпус жандармов 8 мая 1899 г. в качестве младшего офицера Московского жандармского дивизиона. Занимал должности:
- с 8 мая 1899 — младший офицер Московского Жандармского дивизиона;
- с 16 ноября 1901 — прикомандирован к штабу Отдельного корпуса жандармов;
- с 18 декабря 1901 — адъютант Санкт-Петербургского Губернского жандармского управления;
- с января 1903 — помощник начальника Петроковского Губернского жандармского управления для заведования паспортным просмотром м. Модржиево;
- с 27 февраля 1903 — прикомандирован к Санкт-Петербургскому Губернскому жандармскому управлению;
- с 31 октября 1903 — в резерве при Санкт-Петербургском Губернском жандармском управлении;
- с 12 июля 1906 — в резерве при Саратовском Губернском жандармском управлении;
- с 10 июля 1912 — в распоряжении московского градоначальника в должности (с 21 августа 1912) начальника Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в г. Москве;
- с 4 апреля 1914 — начальник Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в г. Москве (приказ по Корпусу 1914 г. № 127).
- 22 марта 1915 за отличие по службе произведён в Отдельного корпуса жандармов полковники.
Дело Мартынова
- 28 февраля 1917 года, в первый день волнений в Петрограде, получил от Московского градоначальства 10 тысяч рублей расходы по охранному отделению, из которых около 9 тысяч раздал агентам в качестве аванса за март, а оставшееся оставил себе.
- 13 марта 1917 года подал комиссару Москвы рапорт, в котором заявил о прекращении работы отделения после революции и просил разрешения «вступить на общем основании в действующую армию и своей службой и в её рядах и кровно быть действительными защитниками родины и верными слугами Временного правительства».
- В начале апреля 1917 года был помещён на дворцовую гауптвахту в Кремле.
- 9 июня 1917 года газета «Русские ведомости» сообщила[2] о возбуждении уголовного дела, предъявлении обвинению в растрате и официальном взятии под стражу (переведён в Московскую губернскую тюрьму).
- В ноябре 1917 года мера пресечения была смягчена до залога в 5 тысяч рублей.
- Весной 1918 года вместе с семьёй бежал из Москвы на юг России, где вступил в Добровольческую армию и служил в контрразведке на Черноморском флоте.
В эмиграции
В середине ноября 1920 года эвакуировался из Крыма. Корабли русской эскадры покинул в Константинополе, где вместе с экс-начальником Московского сыскного отделения А. Ф. Кошко основал детективное агентство. В 1923 году эмигрировал в Нью-Йорк, работал в охранных структурах. В конце жизни переехал в Калифорнию, где и скончался в возрасте 75 лет.
Награды
- орден Св. Станислава 3 ст. (1908)
- орден Св. Станислава 2 ст. (25.05.1913)
Библиография
Написанные в 1933—1938 годах[3] мемуары («Моя служба в Отдельном корпусе жандармов» = «My service in the Special Corps of Gendarmes») опубликованы Гуверовским институтом посмертно, в 1972 году, переизданы Новым литературным обозрением в 2004 в составе сборника «„ОХРАНКА“: Воспоминания руководителей охранных отделений».
Напишите отзыв о статье "Мартынов, Александр Павлович"
Примечания
- ↑ [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=7614 Русская армия в Великой войне: Картотека проекта]
- ↑ [rusplt.ru/ww1/press/russkie-vedomosti-vospreschaetsya-osveschenie-reklam-vyivesok-narujnoe-osveschenie-teatrov-15099.html «Русские Ведомости»: воспрещается освещение реклам, вывесок, наружное освещение театров - Русская планета]
- ↑ [www.hrono.ru/libris/lib_m/ohranka00.html Охранка]
Литература
- Энциклопедия секретных служб России / Автор-составитель А.И.Колпакиди. — М.: АСТ, Астрель, Транзиткнига, 2004. — С. 132-133. — 800 с. — ISBN 5-17018975-3.
Ссылки
Отрывок, характеризующий Мартынов, Александр Павлович
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
