Марунченко, Павел Поликарпович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Марунченко Павел Поликарпович
Дата рождения

5 апреля 1917(1917-04-05)

Место рождения

слобода Макеевка

Дата смерти

3 ноября 1943(1943-11-03) (26 лет)

Место смерти

Крымский полуостров

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

1939—1943

Звание гвардии старший лейтенант

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Часть

1-й гвардейский стрелковый полк
2-я гвардейская стрелковая дивизия
56-я армия
Северо-Кавказский фронт

Награды и премии

Марунченко Павел Поликарпович (5 апреля 1917, Макеевка, Украина3 ноября 1943 Крым) — Герой Советского Союза, заместитель командира батальона по политической части 1-го гвардейского стрелкового полка 2-й гвардейской стрелковой дивизии 56-й армии Северо-Кавказского фронта, гвардии старший лейтенант.





Биография

Родился 5 апреля 1917 года в слободе Макеевка, ныне город Донецкой области Украины, в семье рабочего. Украинец. Член ВКП(б) с 1941 года. Окончил 7 классов. Работал на металлургическом заводе имени С. М. Кирова. В 1938 году по комсомольскому призыву уехал на Дальний Восток. Работал на железнодорожной станции Лазо (ныне администрации города Дальнереченска Приморского края).

В Красной Армии с 1939 года. В 1941 году окончил курсы усовершенствования командного состава. Участник Великой Отечественной войны с августа 1942 года. Сражался на Северо-Кавказском фронте.

Во время войны

В бою за селение Ардон (Северная Осетия) 10 ноября 1942 года Павел Марунченко, будучи комиссаром батальона 8-й воздушно-десантной бригады, шёл в первых рядах атакующей цепи и примерами личной храбрости увлекал бойцов за собой. Был ранен, но поле боя не покинул, пока подразделение полностью не выполнило боевую задачу.

В ночь на 2 октября 1943 года стрелковый батальон штурмовал сильно укреплённый пункт сопротивления немецкой обороны у хутора Белый Старо-Титоровского района Краснодарского края. Старший лейтенант Марунченко двигался вместе с бойцами в первой атакующей цепи 5-й стрелковой роты. Первым с ними ворвался в траншеи противника. В скоротечной и ожесточённой рукопашной схватке они выбили противника из окопов, уничтожив более 20 человек.

В наступательных боях по прорыву «Голубой линии» немецкой обороны и в последующих боях на промежуточных рубежах Марунченко постоянно находился в боевых порядках стрелковых рот. Вместе с бойцами поднимался и шёл в атаки. Личной отвагой воодушевлял бойцов на успешное выполнение боевой задачи.

Подвиг

В ночь на 3 ноября 1943 года десант 56-й армии, в составе которого заместителем командира батальона по политической части был Павел Поликарпович Марунченко, из района Темрюка начал форсирование Керченского пролива. Десантирование проходило в шторм, под усиленным огнём противника, в проливе было установлено около 6 тысяч мин.

Высадка началась сразу у нескольких населённых пунктов. 1-я стрелковая рота, среди бойцов которой был Павел Марунченко, высадилась у селения Жуковки и сразу же бросилась в атаку. Марунченко был в первых рядах атакующих. Своей личной храбростью он воодушевлял личный состав подразделения. Несмотря на огонь противника, бойцы ворвались в селение. В рукопашной схватке разгромили врага и овладели Жуковкой.

Продолжая наступление, рота разделилась на две штурмовые группы. Одну из них, в составе стрелкового взвода и пулемётного отделения, возглавил старший лейтенант Марунченко и повёл в атаку на важную в тактическом отношении высоту 175,0 северо-восточнее селения Маяк. Стремительным броском группа ворвалась на высоту и после ожесточённой рукопашной схватки овладела и ею.

Вторая группа роты успеха не имела. Была остановлена на окраине селения.

Противник, придя в себя, ринулся контратаковать горстку бойцов, засевших на господствующей высоте. Группа Марунченко отбила несколько вражеских контратак, нанеся гитлеровцам большие потери. А затем Павел Марунченко с призывом «За родину! Вперёд!» поднял бойцов в атаку. Взвод ударил во фланг противника, засевшего в селении Маяк, и вместе со второй группой сломили сопротивление гитлеровцев и овладели селением.

В этом бою старший лейтенант Марунченко лично уничтожил 20 солдат противника. Активные действия группы способствовали успешному выполнению боевой задачи по захвату рубежа на подступах к городу Керчь.

Павел Марунченко погиб на Крымской земле 3 ноября 1943 года. Похоронен в селе Глазовка Ленинского района.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 ноября 1943 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм, гвардии старшему лейтенанту Марунченко Павлу Поликарповичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Награждён орденом Ленина, орденом Красного Знамени.

Память

Именем бесстрашного офицера-политработника названы улицы в городе Макеевке и селении Маяк. Герой Советского Союза П. П. Марунченко был навечно зачислен в списки комсомольской организации металлургического завода имени С. М. Кирова. Бригада сталеваров ежемесячно на счёт Героя выплавляла дополнительно 10 тонн стали.

Напишите отзыв о статье "Марунченко, Павел Поликарпович"

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=6072 Марунченко Павел Поликарпович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Марунченко, Павел Поликарпович


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.