Шестова, Ксения Ивановна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Марфа Ивановна»)
Перейти к: навигация, поиск
Ксения Ивановна Романова
(Шестова)<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портретная фантазия художника эпохи классицизма</td></tr>

 
Смерть: 26 января (5 февраля) 1631(1631-02-05)
Чебоксары
Род: Романовы
Отец: Иван Васильевич Шестов
Супруг: Фёдор Никитьевич Романов (патриарх Филарет)
Дети: Михаил, Татьяна

Инокиня Марфа (великая старица Марфа; в миру Ксения Иоанновна Романова, до брака Шестова; ум. 26 января (5 февраля) 1631, Чебоксары) — мать царя Михаила Федоровича, супруга Фёдора Никитьевича Романова (патриарха Филарета), именовавшаяся в грамотах своего сына «великая государыня»[1].





Биография

Ксения Шестова происходила из костромских дворян[2]. Предположительно, дочь Ивана Васильевича Шестова, избранного в «тысячу» Ивана Грозного. В родословных сказках Шестовы наряду с Морозовыми и Салтыковыми показаны потомками некого Миши Прушанина. Ксения была выдана замуж за Федора Романова около 1585 года.[3] Существует альтернативная (не признанная учёными) версия происхождения Ксении Ивановны из рода ярославских князей Шастуновых, впервые высказанная любителем генеалогических изысканий П. Н. Петровым.[4]

Известно, что существовала икона св. царевича Дмитрия, «заказанная бабкой будущего царя Михаила Федоровича Романова, Марией Шестовой, которая была пострижена, по указу Бориса Годунова, в Чебоксарский Никольский девичий монастырь, где вскоре и умерла»[5].

При Годунове

При Борисе Годунове вместе с мужем была насильно пострижена в монашество. В 1601 году сослана в Заонежье, в село Толвуя на берегу Онежского озера[6] и разлучена с детьми — Михаилом и Татьяной (единственные выжившие из её шести детей). Детей взяла к себе тётка, Марфа Никитична Черкасская. Тайком она увезла их из Белозерского края в село Клин Юрьевского уезда, старинную вотчину Романовых.[7]

По преданию, «…уединенный терем узницы был построен нарочно и был он очень тесен». Стоял «… в близком расстоянии от церкви, с северной стороны, рядом стояла караульня московских приставов, все было окружено забором».[8]

Филарет был сослан в Сийский монастырь на Русском Севере.

Посланный с Филаретом в Сийский монастырь пристав Воейков был свидетелем, как сильно тосковал по жене и детям Филарет Никитич:[6]
Жена моя бедная, наудачу уже жива ли? — говорил несчастный. — Где она? Чаю, где-нибудь туда её замчали, что й слух не зайдет. То мне и лихо, что жена и дети: как помянешь их, так словно кто рогатиною в сердце кольнет!

Известно, что находившаяся в заточении инокиня Марфа получала сведения о судьбе Филарета Никитича. Их «проведывал» толвуйский священник Ермолай Герасимов. За это священник и его потомки получили щедрые пожалования после восшествия на престол Михаила Федоровича Романова[9].

Смутное время

В 1606 году по приказу нового царя Лжедмитрия I, который старался демонстрировать своё родство со старой знатью, Романовы были освобождены. Инокиня Марфа воссоединилась с сыном. Дочь Татьяна (умерла в 1611 году) вышла замуж за князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского.[3]

Годы 16061608 Марфа прожила, вероятно, в Ростове, куда Филарет был поставлен в митрополиты. В 1608 году Филарет был схвачен тушинцами и отвезен в их «столицу», а в начале 1610 года он попал в Москву. Сюда же переселилась, неизвестно когда, и Марфа с сыном.[3]

Они находились в Москве до 1612 года, после чего смогли её покинуть. Отпущенная поляками, Марфа выехала в свою приданную вотчину, село Домнино (Костромской губернии), откуда ездила по ближайшим монастырям, молясь о пленном муже. По другим сведениям, с того года Марфа жила с сыном в костромском Ипатьевском монастыре. Когда послы земского собора просили Михаила на царство, она отказывала, ссылаясь на его юность, но в 1613 году он все-таки был избран.[10][11] Мать благословила сына на царство Феодоровской иконой Божией Матери, и с этого момента икона стала одной из святынь дома Романовых. В предании об иконе есть такое высказывание, приписываемые Марфе:[12]

ст.-слав. Се, Тебе,о Богомати Пречистая Богородица, в Твои Пречистеи руце, Владычице, чадо своё предаю, и якоже хощеши, устроиши ему полезная и всему православному христианству[12]

Великая государыня инокиня Марфа Ивановна

После избрания Михаила русским царем прибыла в Москву и стала оказывать на него сильное влияние. Оно было больше келейным, она практически не выступала в роли соправительницы сына, но оно ярко сказывалось в составе правящей среды при царе Михаиле, в которую Марфа ввела своего племянника Б. М. Салтыкова, другого родственника Михалкова и др. Её прямое вмешательство известно в отношении дела архимандрита Троице-Сергиева монастыря Дионисия по поводу его книжных исправлений, сочтённых ересью.[13] Дионисий был допрошен в её покоях в Вознесенском монастыре и Марфа изъявила согласие на его суровое наказание.

С воцарением Михаила она поселилась в деревянных хоромах вдовы царя Василия Шуйского и способствовала улучшению участи его вдовы Марии, насильно постриженной в монахини, которая в бытность царицей помогала семье Филарета.

Её власть пошла на убыль, когда Филарет в 1619 году вернулся из плена. Салтыковы были сосланы. Позже упоминается только по делу царской невесты Марии Хлоповой, которая ей была почему-то неприятна.

Погребена она в усыпальнице Романовых — в Новоспасском монастыре.

Интересные факты

  • Под именем инокиня Марфа также была насильно пострижена Мария Нагая, мать царевича Дмитрия.
  • У потомков Ключаревых (священника Ермолая Герасимова-Ключарева) в 1910 году члены этнографической экспедиции купили два старинных портрета: царя Михаила Федоровича и инокини Марфы Ивановны, изображенной еще молодой, но уже в монашеском одеянии. Этот портрет был опубликован в книге Н. С. Шайжина «Заонежская заточница», вышедшей в Петрозаводске в 1912 году. Купленные у Ключаревых портреты были переданы в этнографический музей. Сохранились ли вышеупомянутые реликвии до наших дней, неизвестно. Возможно, какие-то из них были переданы в Краеведческий музей и находятся в его запасниках[7].

Напишите отзыв о статье "Шестова, Ксения Ивановна"

Примечания

  1. [historydoc.edu.ru/catalog.asp?cat_ob_no=14075&ob_no=15699 Чин бракосочетания царя Михаила Федоровича с Евдокией Лукьяновной Стрешневой. 1626]
  2. Корсакова В. Романова-Юрьева, Ксения Ивановна // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.М., 1896—1918.
  3. 1 2 3 [www.lectures.edu.ru/default.asp?ob_no=16013 Инокиня Марфа]
  4. [www.russianfamily.ru/sh/shast.html Шастуновы и Велико-Гагины князья]
  5. [urbibl.ru/Knigi/cherdin/cherdinskiy-kray-4.htm О. М. Власова. ИКОНОГРАФИЯ СВЯТОГО БЛАГОВЕРНОГО ЦАРЕВИЧА ДМИТРИЯ ]
  6. 1 2 [kizhi.karelia.ru/information/6_newspaper/2006/11/marfa.htm Толвуйская заточница инокиня Марфа]
  7. 1 2 [eparhia.onego.ru/marfa.htm Заонежская пленница Марфа. Сайт Петрозаводской и Карельской епархии]
  8. [kizhi.karelia.ru/information/6_newspaper/2006/11/marfa.htm Известия изучения Олонецкой губернии. Благовещенский И. И. «Память о предках царствующего дома Романовых в Заонежье». 1913. № 1. Вып. 2. С. 25 (Цитируется по «Толвуйская заточница инокиня Марфа»]
  9. [www.sedmitza.ru/data/2011/08/29/1236466213/12_shamin.pdf Шамин С. М. Жалованная грамота священнику Ермолаю и его потомкам за помощь матери царя Михаила Федоровича инокине Марфе в годы годуновских гонений] // Вестник церковной истории. 2011. № 1-2(21-22). С. 246—248.
  10. Авраамий Палицын. [www.stsl.ru/lib/palitsin/ch72.php Сказание]. Проверено 6 марта 2010. [www.webcitation.org/6IEM0vvqa Архивировано из первоисточника 19 июля 2013].
  11. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Article/mor_mih.php Морозова Л. Е. Михаил Фёдорович // Вопросы истории. 1992. № 1.]
  12. 1 2 Судьба храма — судьба России: Храм Феодоровской иконы Божией Матери. — С. 11.
  13. Марфа Ивановна // Новый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, т. 25

Литература

  • Корсакова В. Романова-Юрьева, Ксения Ивановна // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.М., 1896—1918.
  • Поэма Ф. Глинки «Карелия, или Заточение Марфы Иоанновны Романовой»
  • Шайжин Н. С. Заонежская заточница. — Петрозаводск, 1912
  • Судьба храма — судьба России: Храм Феодоровской иконы Божией Матери / авторы-составители протоиерей Александр Сорокин и Александр Зимин. — СПб.: Изд-во Зимина, 2006. — 148 с. — ISBN 5-93522-039-3.
  • Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 3: Р — Я. — Петрозаводск: ИД «ПетроПресс», 2011. С. 30 — 384 с.: ил., карт. ISBN 978-5-8430-0127-8 (т. 3)
  • [www.sedmitza.ru/text/2423107.html Шамин С. М. Жалованная грамота священнику Ермолаю и его потомкам за помощь матери царя Михаила Федоровича инокине Марфе в годы годуновских гонений] // Вестник церковной истории. 2011. № 1-2(21-22). С. 246—248.

Ссылки

  • [elibrary.karelia.ru/book.shtml?levelID=012&id=174&cType=1 Шайжин Н. С. «Заточница Марфа». 1912 год.]

Отрывок, характеризующий Шестова, Ксения Ивановна

– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.